Лекция Отечественная историография Гражданской войны в России Лекция Проблемы нэпа в отечественной историографии Лекция Национальная политика советского государства: теория и практика вопроса Лекция Теория и историография «великого скачка»
|
Скачать 1 Mb.
|
Содержание Лекция 1. Отечественная историография Русской революции 1917 г. Лекция 2. Отечественная историография Гражданской войны в России Лекция 3. Проблемы НЭПа в отечественной историографии Лекция 4. Национальная политика советского государства: теория и практика вопроса Лекция 5. Теория и историография «великого скачка». Лекция 6. История СССР 1930-х гг. в свете современных научных подходов Лекция 7. Великая Отечественная война в современной отечественной историографии. Лекция 8. Внешняя политика СССР в условиях холодной войны: дискуссионные проблемы Лекция 9. Современная Россия. (Модернизация или деградация?) Лекция 1. Отечественная историография Русской революции 1917 г. 1) Советская историография. Историография событий 1917 года в России чрезвычайно широка. В советской исторической литературе развитие русской революции 1917 г. рассматривалось, исходя из существовавшей парадигмы, как организованный процесс, подготовленный партией большевиков при ведущей роли пролетариата. Переход солдат на сторону революции 27 февраля также оценивался не как стихийный взрыв, а как итог революционной агитации в казармах. В связи с этим в истории революционного движения России 1917 г. наиболее исследованы оказались действия пролетариата и армии, в частности, в работах Л.М.Старцева, Э.Н.Бурджалова, Л.С. Гапоненко, В.И.Миллера, С.В.Тютюкина, З.В. Степанова и др. Крестьянское движение в межреволюционный период стало предметом изучения в трудах О.Н.Моисеева, В.Г.Тюкавкина, Э.М.Шагина и др. Стихийные проявления протеста масс (солдатские бунты, выступления городской бедноты, продовольственные волнения) специально не изучались или рассматривались как контрреволюционные формы борьбы. Впервые вопрос о роли стихийности в Февральской революции поставили Э.Н.Бурджалов, М.Я.Гефтер, П.В.Волобуев. В 1956 г. историком Бурджаловым было высказано сомнение по поводу исключительной роли большевиков в подготовке Февральской революции, заявлено, что помимо РСДРП(б) ряд других социалистических групп (включая, левых эсеров, “межрайонцев”, меньшевиков-интернационалистов) сыграли существенную роль в забастовочном движении, однако и эта проблема в советской историографии оказалась свернута. Важное место в советской историографии занимала история политических партий в 1917 г. Эта тема разрабатывалась в трудах таких известных историков, как В.В.Комин, Л.М.Спирин; Х.М.Астрахан, К.В.Гусев, Г.З.Иоффе, Л.М.Старцев и др. В основном в данных работах история политических партий рассматривалась с точки зрения борьбы большевиков с буржуазными и мелкобуржуазными партиями, а собственная история последних сводилась исключительно к изучению их роли в формировании лагеря контрреволюции. В связи с этим события Февральской и Октябрьской революций были представлены в исследованиях изолированно друг от друга, а роль эсеров, меньшевиков, кадетов в демократическом движении отрицалась. Историками недооценивались также попытки этих партий реформистскими средствами решать проблемы, стоявшие перед страной, то есть из политического процесса исключалась либеральная буржуазно-демократическая и реформистская социалистическая альтернатива. Отсюда гибель небольшевистских политических партий после октябрьских событий представала в исторической литературе как процесс закономерный и предопределенный. В постперестроечный период в анализе событий 1917 г. также обозначился новый подход в отечественной историографии. В изучении революционных событий акцент сместился с социально-экономических предпосылок на ментальность и психологию масс. П.В.Волобуев, В.П.Булдаков отмечали, что роль событий 1917 г. определял не политический конфликт «в верхах», а «социальная база борьбы низов за выживание и растущее охлократическое буйство маргиналов». В предлагаемой авторами концепции революция в России и гражданская война рассматривались как часть ускоренного внешним вызовом системного кризиса империи, по своим масштабам и параметрам сравнимого с российской смутой начала ХVII века. Данный подход получил дальнейшее развитие в книге В.П.Булдакова «Красная смута. Природа и последствия революционного насилия» (1997), где автор связывает характер революционных событий в России с особенностями российской ментальности, психопатологическими, иррациональными чертами в поведении людей в эпоху кризисов (так называемая психосоциальная интерпретация революции). Данный подход в силу его односторонности (абсолютизации теории «психологии толпы» и «коллективного бессознательного») разделяется не всеми отечественными исследователями.. 2) Зарубежная историография. После Второй мировой войны в связи с интенсивным развитием профессиональной советологии на Западе активизировались научные изыскания в этой области. Среди западных исследователей, которые в той или иной мере рассматривали практически все аспекты советской истории, а также последние годы дореволюционной России, следует назвать американских советологов Р.Пайпса, А.Рабиновича, Р.Такера, М.Малиа; английских - И.Дейчера, Э.Карра, Р.Конквеста, Р.Дэвиса, А.Ноува, Дж.Хоскинга, Л.Шапиро, немецких - Д.Рудольфа, Г.Гейера, французских исследователей М.Ферро, Н.Верта и др. В последние годы развивается также японская, корейская, итальянская историография истории России. На рубеже 80-90-х гг. взаимодействие российской исторической науки с мировой вступило в новую стадию. На русском языке опубликованы труды Р.Слассера “Сталин в 1917 году. Человек, оставшийся вне революции”; А.Рабиновича “Большевики приходят к власти: революция 1917 г. в Петрограде”, “Июль 1917 года в России” и др. Своеобразная концепция истории русской революции сложилась у известного американского советолога Р.Пайпса - автора книг “Россия при старом режиме” и “Русская революция”. Пайпс рассматривает революцию в России как долговременный процесс, начавшийся со времен реформ Александра II (когда был впервые либерализован “патримониальный строй”) - и до смерти Сталина в 1953 г., когда, по мнению автора, “контрреволюция”, возникшая среди советской элиты, стала подтачивать “неопатримониальный” коммунистический режим. Революция в узком смысле слова, понимаемая Р. Пайпсом как кризис, сопутствующий переходу от старого режима к новому, началась с выступлений радикального студенчества в 1899 г., включала беспорядки 1905 г. и завершилась консолидацией власти в руках большевиков при Ленине, которым, по мнению Пайпса, руководила безграничная жажда власти и ненависть ко всем своим противникам из “буржуазного лагеря”. Значительный комплекс работ среди зарубежных авторов представляют труды, посвященные политическим деятелям России периода революции. Среди них выделяется биография А.Ф.Керенского, написанная английским историком Р.Абрахамом, в которой сбалансированы как позитивные, так и негативные черты Керенского (тщеславие, честолюбие и др.). Совсем иным предстает Керенский в исследовании другого автора - Джорджа Каткова - историка корниловского дела. Дж.Катков по сути разделяет убеждение самого Корнилова, что он вместе с Керенским и правительством занимался восстановлением военной дисциплины и общественного порядка в Петрограде. Падение Временного правительства Катков объяснял взаимным недоверием, маневрами и ошибками этих двух ведущих политических фигур. В целом, в современной зарубежной историографии признаются глубокие социальные причины революции, истоки которой видятся в самой российской истории, в народе, его менталитете. Начиная с конца 60-х гг., акцент делается на исследованиях русской социальной истории, изучении движений и настроений масс в межреволюционный период. Заложенные Дж.Робинсоном, Л.Волиным, Э.Карром традиции изучения социальной истории развивают в своих работах современные авторы - Т.Шанин, М.Левин, Д.Аткинсон, Ш.Фитцпатрик, С.Томпкинс и др., которые 1917 год рассматривают больше как результат всего предшествующего развития, а не просто как разрыв с историческим прошлым. 3) Октябрьская революция в отечественной историографии. В советской историографии история Октябрьской революции занимала центральное место. При этом события, связанные с приходом к власти большевиков, с самого начала получили прямо противоположную трактовку в отечественной и зарубежной (включая эмигрантскую) литературе, и на протяжении последующих лет оставались главной темой дискуссий. Представители политической оппозиции либеральной направленности заняли резко отрицательную позицию по отношению к Октябрьскому вооруженному восстанию, рассматривая его как катастрофу. В меньшевистской историографии октябрьские события рассматривались как военный переворот, заговор, утвердивший диктатуру с целью преждевременного “введения социализма”. А.Н.Потресов, Н.И.Рожков и другие в сборнике “Октябрьский переворот: Факты и документы” (1918) отрицали наличие финансового капитала в России как базы для социалистической революции. Эсеровские историки и публицисты (В.Чернов, Н.Кондратьев и др.) в 1918 г. издали сборники материалов “Год русской революции 1917-1918” и “Социально-экономические итоги Октябрьского переворота. Большевики у власти”. В них революционные события оценивались как солдатский бунт против затянувшейся войны, который нес разрушение вековой русской государственности и культуры. Первые работы историков-марксистов, посвященные революции, носили ярко выраженную политическую направленность. Проблема Октябрьской революции заняла одно из центральных мест в послеоктябрьских трудах В.И.Ленина, начиная от устных или печатных выступлений уже на следующий день после октябрьского восстания и кончая одной из последних работ, продиктованной уже тяжело больным Лениным (статьей “О нашей революции”). Не отвергая тезис о недостаточной зрелости объективных экономических предпосылок для социализма в России, Ленин выдвинул положение о первенстве политики над экономикой, что на практике означало возможность взятия власти пролетариатом и в относительно отсталых странах. По мысли Ленина, передовая надстройка (активная революционная роль пролетариата, наличие авангардной партии) создавала адекватную себе, вполне “зрелую” экономику и культуру. Надежды “на окончательную победу социализма” в России Ленин связывал с победой мировой революции - в Европе, затем - в странах Востока. В работах историков-марксистов упор делался на выявлении исторической закономерности Октября, раскрытии авангардной роли пролетариата. В основу их концепции были положены представления политиков на борьбу за власть в 1917 г. против Временного правительства и мелкобуржуазной демократии. На проблему предпосылок социалистической революции выходила и развернувшаяся в 30-е гг. дискуссия по истории финансового капитала в России. Историки Н.Н.Ванаг, С.П.Ронин (к ним присоединился Л.Н.Крицман, М.Н.Покровский), высказавшие идею о “денационализации” отечественного капитала, о его полном подчинении иностранному капиталу, приходили к выводу о дочернем происхождении русского империализма, отсюда утверждению о неготовности России к социалистическим преобразованиям. Против этой группы историков выступила официальная «сталинская школа», под влиянием которой происходит пересмотр традиционной для большевизма ленинской концепции истории партии. “Авторами” новой концепции стал сам Сталин и представители его ближайшего окружения (Л.П.Берия, К.Е.Ворошилов, Л.М.Каганович, И.П.Товстуха и др.). В изданной в 1935 г. книге “К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье” (где автором значился Л.Берия) были сформулированы ложные теории двоецентрия в ходе образования партии и двух вождей, послужившие исходным пунктом пропаганды идеи о равновеликом вкладе Ленина и Сталина в создание партии и руководство революцией. Для советской историографии второй половины 30-х - начала 50-х гг. в духе официальной истории Советского государства (“История ВКП(б). Краткий курс” /под редакцией И.Сталина, 1938) было характерно обезличивание истории, односторонность в освещении важнейших событий Октября и всего революционного процесса. При этом в официальной советской интерпретации Октябрьской революции степень социально-экономической и культурной зрелости дореволюционной России завышалась, что стало предметом критики со стороны западных историков и экономистов, а также представителей “нового направления” в отечественной историографии (в их числе И.Ф.Гиндин, К.Н.Тарновский, П.В.Волобуев, М.Я.Гефтер, А.Я.Аврех и некоторые другие). Эта группа историков попыталась отойти от сталинских схем и стереотипов, противопоставив идею многоукладности российской экономики господствовавшей тогда концепции зрелости отечественного государственно-монополистического капитализма как важнейшей предпосылки победы социалистической революции. Анализируя социально-экономические предпосылки революции, историки показали значение многоукладности российской экономики, типологию отечественного капитализма и вытекавшей из нее расстановки классовых и политических сил накануне Октября. Данное направление подверглось разгрому со стороны официальных лиц в исторической науке. Параллельно в зарубежной историографии проблемы Октября получили широкое освещение прежде всего в эмигрантской литературе. Для русских эмигрантов особенно в первые годы были характерны упрощенные оценки революции, которую многие из них считали простой случайностью, результатом международного заговора. Однако эта точка зрения не стала господствующей. Большая часть русской эмиграции рано осознала социологическую природу революции и указала на закономерный характер происшедших в России событий, подготовленных всем ходом русской истории и явившихся логическим следствием социально-политического кризиса в стране. Евразийцы (П.Савицкий, Г.Сувчинский, Н.Трубецкой, Г.Флоровский) и сменовеховцы (Н. Устрялов, Ю. Ключников, С. Лукьянов, А.Бобрищев-Пушкин) также рассматривали революцию больше как творческую силу, возвратившую России ее национальную самобытность. Представители евразийства трактовали русскую революцию как массовый отказ народа от европейской романо-германской культуры, как прорыв к новой культуре, в которой восточный элемент будет играть приоритетную роль. Именно осознание своей особенности, считали евразийцы, даст возможность евразийским народам преодолеть “смертоносный” (“романо-германский”) коммунизм и восстановить свою самостоятельную государственность. Представители русской либерально-консервативной мысли - П.Б.Струве, В.А.Маклаков, С.Л.Франк не разделяли оптимистических взглядов на русскую революцию представителей как левого, так и умеренно-социалистического направлений русской эмиграции. На их взгляд, русская революция была катастрофой, которая закончилась “разрушением и деградацией всех сил народа, материальных и духовных”. Национальные корни большевистской революции признавали философы С.Франк, Ф.Степун, Л.Карсавин, усматривавшие в духовных ценностях и самом типе мышления людей не только истоки, но и последствия революции. Другая часть эмиграции (в ее числе историк А.А.Кизеветтер) выступила против принципа детерминированности в истории и попыток объяснить успех большевиков пассивностью социальных низов и их привычкой к повиновению, утверждая, что большевистская революция не вытекала из русской истории с безусловной необходимостью. В центре западной октябристики также находились две главные проблемы. Первая - это легитимность самой основы “Великого Октября” как пролетарской и социалистической революции. Вторая – наличие или отсутствие преемственности между правлением Ленина и Сталина. Вскоре после Второй мировой войны на Западе начала складываться теория тоталитаризма, получившая отражение в исторических исследованиях. У истоков данной теории стояли – Х Арендт, Р.Арон, Л.Шапиро, Р.Пайпс, Р.Конквест, М.Малиа и др. Данная теория является прежде всего политической, так как изучает характер взаимодействия власти и общества в таких странах, как Германия, Италия, СССР и др., противопоставляя их странам либеральных западных демократий. Сторонники этого подхода рассматривали Октябрь как заговор, государственный переворот. По мнению советологов, захват власти стал возможен вследствие серьезных поражений в Первой мировой войне, подорвавшей политические и общественные устои императорской России. Эта точка зрения нашла свое отражение в трудах американского историка Уильяма Генри Чемберлина “Русская революция. 1917-1921” (В 2-х тт., 1935) и “Коммунистическая революция. Очерк стратегии и тактики” (1955), а также в более поздних работах Гарольда Г.Фишера, Р.Пайпса, Л.Шапиро, М. Ферро, Р.Сервиса. Именно Октябрьский переворот (эпоха Ленина) рассматривается ортодоксальными историками как начальная веха на пути становления тоталитарной системы в СССР, хотя большинство склонно связывать эпоху становления тоталитаризма в России все-таки с именем Сталина. Историки-диссиденты М.Я.Геллер и А.И.Некрич, оказавшиеся в 70-е годы на Западе, в своей работе “Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 г. до наших дней” (Лондон, 1982), также отрицали организованный характер восстания, говоря о “ползучем” захвате власти партией, “возглавляемой человеком, знавшим, чего он хочет”. Ученые поставили вопрос о насилии в советской истории как следствии господства большевиков, которое привело к существенным человеческим жертвам. С появлением новой социальной истории в 70-е гг. американские исследователи (которых стали называть историками-ревизионистами) предприняли попытку переоценки событий 1917 г. в России. В центр внимания ревизионистов был поставлен общественный и экономический фактор, т.е. “исследования режима” были заменены “исследованиями общественных отношений”. Ревизионисты попытались объяснить развитие дел в России “снизу”, как результат общественных отношений, а не “сверху”, как нечто привнесенное государством. Они рассматривали Октябрь как пролетарскую революцию, вызванную к жизни “поляризацией” классов рабочих и капиталистов (этот тезис отстаивали Л.Хеймсон, У.Розенберг). Поворот Ленина к террору и национализации в годы военного коммунизма трактуется ревизионистами (в том числе М.Левиным, С.Коэном) как временные издержки, вызванные гражданской войной. По их мнению, ленинизм не был тоталитарным, а истинным наследием Ленина являлась “смешанная экономика” времен нэпа. В исследованиях социальной истории партия большевиков в 1917 г. представлялась плюралистичной и достаточно демократичной (на чем особенно настаивали А.Рабинович и Р.Суни). А.Рабинович в своих книгах не рассматривает Октябрь как “путч”, а большевиков как закрытую “секту” (что было характерно для ортодоксальных историков). Он показывает, что большевики “не захватывали власть”, а “пришли к власти”. Отсюда его вывод о том, что Октябрь спас демократические завоевания Февральской революции, предотвратил вероятность установления военной диктатуры, предоставил возможность для социальных преобразований в России. На выяснение предпосылок и причин Октябрьской революции ориентированы также работы англо-американских исследователей в области экономической истории - специалистов по экономике царской России - А.Ноува, П.Грегори, Р.Стюарта (Великобритания), П.Дьюкса (США) и др. Одни авторы (Ж.Соколофф) считают, что слишком медленные темпы развития России явились причиной нарушения социального равновесия и прихода к власти большевиков; другие (П.Грегори) причины социального переворота усматривают в слишком высоких (и потому обременительных) темпах индустриализации. Но в целом, в западной историографии справедливо отмечается (с чем согласны многие современные отечественные исследователи) наличие сложных проблем в рыночной системе дореволюционной России, связанных с противоречивой экономической ролью государства и несбалансированностью хозяйства. В современной отечественной советологии ряд ученых продолжали отстаивать точку зрения о наличии в России некоего “оптимального сочетания” объективных предпосылок для победы социализма. При этом ими преувеличивался уровень монополизации промышленности в стране и в целом зрелость «социально-экономических предпосылок социалистической революции». В трудах Г.З.Иоффе обращалось внимание на значение Октября с точки зрения его “неоспоримых результатов”: выход из войны, спасение от национальной катастрофы, сохранение территориальной целостности и независимости. Прямую связь революции с крестьянским вопросом выделил В.П.Данилов, считая, что события 1917 г. происходили на фоне крестьянской (общинной) революции, которая в конечном итоге обеспечила успех Февраля и Октября в России. Близка к подобной оценке и точка зрения Ю.Н.Афанасьева, рассматривающего Октябрь как “консервативную крестьянскую реакцию на те изменения, которые происходили в России в связи с развитием капитализма”. Вместе с тем в те годы и особенно уже в постсоветской России широкое распространение получила теория тоталитаризма, которая приобрела характер господствующей официальной идеологии. В связи с этим распространенной стала точка зрения на октябрьские события как просто заговор, государственный переворот, осуществленный монолитной и дисциплинированной большевистской партией. Возрос интерес к идеям о так называемом «масонском заговоре», «немецком золоте». Давая оценку тоталитарной теории, известный историк А.К.Соколов отмечает, что она обобщает главным образом «негативные, вернее неприемлемые для западного индивидуалистического сознания тенденции» и ставит «на одну доску такие исторические феномены как «коммунизм», «фашизм», «нацизм»». Поэтому подобный односторонний подход справедливо вызывает критику у многих современных отечественных авторов – специалистов в области новейшей истории России (в их числе А.К.Соколов, С.В.Журавлев, В.С.Тяжельникова, И.Б.Орлов, Т.М.Смирнова и др.), которые указывают на «идеологическую заданность тоталитарной теории», ее «черно-белое» видение и дихотомический по отношению к советскому марксизму-ленинизму характер. В тоталитарной теории явно прослеживаются аналогии с «Кратким курсом истории ВКП(б)», взятые с обратным знаком. Данная группа историков в своих научных исследованиях обращается к изучению проблем социальной истории с ее установкой на изучение истории «снизу», вниманием к микроистории. Одновременно научным сообществом ставится и решается задача соединения в научных изысканиях микро- и макроанализа. В последние годы вышло несколько исследований по советской истории 1920-30-х гг., написанных с позиции соединения микро- и макроистории. Ряд современных исследователей осмысливают события 1917 г. в категориях “догоняющего развития” и индустриальной модернизации. Заметное внимание в постсоветской историографии уделяется судьбе Учредительного собрания, проблемам становления и развития советской политической системы, формирования партийно-государственного аппарата в первые годы советской власти. |
Похожие:
 |
Лекция I и проблема языка и сознания лекция II 31 слово и его семантическое... Монография представляет собой изложение курса лекций, про* читанных автором на факультете психологии Московского государственного... |
|
Лекция I и проблема языка и сознания лекция II 31 слово и его семантическое... Монография представляет собой изложение курса лекций, про* читанных автором на факультете психологии Московского государственного... |
 |
Лекция Предмет, задачи и методы перевода Лекция Общая характеристика современной теории перевода. Лекция Переводческая эквивалентность |
|
Курс лекций Ставрополь, 2015 содержание стр. Введение лекция Введение... Лекция 5: Приборы и приспособления для обнаружения и регистрации ионизирующих излучений |
|
Лекция Основы процесса тестирования по 3 Лекция Как протестировать неизвестную программу или наращиваемый подход к первичному функциональному тестированию по. 17 |
|
Лекция «Художественная литература о воспитании безнадзорных детей»,... М 15 А. С. Макаренко. Публичные выступления (1936-1939 гг.). Аутентичное издание. Составитель, автор комментариев: Гётц Хиллиг. Серия:... |
|
Лекция Автоматическое и автоматизированное управление. 5 Лекция Основные требования к scada-системам и их возможности. Аппаратные и программные средства scada-систем 17 |
|
Лекция Введение в курс «Компьютерные технологии в науке и образовании» Лекция Классификация и характеристика программных средств информационной технологии обучения (ито) 18 |
|
Литература См. Лекция 7,Лекция 8 Цель работы: Ознакомление с построением фильтров tcp/ip пакетов. Ознакомление с методами шифрования с открытым ключом на примере... |
|
Содержание Введение Лекция Базы данных и файловые системы Файловые системы 1 Структуры файлов Лекция Ранние подходы к организации бд. Системы, основанные на инвертированных списках, иерархические и сетевые субд. Примеры. Сильные... |
|
Литература 58 Лекция №15 Понятия и сущность данных, информации, знаний.... Лекция № Поиск полных текстов научных документов в мировых издательских системах 33 |
|
Способ жизни в эру водолея теория и практика самопознания и самооздоровления москва Теория и практика великого закона (Из неопубликованной рукописи мыслителя и духовидца) 93 |
|
Лекция по лоции Залива Петра Великого Офис регаты ... |
|
Лекция по лоции Залива Петра Великого Офис регаты ... |
|
Программа специальности 080801 «Прикладная информатика» Кафедра Гуманитарных... Сущность, формы, функции исторического знания. Методы и источники изучения истории. Понятие и классификация исторического источника.... |
|
Демографически-структурная теория и ее применение в изучении социально-экономической... Специальность 07. 00. 09 – историография, источниковедение и методы исторического исследования |