И. О. Сурмина александр невский
|
Скачать 3.96 Mb.
|
В. Л. ПянкевичНЕВОЛЬНИКИ В ВОЗРОЖДЕНИИ СОВЕТСКОЙ ЭКОНОМИКИ (историография принудительного труда граждан СССР40-х – начала 50-х годов) Создание и функционирование особого сектора «лагерной» экономики еще с довоенного времени стало важным направлением экономической политики руководства СССР. Во время и по окончании Великой Отечественной войны использование принудительного труда продолжало оставаться весомой составляющей жизни страны. Какую же роль отводят принудительному труду в советской экономике, решении задач восстановления народного хозяйства Советского Союза в ходе и по окончании войны российские и зарубежные исследователи? До недавнего времени проблема принудительного труда не изучалась в отечественной историографии. Во второй половине 80-х гг. в связи с большей доступностью прежде закрытых архивных материалов обозначилось внимание к ней публицистов, ученых, в том числе в связи с ростом интереса к судьбам репрессированных. В 90-е гг. работы, посвященные истории системы лагерей и спецпоселений, проблеме использования принудительного труда в СССР в 30–50-х гг., в большом количестве стали появляться в печати. Одним из первых на рубеже 80-х – 90-х гг. к данной теме судеб репрессированных, депортации народов, спецпереселенцев на основе ранее закрытых архивных, прежде всего статистических материалов обратился В. Н. Земсков, внимание которого привлек в основном демографический аспект темы277. Российские историки Н. Ф. Бугай и М. Е. Главацкий, В. П. Данилов, Н. А. Ивницкий, В. П. Мотревич, Т. И. Славко и другие стали заниматься этими сюжетами. Началась публикация прежде неизвестных документов на лагерную тему, в том числе содержащих статистические сведения о численности и составе заключенных, хозяйственной деятельности в отдельных подразделениях, лагерях, экономических функциях ГУЛАГа, об использовании принудительного труда и т.д.278 В. А. Пронько и В. Н. Земсков опубликовали доклад о работе Главного управления исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД СССР за годы Отечественной войны, в большей части которого характеризуется производственно-хозяйственная деятельность ГУЛАГа и освещаются мероприятия по оказанию помощи районам, освобожденным от оккупации279. Первое документально обоснованное описание советской лагерной системы имеется в составленном на базе ранее секретных архивных материалов М. Б. Смирновым справочнике280. Использование в сборнике, изданном Институтом российской истории РАН, посвященном 30-м гг., ранее не публиковавшихся секретных документов из фондов СНК СССР и НКВД позволило создать достаточно полное представление о динамике численности заключенных, условиях их жизни и роли и удельном весе их труда в решении задач хозяйственного строительства281. Несомненный интерес представляет содержащий раздел «Производственная деятельность» солидный том собрания документов ГУЛАГа, подготовленный А. И. Кокуриным и Н. В. Петровым282. Появились многочисленные региональные документальные публикации, исследования, затрагивающие и прямо посвященные военному и послевоенному периодам истории лагерной системы, ее экономике, в том числе отдельным лагерям283. Ряду авторов (Л. И. Гвоздкова, В. М. Кириллов, Н. А. Морозов и др.) удалось исследовать весьма широкий спектр проблем в рамках отдельно взятых регионов. Быстро растет количество диссертационных исследований, посвященных лагерной теме, использованию принудительного труда284. В стремительно увеличивающейся историографии активно используются прежде секретные архивные статистические материалы для характеристики масштабов ГУЛАГа, объемов и сфер применения принудительного труда, типологии социальных, национальных групп репрессированных, численности, структуры подразделений состава контингентов ГУЛАГа, вопросам принудительного трудоиспользования заключенных, спецпоселенцев, условий их жизни, труда и быта, физического состояния, питания, отношения к ним администрации. Предпринимаются попытки выявления периодизации применения принудительного труда. Исследователи ставят задачи ретроспективного анализа системы лагерей и спецпоселений в ее историческом развитии для определения ее характера и места в общей системе советского государства, выяснения основных особенностей генезиса и функционирования лагерно-производственных комплексов, общих тенденций развития лагерной системы в сочетании с региональными особенностями. Опыт изучения, накопление информации российскими историками обусловили возможность обращения к экономическим аспектам лагерной системы, изучению ее места в народном хозяйстве страны. Первые попытки анализа хозяйственной стороны темы предпринимаются в начале 90 х гг. в обстоятельной статье О. В. Хлевнюка, который прослеживает эволюцию советской системы принудительного труда с конца 20 х гг. до начала 40 х гг.285. Систему связей между внутрилагерной и внелагерной экономическими системами раскрывает в своей статье Л. С. Трус. Он выделяет своеобразный “комплекс ГУЛАГа” сложившийся в лагерях НКВД и распространившийся на советскую экономику в целом286. Следует особо отметить публикации Г. М. Ивановой, в которых затрагивается проблема экономического содержания принудительного труда в СССР287. Исследовательница, работы которой базируются на обширном комплексе архивных источников, в том числе остающихся на секретном хранении, рассматривает лагерную экономику как особую систему хозяйства, созданную на использовании различных видов принудительного труда, прежде всего заключенных. Названный аспект проблемы затрагивается в основанной на архивных материалах КГБ и МВД книге А. С. Смыкалина, которая посвящена ретроспективному анализу пенитенциарной системы России в период с 1917 г. до начала 60-х годов288. Авторы многочисленных публикаций по ранее запретным сюжетам репатриации, высылки крестьян, депортации народов СССР, не являющихся предметом данной статьи, также касаются трудового использования репрессированных. Новым стало рассмотрение сюжетов о применения принудительного труда в конкретно-исторических исследованиях посвященных экономическому, промышленному развитию регионов289, изучению трудовых ресурсов290. К трагическим страницам советской истории, масштабному использованию труда заключенных, давно обратились зарубежные авторы291. Лишенные, как, впрочем, и советские ученые, возможности работать с архивными материалами, западные исследователи тем не менее затрагивали эти сюжеты, пытались определить этапы формирования лагерной системы СССР, численность ее населения, анализировали хозяйственную деятельность. К концу 40-х гг. документальный материал о советской системе принудительного труда, накопленный в западной историографии, позволил перейти к этапу научного осмысления проблемы. Первой фундаментальной работой этого периода стала книга Д. Даллина и Б. И. Николаевского292. Позже феномен принудительного труда, в том числе его экономическая составляющая, стал осмысливаться и интерпретироваться в работах других западных авторов293. Российский историк Н. А. Морозов выделяет два направления в разработке темы истории ГУЛАГа западными авторами. Представители первого направления историков создали картину системы принудительного труда, используя в значительной степени социологический и политологический понятийный аппарат. Представители второго («историко-географического») направления предпочитали возможно более точно описывать спецпоселения конкретные лагеря, тюрьмы, их структуру, функции. Кроме того, тема принудительного труда затрагивалась в работах зарубежных авторов о депортации ряда народов СССР. Для зарубежной историографии 60–80-х гг., пишет Н. А. Морозов, был характерен высокий уровень научного осмысления исторических источников и попытки исследования социальных, экономических и психологических аспектов истории ГУЛАГа. Однако узость источниковой базы, обусловленная полным отсутствием доступа исследователей к материалам советских архивов, обусловила ряд субъективных оценок и фактических неточностей в историографии этого периода294. В связи с этим следует отметить опубликованные в нашей стране рефераты работ Р. Конквеста, С. Г. Уиткрофта, посвященных проблемам методики подсчетов оценок советологов, анализирующих динамику численности заключенных в сталинских тюрьмах и лагерях в рамках дискуссии в англо-американской советологии по проблемам демографической истории СССР295. Интерес представляет справочник, составленный известным французским писателем Ж. Росси (С. Жапризо), имевшим личный опыт общения с советской пенитенциарной системой296. Материал собран автором в 1937–1958 гг. в тюрьмах, лагерях, ссылке, а также с помощью тысяч интервью с заключенными. В справочнике представлены специфические термины, официальные и неофициальные, опубликованные и неопубликованные правительственные постановления и решения. Рубеж 80-х – 90-х гг. так же как и для российских историков, стал для зарубежные авторов временем начала энергичного исследования названной проблематики. Э. Бэкон, Д. Гетти, М. Джекобсон и другие опубликовали в 1993–1995 гг. работы, содержащие анализ социально-экономических аспектов темы массовых репрессий. Но буквальное следование тексту источников без достаточной критической работы привело авторов к возврату на сталинские смысловые «нары»297. Следует указать на издание справочно-библиографического характера298. Также необходимо отметить, что сведения, добытые российскими историками, изучающими прежде всего секретные документальные материалы по теме политических репрессий, активно используются в зарубежной литературе. Поток новейших публикаций как отечественных, так и зарубежных авторов не лишен некоторых существенных недостатков. Практически отсутствует серьезная источниковедческая критика архивных и мемуарных материалов. Вызывает сомнения точность используемой статистики ГУЛАГа. Одним из важных аспектов историографии темы, по которому имеются существенные расхождения, является проблема масштабов, а следовательно, и роли принудительного труда в восстановлении экономики СССР. Из введенной в научный оборот отчетности ГУЛАГа (публикации А. Н. Дугина, В. М. Земскова, В. Ф. Некрасова) следовало, что количество заключенных в лагерях и колониях ГУЛАГа перед войной достигло 2 млн. человек. Согласно специальной переписи, проводившейся Наркоматом обороны и НКВД СССР, эта численность составила примерно 2 млн. 300 тыс. человек299. Накануне войны, пишет А. С. Смыкалин, окончательно сформировалось хорошо организованная стройная система лагерей. Общее число заключенных на 1 января 1940 г. составило 1 659 992 чел.300 В связи с необходимостью пополнения рядов Красной Армии, вызваннной большими потерями в начале войны до конца 1941 г. в армию было передано 420 тыс. чел.301. В то же время в литературе отмечается не прекращающийся рост числа заключенных в военное время. За 1941–1945 гг. в лагеря ГУЛАГа было заключено 3 429 891 чел.; 621 537 чел. там умерло. На восток выехало 917 577 чел. спецпереселенцев302. За 1941–1944 гг. в ГУЛАГ прибыло 2,55 млн. чел., а убыло, в том числе в армию, 900 тыс.303. На 1 июня 1944 г. в СССР насчитывалось 1,2 млн. заключенных304. На начало октября 1945 г. на спецпоселении числилось 2 230 500 чел305. По окончании войны начался новый подъем численности репрессированных. По данным на 1 ноября 1947 г., в лагерном секторе «народного хозяйства» СССР были заняты 353 723 заключенных306. После некоторого снижения общей численности заключенных в годы Великой Отечественной войны, вскоре по ее окончании, пишет М. М. Хатылаев, вновь усилился поток прибывающих в Якутию заключенных307. По состоянию на 1 января 1950 г. в ГУЛАГе содержался 2 561 351 заключенный (1 416 300 в лагерях и 1 145 051 в колониях). Из них 578 912 человек, или 22,7% от общего числа заключенных ГУЛАГа, были осуждены за контрреволюционные преступления, т.е. по статье 58 (большинство осужденных по ст. 58 были невинными жертвами сталинских репрессий, меньшая – часть настоящие изменники Родины). В тюрьмах СССР, по данным на декабрь 1948 г. содержалось 230 614 подследственных и осужденных. По состоянию на 1 января 1950 г. на спецпоселении, в ссылке и на высылке находилось 2 660 040 человек. Таким образом, приходит к выводу В. Н. Земсков, к началу 1950 г. в СССР насчитывалось в общей сложности около 5,5 млн. заключенных, спецпоселенцев, ссыльнопоселенцев, ссыльных и высланных308. На 1 января 1953 г. на поселении находилось 2 753 356 спецпоселенцев, в том числе 1 810 140 взрослых спецпоселенцев (от 17 лет и старше)309. Тогда же на учете находились 52 468 ссыльнопоселенцев, 7 833 ссыльных и 6 119 высланных310. Согласно архивным данным, введенным в научный оборот, количество заключенных в лагерях и колониях ГУЛАГа достигло в 1953 г. двух с половиной млн. чел.311 Спецпоселенцы составляли значительную часть населения целых областей. Рост численности заключенных после войны, пишут М. Б. Смирнов, С. П. Сигачев, Д. В. Шкапов, то ускоряясь, то замедляясь, в целом продолжился до весны – лета 1950 г., когда был достигнут абсолютный максимум – 2 млн. 600 тыс. чел. в лагерях и колониях. Кроме того, в тюрьмах в этот период численность колебалась в пределах от 170 до 190 тыс. Еще несколько десятков тысяч должно было находиться «в пути». Максимальная численность заключенных в СССР превышала 2 млн. 800 тыс. чел.312 Необходимо отметить, что в новейшей российской историографии подвергается сомнению точность статистики ГУЛАГа, а опубликованные данные (В. Н. Земсков, Н. Ф. Бугай) о численности репрессированных не подтверждаются региональной статистикой313. Высказываются суждения о заниженности численности репрессированного населения, что подтверждается результатами исследований, возникших на местах региональных центров по изучению политических репрессий. В литературе, в том числе учебной, воспроизводятся данные о значительно больших масштабах лагерной системы. В системе ГУЛАГа в послевоенные годы, считают Т. М. Тимошина и В. П. Белихин, содержалось примерно 8–9 млн. заключенных314. В этом случае, полагают авторы, сказывается воздействие оценок, высказываемых в зарубежной историографии. По существующим оценкам, пишут Н. Шмелев и В. Попов, в лагерях в разное время находились от 10 до 15 млн. заключенных, в частности в 1953 году в ГУЛАГе находилось 12 млн. чел., или 20% занятых в сфере материального производства. ГУЛАГ занимает первое место среди всех советских министерств по производству продукции. Если к этому добавить 35 млн. колхозников и работников совхозов, привязанных к земле, которые работали в условиях, мало чем отличавшихся от гулаговских, пишут экономисты, то 80% всей советской экономики окажется хозяйственным укладом, который основывался на внеэкономическом принуждении315. В публикациях зарубежных историков также нет единства в оценках численности заключенных. Более того, приводимые оценки носят весьма неопределенный характер. В 1944 г. Д. Даллин опубликовал подсчеты, согласно которым принудительным трудом было занято от 7 до 12 млн. человек, а население лагерей ежегодно увеличивалась на 440–500 тыс. заключенных316. По мнению Г. Шварца, в 1942 г. их было около 13 млн. человек317. По подсчетам Н. Ясного, это число колебалось от 2–3 млн. до 20 млн.318. В советских лагерях в послевоенный период, пишет С.Свяневич, было от 3–5 до 12–15 млн. чел.319. Противоречивость данных о количестве заключенных после войны в зарубежной историографии (от 8 до 15 млн. чел. постоянного населения лагерей) отмечают М. Геллер и А. Некрич320. Учитывая численность новых категорий приговоренных к лагерям, следует признать, пишет Н. Верт, что в послевоенные годы советская концентрационная система достигла своего апогея. Французский историк воспроизводит известные на западе оценки численности заключенных ГУЛАГа для 30-х гг., колеблющиеся от 4,5 до 12 млн. человек. К 1948–1952 гг. все западные ученые относят максимальное число заключенных в лагерях и тюрьмах321. По мнению американского ученого С. Розенфилда, масштабы принудительного труда составляли приблизительно 20% несельскохозяйственной рабочей силы с середины 30-х гг. вплоть до времени смерти Сталина322. Более взвешенно подходит к оценкам численности занятых принудительным трудом известный экономист А. Бергсон, который выражает сомнение в приводимых Б. Николаевским и Д. Даллиным цифрах от 7 до 12 млн. занятых принудительным трудом, учитывая неясность происхождения этих данных. В 1937 г., по мнению американского исследователя, эта цифра составляла 3 млн. чел, в 1940 г.–3,5 млн., в 1950 г. также – 3,5 млн., в 1955 г. – 2 млн. чел.323. О дискуссионности в зарубежной историографии вопроса о численности занятых на принудительных работах в СССР свидетельствует статья британского историка С. Уиткрофта, направленная против методики подсчетов и оценок, содержащихся в исследованиях Р. Конквеста324. Следует иметь в виду, что в публикациях российских и зарубежных исследователей речь идет об использовании на принудительных работах самых разных категорий репрессированных: осужденных за сотрудничество с врагом, за уголовные преступления; репатриантов, в том числе бывших советских военнопленных; депортированных националов, трудармейцев, так называемых спецпереселенцев; колхозников, осужденных в 1948 г. и ставших жертвами кампании борьбы за укрепление колхозов, против невыполнения обязательного минимума трудодней; специалистов, конструкторов, инженеров и т. д. Представляется, что существенное различие в данных о численности людей, занятых подневольным трудом, объясняется не только большей или меньшей доступностью для исследователей источников, но и разным пониманием количества категорий людей, занятых принудительным трудом, – ограничением его только заключенными лагерей и колоний или включением в это число спецпоселенцев, ссыльнопоселенцев, ссыльных и высланных, депортированных, репатриантов, иностранных военнопленных и интернированных, распространение его на колхозников. В историографии указывается на использование принудительного труда в самых разных отраслях экономики СССР. Данные исследований свидетельствуют, что труд невольников использовался в большей степени в приоритетных отраслях. Однако это не означает, что лагеря, колонии и спецпоселения создавались только для решения конкретных экономических задач в тех районах где были крупные запасы полезных ископаемых, леса и другие природные богатства. Труд заключенных применялся в обрабатывающей промышленности, строительстве, в шахтах, на рудниках, лесозаготовках и т. д. Исследователи отмечают присущую еще довоенному времени постепенную трансформацию географии лагерного комплекса. Все большая его часть перемещалась к крупнейшим промышленным центрам. Так же постепенно формы организации, ориентированные на комплексное освоение крупных малообжитых территорий, в 30-е гг. оказались нежизнеспособными. Для довоенного времени был характерен процесс производственной специализации. С весны 1938 г. в составе ГУЛАГа появляются первые специализированные производственные управления325. Накануне войны были созданы Главные управления лагерей лесной промышленности, железнодорожного строительства, горно-металлургической промышленности, промышленного строительства, шоссейных дорог и ряда других326. Производственная база ГУЛАГа непрерывно расширялась и укреплялась, в его ведение передавались все новые объекты, которые не могли существовать без привлечения принудительного труда. К 1940 г. ГУЛАГ превратился в производственно-хозяйственный главк НКВД, его деятельность охватывала 17 отраслей промышленности, сельскохозяйственное производство и строительство крупнейших индустриальных комплексов. Документы отражают достижения ГУЛАГа в освоении богатств Севера, Дальнего Востока и Сибири в развитии ряда отраслей промышленности. В лесозаготовках, золотодобыче и добыче рыбной продукции его доля составляла около 40%327. На ряде шахт Кузбасса в начале Великой Отечественной войны удельный вес заключенных достиг 40% об общей численности рабочих. Такой же оставалась численность среди шахтеров угольных комбинатов Кузбасса представителей спецконтингента в первые послевоенные годы328. В промышленном освоении Дальнего Востока в 30-х – начале 50-х гг., отмечает Е. Н. Чернолуцкая, приблизительно половина всех работ осуществлялась путем спецколонизации, а в Магаданской области – практически полностью329. А. С. Смыкалин, подчеркивает, что нельзя упускать из виду, тот факт, что в годы войны значительный объем работ в тылу был выполнен ГУЛАГом и другими производственными главками НКВД, где основной рабочей силой были заключенные330. Большинство заключенных лагерей Дальстроя были заняты на тяжелых горных работах, их труд применялся на очистных, горно-подготовительных, разведочных, лесозаготовительных работах331. Характерно следующее суждение В. Н. Земскова: «Сводные отчеты ГУЛАГа – стостраничные тома – походят скорее на отчеты народно-хозяйственных предприятий. В них учтено даже количество гвоздей, ушедших на сбивку тары»332. Г. М. Иванова пишет, что хозяйственная деятельность МВД отличалась чрезвычайным разнообразием. В 1950 г. в системе лагерей насчитывалось 1300 совхозов и подсобных хозяйств, с посевной площадью 656 тыс. га. Кроме того, они имели 700 тыс. голов продуктивного скота. ГУЛАГ внес также заметный вклад в (в научной литературе еще не отмеченный) в освоение целинных и залежных земель333. Труд спецпоселенцев и административно-выселенных из других областей широко применялся до начала и даже до середины 50-х гг. в промышленности Якутии334. Одну из причин появления каторжных работ в 1943 г. Г. М. Иванова видит в начале практических действий по созданию атомной бомбы. В послевоенные годы в системе МВД был создан ряд главков, непосредственно обслуживавших оборонную промышленность335. Аналогичное суждение о том, что массовый принудительный труд был одним из средств мобилизации людей на решение задач военного соревнования с Западом, а система лагерей НКВД стала основой создания приоритетной отрасли советской экономики – атомной промышленности, высказывает И. В. Быстрова336. Для осуществления большого объема строительных работ на объектах оборонной индустрии, отмечает Н. М. Савицкий, соответственно требовались многочисленные трудовые ресурсы, которые на добровольной основе изыскать было сложно. Поэтому руководители строительных организаций были заинтересованы в том, чтобы на стройках работали заключенные и другие категории так называемого «спецконтингента». Эта практика применялась в большей мере в первое послевоенное десятилетие337. В историографии отмечаются значительные объемы выполненных невольниками работ. Экономика принудительного труда, констатирует О. Хлевнюк, была одной из существенных опор сталинской системы. Уже в предвоенные годы НКВД выдвинулся в число крупнейших хозяйственных наркоматов, обеспечивая значительную часть капитального строительства, особенно в отдаленных районах, добычу некоторых видов сырья, в том числе стратегического назначения. НКВД и его руководители оказывали существенное воздействие на выработку экономической политики государства, определение планов и пропорций хозяйственного развития338. Далеко не полный обзор эшелонов, прибывших в Якутию со спецконтингентом из различных регионов страны, пишет М. М. Хатылаев, обнаруживает последовательно проводимую политику, направленную на обеспечение директивно установленных высоких темпов промышленного освоения Якутии во многом за счет привлечения принудительного труда339. О весьма значительной роли труда заключенных свидетельствуют воспроизводимые в публикациях статистические данные о производстве важнейших видов продукции промышленных предприятий НКВД СССР за годы Великой Отечественной войны, в числе которых объемы добычи золота, олова, вольфрама, молибдена, никеля, меди, хрома, нефти, леса, производства мин и т.д. 340 А. В. Митрофанова пишет о немалой роли в укреплении советской экономики в годы войны заключенных, среди которых и крупнейшие специалисты своего дела341. В историографии отмечается самоотверженность, героизм труда заключенных, спецпереселенцев, других репрессированных в годы Великой Отечественной войны, за что многие из них были награждены медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»342 Важность обеспечивавшегося принудительным трудом вклада в экономику СССР по окончании войны отмечается в обобщающей работе американского историка Дж. Кипа343. Н. Верт отмечает, что «население» ГУЛАГа внесло основной вклад в освоение новых районов344. Людей, занятых принудительным трудом, указывают Д. Даллин и Б. Николаевский, необходимо рассматривать как один из важнейших классов социальной структуры Советской России – более многочисленный и экономически не менее важный, чем класс свободных промышленных рабочих345. Сотни объектов промышленного значения, пишет А. С. Смыкалин, были в рекордные сроки восстановлены или построены вновь руками заключенных346. Суждения о значении лагерной экономики носят ориентировочный характер. Определяя общий удельный вес экономики НКВД в народном хозяйстве страны, по мнению О. Хлевнюк, необходимо оговориться, что речь может идти о приблизительной оценке. Во-первых, потому, что трудно выявить и точно взвесить все области эксплуатации принудительного труда. Например, неизвестно сегодня о деятельности арестованных ученых и инженеров в так называемых шарашках, возникших в довоенный период. Судя по всему, не всегда учитывалась за НКВД продукция заключенных и трудпоселенцев, поставленных по «нарядам» другим ведомствам и т.д. Во-вторых, по многим параметрам производство НКВД трудно сопоставить с деятельностью обычных хозяйственных наркоматов: заключенные работали, как правило, на самых тяжелых участках, в экстремальных условиях347. В публикациях российских историков, как специально обращающихся к вопросам использования труда репрессированных, так и затрагивающих эту тему при изучении других сюжетов, содержатся лишь примерные оценки результатов труда, говорится только об определенном вкладе людей подневольного труда в развитие производства той или иной отрасли экономики или региона. Следует также указать на трудности, которые испытывают исследователи в определении роли лагерной экономики. Решение задачи сравнения показателей деятельности лагерной экономики с данными по всему хозяйственному комплексу осложняется тем, что статистика тех лет представлена только в относительных показателях. Немаловажной задачей, которую пытаются решить современные отечественные исследователи, является определение важности экономического содержания и эффективности принудительного труда. Еще в начале 30 х гг., указывают М. Б. Смирнов, С. П. Сигачев, Д. В. Шкапов, для экономики страны в целом и для лагерной экономики в частности, принципиальное значение приобрело быстрое расширение сферы действия директивного планирования. Для объектов и организаций, попавших в эту сферу, менялся приоритет экономического поведения: главным становилось не достижение рентабельности (применительно к местам заключения самоокупаемости), а выполнение плановых заданий при фиксированных фондах снабжения и лимитах рабочей силы (предельном числе привлекаемых работников, но отнюдь не отработанных человеко-часов!)348. Таким образом, рентабельность принудительной трудовой деятельности, видимо, не предусматривалась ее организаторами. Достижение во второй половине 40-х – начале 50-х гг. советской системой концентрационных лагерей апогея, пишет Г. М. Иванова, проявилось не только в значительном росте числа заключенных, но и в той экономической роли, которую начал играть ГУЛАГ в послевоенные годы349. А. С. Смыкалин отмечает высокие производственные показатели ГУЛАГа, которые обеспечивались жесткой организацией труда, в частности, спецпоселенцев из числа раскулаченных350. Опровергая мысль о том, что ГУЛАГ принес стране колоссальную пользу в годы войны, Г. М. Иванова пишет, что архивные документы свидетельствуют о массовых приписках, свойственных лагерному хозяйству. Нельзя не видеть, что за бодрыми работами гулаговского начальства скрывается элементарная показуха. Экономическая деятельность МВД была столь нерациональна и неэффективна, что даже такой, казалось бы, «выгодный вид коммерческой деятельности, как сдача заключенных в аренду», не приносил министерству прибыли351. Аналогичное мнение о низкой эффективности массового принудительного труда высказывает И. В. Быстрова352. В историографии также имеются суждения о различиях в производительности труда невольников и вольнонаемной рабочей силы, что, в свою очередь, способствовало сокращению использования труда заключенных ввиду его низкой результативности. Применение устрашающих мер, чтобы заставить людей бесплатно работать в колхозах и совхозах, пишет В. Ф. Зима, не было экономически оправдано. Об этом свидетельствует падение количества высланных по указу 1948 г. крестьян353, а также то обстоятельство, что за период с августа 1946 г. по январь 1952 г. Совет Министров СССР принял 14 постановлений, согласно которым в 28 республиках, краях и областях спецпереселенцы контингента «бывшие кулаки» полностью освобождались из спецселения354. Экономист Г. С. Лисичкин объясняет неуспех сталинской экономической политики тем, что в ее основе лежало насилие355. Известный юрист А. М. Яковлев считает, что принудительное воздействие на производственные отношения лишало экономику необходимого динамизма356. А. В. Дмитриев и И. Ю. Залысин констатируют низкую эффективность политического насилия в целом357. О безнравственности и абсурдности гулаговской системы хозяйства, неэффективности и бессмысленности лагерной экономики, низком качестве строительства пишет Г. М. Иванова. Особую остроту вопросы «трудового использования контингента» приобрели в начале 50-х гг. В 1951–1952 гг. ни одно из крупных лагерно-производственных управлений не выполнило плана. Именно в этот период, примерно с середины 1951 г., все явственнее обозначается кризис лагерной экономики. «Великие стройки коммунизма» требовали для их осуществления огромного труда, причем труда добросовестного, квалифицированного, что не могли дать гулаговские кадры. Как всякое рабовладельческое государство, ГУЛАГ оказался бессильным перед ростом производительных сил358. Данные оценки российских исследователей подобны традиционным выводам западных авторов. Отмечая значительные масштабы использования рабочей силы, Д. Боффа высказывает мнение, что трудовой вклад заключенных в реализацию послевоенных планов был настолько велик, что, как бы тяжел и малопроизводителен он ни был, являлся важным составным элементом организации экономической жизни СССР в последние годы сталинской эпохи359. Наряду с традиционным для западной историографии суждением о важнейшей и даже решающей роли насилия, принуждения в послевоенном восстановлении экономики, в ходе которого советские люди были вынуждены заниматься изнурительным трудом, еще в начале 50-х гг. С. Н. Прокопович, рассматривая проблему принудительного труда в СССР, писал, что существование этой массовой советской каторги, несомненно, значительно сокращает количество и качество рабочих сил в советской России360. Кроме наиболее часто применявшегося в промышленности, строительстве, сельском хозяйстве физического имел место и подневольный интеллектуальный труд. Речь идет об особых конструкторских бюро, так называемых шарашках, секретных научно-исследовательских институтах, лабораториях361. Учитывая распространенность «шарашек», использовавших труд узников ГУЛАГа, пишет В. М. Кириллов, заключенные составляли значительную часть ученых, ИТР и оборонной промышленности362. О «разнообразии» форм принудительного труда свидетельствуют трагические судьбы людей отдельных профессий, в частности геологов363. В литературе приводятся факты использования интеллектуального подневольного труда, статистические сведения по отдельным группам ученых. Следует также указать на подчеркиваемую в литературе чрезвычайно высокую эффективность интеллектуального труда. Лучшие советские самолеты были разработаны в специально учрежденных с этой целью тюремных лабораториях. Также как отмечалось выше труд заключенных использовался в исследовательских центрах, где успешно разрабатывалось ядерное оружие. Настаивая на своей позиции, Г. М. Иванова пишет, что замечательные результаты подконвойных специалистов, конструкторов, инженеров не могли создать иллюзию активного созидательного процесса. На самом деле любое экономическое или научное достижение ГУЛАГа – это в значительно большей степени потеря, чем приобретение364. Аналогичной точки зрения придерживается экономист В. И. Кудров, который считает, что закрытые НИИ, лаборатории и конструкторские бюро практически не оказывали серьезного влияния на состояние научно-технического прогресса в стране, и на производительность труда в ее народном хозяйстве365. Включая в систему принудительного труда до 80% всей советской экономики, Н. Шмелев и В. Попов подчеркивают, что этот хозяйственный уклад основывался на внеэкономическом принуждении, т.е. на самом неэффективном и непроизводительном способе производства366. О. Хлевнюк пишет о многочисленных приписках, ложных отчетах, халтуре367. М. М. Хатылаев также отмечает, что эффективность принудительного труда, применявшегося в Якутии, была низкой. В 1948 г. удельный вес рабочих из репрессированных, не выполнявших технические нормы составлял 43,6%, за первые четыре месяца 1949 года – 49%368. Основные черты комплекса ГУЛАГа, сложившегося в лагерях НКВД и распространившегося на советскую экономику в целом, по мнению Л. С. Труса, – это отвращение к труду, бесхозяйственность и система приписок369. Указывая особую важность использования принудительного труда в СССР, Д. Даллин и Г. Бреслауер пишут о безрассудно, отчаянно тяжелом его характере. Американские ученые высказывают мнение, что система лагерей с миллионами ее обитателей в сталинскую эру в СССР должна рассматриваться как экономически иррациональное предприятие. Она отличалась необычайно высокой смертностью, нелепой, бесполезной расточительностью человеческих талантов, общей неэффективностью, частой некомпетентностью и низкой продуктивностью, не говоря уже о воздействии на оставшихся в живых370. В общем контексте принуждения, обеспеченного политическим террором, экономические функции подневольного труда были почти побочными. Эта чрезвычайно неэффективная и политически дорогая форма организации производства могла быть достигнута другими средствами371. С. Свяневич подчеркивает, что использование труда невольников в масштабе страны было, по сути, крайне незначительным в экономическом смысле372. В своем солидном исследовании американский экономист А. Бергсон приводит расчеты НКВД росших издержек на содержание системы принудительного труда, пик которых был достигнут в 1948 г.373. Ныне в распоряжении исследователей имеются документальные свидетельства в том числе финансовых издержек системы принудительного трудоиспользования374. Н. Верт пишет, что экономическая рентабельность ГУЛАГа получила различные оценки. Невероятная дешевизна этой рабочей силы противостоит широкому распространению всякого рода «приписок», очень низкой производительности лагерной рабочей силы и огромным расходам на содержание многочисленного и коррумпированного лагерного персонала375. Г. М. Иванова приходит к выводу, что «лагерная экономика наносила материальный ущерб народному хозяйству. Содержание лагерей и колоний в течение ряда послевоенных лет не окупалось доходами от трудового использования заключенных, и ежегодно ГУЛАГ получал солидные суммы дотаций из государственного бюджета»376. Репрессии, беспощадная эксплуатация труда миллионов людей в каторжных условиях, отмечает О. Хлевнюк, нанесли обществу огромный урон. Что касается хозяйственной выгоды, то она казалась очевидной. Использование «контингента» НКВД было вполне органично для существовавшей экономической системы, нацеленной на экстенсивное наращивание производства любой ценой. «Свободный» сектор народного хозяйства, сам широко применявший принуждение к труду, не мог составить экономике НКВД серьезной конкуренции, оттенить ее неэффективность и расточительность377. Регрессивный характер влияния ГУЛАГа на современную структуру народного хозяйства и социальный состав населения Кузбасса отмечают в указанных выше диссертационных сочинениях Г. Я. Маламуд и Л. И. Гвоздкова. В существовавшей постоянно расширяющейся зоне подневольного труда, рассредоточенной между ГУЛАГом с одной стороны и колхозной деревней – с другой, авторы учебного издания видят источник социальной напряженности378. Вред ГУЛАГа, считает Г. М. Иванова, определялся не только материальными убытками. Лагерная экономика сформировала у миллионов советских граждан устойчивое негативное отношение к труду. Туфта (зеки расшифровывали эти слова как «техника учета фиктивного труда») стало нормой производственной деятельности не только в ГУЛАГе, но и на воле. ГУЛАГ привил советскому обществу мысль о том, что можно работать, не получая за труд должного вознаграждения, не требовать достойных условий труда. ГУЛАГ тормозил развитие производительных сил СССР379. Светлое будущее туфты в условиях социализма, пишет Ж. Росси, обеспечено принципиальным несоответствием норм питания подневольной рабочей силы требуемому усилию, а также обусловленным центральным планом, принципом оценки премирования руководящих работников не по рентабельности и эффективности производства, а по количественным показателям выполнения плана380. В историографии имеются суждения о том, что труд стал средством унижения, а ГУЛАГ наряду с выполнением экономических функций стал «подсистемой страха». Репрессии, приходит к выводу В. М. Кириллов, породили колоссальный дефицит морали и нравственности уральцев и невольных мигрантов. Лагеря, спецпоселения формировали новый тип человека – надломленного, привыкшего жить тяжелым нелюбимым трудом, молчаливого и покорного государственному насилию. Социалистическая система хозяйствования была в самом прямом смысле убийственной для людей381. В существовании системы принудительного труда М. Колеров видит истоки кризиса советской экономики382. Действительно, сам термин трудовой повинности представляется многозначным. Его применение, равно как и широкомасштабное использование самого принудительного, «повинного» труда, на наш взгляд, имело многообразные и глубокие последствия, в том числе и для экономики страны. Несмотря на известную условность результатов работы зарубежных авторов, использовавших ограниченный круг источников, их вклад в изучение темы очевиден. Анализ отечественной литературы, посвященной теме, позволяет сделать вывод о существенных результатах, достигнутых российскими историками в исследовании условий существования и труда различных групп репрессированных. Отечественные и зарубежные исследователи, при противоречивых оценках эффективности принудительного труда, оценивают его роль как чрезвычайно существенную в восстановлении и развитии советской экономики в годы войны и послевоенный период. Однако для решения задач научного анализа проблемы применения подневольного труда в разных отраслях народного хозяйства и в различных его формах предстоит сделать еще немало. Многие вопросы остаются открытыми. Среди и отечественных, и зарубежных исследователей, занимающихся статистикой принудительного труда, существуют различные точки зрения по вопросу о численности заключенных и других категорий репрессированных. Отсутствие единства, значительный разброс в оценках, публикации статистических данных о репрессированных без сопровождения необходимым научным анализом свидетельствуют о необходимости продолжения и углубления исследований. Недостаточно, на наш взгляд, изучены экономические характеристики принудительного труда как в рамках отдельных территорий, так и страны в целом. Необходимо выяснить, насколько с помощью невольников удалось решить проблемы дефицита рабочей силы? Как влиял на решение экономических задач восстановления народного хозяйства высокий уровень смертности среди репрессированных? Эти люди как и миллионы соотечественников своим трудом восстанавливали страну, увеличивали ее экономическое и оборонное могущество. Насколько велик в количественном выражении, значим, эффективен был их вклад в дело возрождения народного хозяйства? Была ли политика насильственного набора рабочей силы результативной или должна рассматриваться как неудачная? Какую роль играла лагерная экономика в реализации социальных мероприятий? Предстоит уточнить категориальный аппарат, решить ряд источниковедческих проблем. В этом плане необходима серьезная работа с архивными материалами, критическое отношение к источникам. Авторы нередко используют устаревшую лексику, терминологию и, что особенно печально, аргументацию из документов полувековой давности. Для исследователей опасно оказаться под влиянием содержания, терминологии, позиции составителей документов. Автор порой не замечает (очевидно, надеясь на читателя), что использует не только терминологию, но доказательную базу (не всегда корректные доводы) из документов репрессивных органов. Важно видеть за строками документов не просто «контингент», но людей зачастую несправедливо репрессированных и испытывавших глубокие душевные, физические страдания. Исследователь не должен оказаться в ситуации, когда буквальное следование тексту источников без достаточной критической работы приводит его на сталинские смысловые «нары» (Н. А. Морозов). В сфере принудительного труда могли оказаться и оказывались представители самых разных социальных групп. Так же как разные группы репрессированных независимо от своего изначального социального статуса могли оказаться и оказывались в иных социальных группах. Важно, на наш взгляд, иметь в виду высокую степень социальной мобильности, как горизонтальные, так и вертикальные перемещения работников. Это означает, что изучение принудительного труда и его роли в восстановлении экономики СССР во время и по окончании Великой Отечественной войны требует также учета данной социальной многозначности этого явления. Характерной чертой, главным атрибутом лагерной экономики, по оценкам исследователей, является чрезвычайно широко распространенный ручной труд. Отчасти в связи с этим некоторые исследователи видят в особых природных условиях СССР основания для применения подневольного труда, которое оправдывало себя лишь благодаря тому, что страна была исключительно богата полезными ископаемыми, природными ресурсами. Использование подневольного труда мотивируется тем, что во время войны при экстенсивных методах добывающей промышленности требовалась дешевая рабочая сила, что в свою очередь определялось суровостью климатических условий, ограниченностью местных людских ресурсов, отдаленностью от основных коммуникаций, большой текучестью кадров. Поэтому самым выгодным и дешевым оказался труд репрессированных, использование которого в послевоенный период позволяло решать кадровые проблемы. Такой подход, при внешней его объективности, представляется некорректным. Готовность признать неизбежность, полезность массового принудительного труда ради решения важных народнохозяйственных задач неправомерна. При этом игнорируется его высокая человеческая цена. Представляется необходимым принимать во внимание расточительность советского руководства, обусловленную «неисчерпаемыми» природными и человеческими ресурсами. Исследование принудительного труда многочисленных категорий репрессированного населения Советского Союза важно с этических, нравственных позиций. Это дань памяти миллионам людей, трудившихся в рабских условиях, внесших свой вклад в возрождение Родины и не доживших до своего освобождения. В  то же время указанное историографическое положение о том, что социалистическая система хозяйствования была в самом прямом смысле убийственной для людей, нуждается, на наш взгляд, в развертывании. Ведь наряду с насилием именно социалистическая система в целом и система хозяйствования в частности демонстрировали весьма привлекательные и эффективные формы использования человеческого фактора. Диалектическое противоречие состоит в сочетании чрезвычайно жесткого отношения государства к человеку, предъявлении к нему многочисленных и разнообразных требований, использования разнообразных и ужасающих форм внеэкономического принуждения и высокой степени социальной уверенности советских людей.В. И. Кащеев |
Похожие:
 |
Открытое акционерное общество «Торговая фирма «Невский» Открытое акционерное общество «Торговая фирма «Невский» (оао «тф «Невский»), именуемое в дальнейшем Покупатель, в лице заместителя... |
|
Оао «Невский 25» 30 апреля 2010 года Preliminary approved by the Board oao ‘Nevsky 25’ Оао санкт-Петербургское акционерное общество по развитию недвижимости (Невский 25) |
|
В. П. Ермакова Коллектив Ермошин Александр Михайлович, Литвиненко Инна Леонтьевна, Овчинников Александр Александрович, Сергиенко Константин Николаевич |
|
Техническое задание на выполнение работ по текущему ремонту усиленных... Предмет выполнения работ: текущий ремонт усиленных жалюзи, установленных в уличной части вестибюля ст. «Невский проспект-2» |
|
«Поставщик», с одной стороны, и Открытое акционерное общество «Средне-Невский... Невский судостроительный завод» в лице первого заместителя генерального директора Софронова Алексея Юрьевича, действующего на основании... |
 |
Техническое задание на оснащение системой вентиляции помещений №016,... Предмет выполнения работ: оснащение системой вентиляции помещений №016, 016А, 013,012,011 станции «Невский проспект 2» |
|
Александр Лоуэн. Депрессия и тело Доктор Александр Лоуэн — создатель биоэнергетики, революционного метода психотерапии, направленного на то, чтобы восстановить тело... |
|
Ппов) Битвы духа (III часть Об авторе: Александр Леонидов (Александр Леонидович Филиппов) родился 19 октября 1974 года в г. Уфе. Окончил исторический факультет,... |
|
Александр Александрович Бушков Екатерина II: алмазная Золушка Александр... Фридрихом в полной мере относится и к нашему нынешнему времени: и наука не в пример развитее, и воспитание располагает немыслимыми... |
|
«Инструкция о порядке согласования и выполнения работ по прокладке... «Невский проспект 2» со служебными помещениями в части перепланировки (расширения) касс |
|
Общее вступление. На этом сайте собраны посвящённые здоровью материалы,... Александр Бруснёв. Подборка представляет собой: 3 книги, неоднократно изданные ранее; разделы информации о здоровье, духовном развитии,... |
|
Широкова Татьяна я пью свое бессмертие вода для молодости и долголетия Защиту интеллектуальной собственности и прав Издательской Компании «Невский проспект» осуществляет юридическая компания «Усков и... |
|
Информационный бюллетень Администрации Санкт-Петербурга №12 (1013) от 17 апреля 2017 г Выставка-фотопроект Виктора Холоднякова «Библиотека в лицах» (Библиотечный, информационный и культурный центр по искусству и музыке... |
|
Наименование основных данных и требований Основные данные и требования... ... |
|
Годовой отчет за период с 1 января 2010 года по 31 декабря 2010 года I введение Оао «Санкт-Петербургское акционерное общество по развитию недвижимости (Невский 25)» |
|
Информационный бюллетень Администрации Санкт-Петербурга №11 (1011) от 3 апреля 2017 г Пресс-конференция, посвященная старту городского Месячника антинаркотических мероприятий (Медиацентр Правительства спб Невский пр.,... |