Скачать 6.86 Mb.
|
§ 2. Проблемы диагностики неискренних ответов в методологии социологических исследований Вопрос о том, как диагностировать ложь в ответах респондентов - один из самых важных и сложных, но совершенно не разработанных в современной эмпирической социологии. В работах по методологии и методике социологических исследований отсутствует сколь-нибудь ясное, систематизированное описание методов диагностики и измерения искренности, а встречающиеся иногда сведения носят отрывочный и разрозненный характер. В нашей специальной литературе, а также в массовой социологической практике данный вопрос, за редким исключением, даже не проблематизируется. Обобщение отечественного и зарубежного исследовательского опыта, а также результаты методических экспериментов, проведенных за последние несколько лет, позволяют выделить шесть основных групп методов диагностики искренности.
4. Комбинированные шкалы искренности, при построении которых предлагается использовать отдельные приемы и элементы методов, указанных выше. 5. Метод экспертных оценок, при котором степень искренности респондентов оп- ^ ределяется интервьюерами на основе признаков вербального и невербального поведе- ния, демонстрируемого испытуемыми в ходе опроса. 6. И, наконец, экспериментальные стратегии выявления неискренности, предпо- лагающие проведение предварительных экспериментов на стадии пилотажной апроба- ции будущего вопросника. Вопросные методы Это самая «старая» по времени своего возникновения группа методов, применяемых для диагностики неискренности. Она включает в себя несколько процедур, использующих приемы логического контроля и анализа ответов респондентов. 1. Контрольные вопросы. В диагностических целях они впервые были предложе- ны в 1930-е гг. в западной социологии и с тех пор получили широкое распространение в 4 практике социологических исследований. В 1960-1970-е гг. основные приемы и про- цедуры их применения были подробно изложены в монографиях советских социологов Ю.П. Воронова [43, с. 36-37], Б.А. Грушина [58, с. 255-256], А.Г. Здравомыслова [80], В.Э. Шляпентоха [186, с. 230], В.А. Ядова [198, с. 262] и др., а также в целом ряде коллективных научных изданий [102, с. 104; 149, с. 352-354]. Описания контрольных техник можно найти и в более поздних работах по методологии и методам социологических исследований [90, с. 81; 140, с. 43]. Между тем несмотря на обширную литературу, посвященную технике контроля, некоторые принципиальные вопросы по-прежнему остаются нерешенными. Прежде всего не ясно, насколько эффективно применение этой техники для фиксации неиск- ренности респондентов. По крайней мере, ни в одной из известных нам работ мы так и не смогли найти конкретных исследовательских данных, характеризующих удельный Ф вес респондентов, не прошедших тест на контрольные вопросы. Кроме того, в литерату- ре практически отсутствуют сколь-нибудь ясная позиция относительно того, является ли установление факта лжи по одному или даже нескольким контрольным вопросам основанием для отбраковки всего вопросника. Нет ясности и по поводу количества контрольных вопросов, необходимых для надежной и достоверной квалификации лжи. Так, авторы «Рабочей книги социолога» пишут, например, что для проверки респондентов на искренность достаточно трех контрольных тестов [149, с. 353]. В то же время А.А. Давыдов и Е.В. Давыдова считают, что этого мало, «необходима "батарея" как минимум из 10 контрольных вопросов» [62, с. 14]. 2. Вопросы-ловушки. В специальной методической литературе отмечается, что они могут использоваться для проверки информированности [62, с. 14], профессиональной компетентности экспертов [43, с. 38; 30, с. 109], неформальности заполнения анкеты, внимательности, добросовестности респондентов [102, с. 104; 198, с. 241-242]. Лица, попавшиеся на эти вопросы, пишет, например, В.А. Ядов, «подозреваются в невнимательности или заведомой недобросовестности» [198, с. 242]. Однако главное назначение вопросов-ловушек состоит все же в том, чтобы идентифицировать неискренних респондентов или людей, склонных к преувеличениям [135, с. 67]. Кроме того, по мнению И.А. Бутенко, они «могут помочь при определении того, насколько стоит доверять ответам, полученным от данного респондента» [30, с. 109]. В работах по методологии и методике социологических исследований можно встретить немало примеров практического применения вопросов-ловушек с целью диагностики неискренних ответов респондентов. Так, по данным В.Э. Шляпентоха и Ю.П. Воронова, этим приемом в нашей стране еще в 1960-е годы успешно пользовались эстонские социологи в одной из анкет газеты «Эдази», а также новосибирские исследователи, изучавшие информационные вкусы и потребности читателей ряда центральных газет и, в частности, «Литературной газеты» [186, с. 230; 43, с. 37]. Весьма удачный пример формулирования вопроса-ловушки по политической проблематике приводит Э. Ноэль из опыта работы Алленсбахского института демоскопии [135, с. 84]. Известен также случай, когда трюковый вопрос использовался для выявления респондентов, бравирующих своей девиантностью, при изучении масштабов распространения наркомании [316, р. 185]. Однако несмотря на это, конкретных эмпирических данных, которые позволили бы оценить эффективность этого инструмента, его возможности и ограничения, к сожалению, очень немного. В частности, по свидетельству В.А. Ядова, азербайджанские исследователи, изучавшие мнения читателей фантастической литературы, предложили респондентам высказаться относительно литературных достоинств 41 произведения этого жанра. В общий перечень была включена и несуществующая книга с весьма характерным названием «Долгие сумерки Марса» вымышленного писателя Н. Яковлева. В результате оказалось, что ее читали 10% всех опрошенных [196, с. 134]. В другой своей работе В.А. Ядов сообщает об эксперименте, поставленном в ходе опроса, проведенного в 1990 г. Институтом социологии РАН, в котором исследовалось отношения населения к т.н. «неформалам». В качестве одного из объектов оценивания в «батарею» вопросов было включено несуществующее движение «кухтеристов», названное так авторами анкеты по фамилии известного сотрудника института. Несмотря на то, что респонденты не могли по понятным причинам ничего знать или слышать об этом фиктивном движении, тем не менее на вопрос-ловушку попались 14% всех опрошенных. При этом 1,2% респондентов поддержали «кухтеристов», а 12,8% - высказались против них [198, с. 241-242]. Еще один случай успешного применения трюковых вопросов, также ставший сегодня хрестоматийным, описывает М.И. Жабский, проводивший в начале 1980-х годов изучение киноаудитории в Полтавской области. Судя по сообщению автора, от 3 до 8% всех респондентов, отвечая на вопрос о просмотренных фильмах, отметили в числе реально существующих и три вымышленных названия. Одну из таких фиктивных кинокартин, как оказалось, смотрели 7% всех опрошенных, но из числа псевдозрителей двух других (тоже вымышленных) фильмов ее назвали уже 27%. Анализ данных, представленных М.И. Жабским, показывает, что существует относительно устойчивая группа неискренних респондентов, попадающихся на все вопросы-ловушки. Так, из тех, кто солгал дважды относительно просмотра вымышленных фильмов, от 15 до 31% солгали и в третий раз [75, с. 134-135]. Следовательно, при увеличении числа проверочных вопросов их надежность заметно повышается. Вместе с тем среди социологов-методистов в настоящее время нет единого мнения относительно того, что же все-таки фиксируют «ловушки»: невнимательность, низкую информированность, «заведомую недобросовестность» респондентов или их нежелание отвечать искренне на основные (контролируемые) вопросы интервьюера. С другой стороны, диагностический потенциал этих вопросов по достоинству не оценен социологами. В результате практика их применения для отсеивания недостоверных ответов, насколько нам известно, достаточно узка. И, наконец, до сих не разработаны эксплицитные правила формулирования «ловушек». Эта весьма трудоемкая сфера методической рефлексии многими социологами по-прежнему относится к ни чем не регулируемой области «искусства задавать вопросы». 3. Вопросы-дубли. Для контроля искренности некоторые социологи предлагают использовать процедуру дублирования вопросов, смысл которой заключается в том, что один и тот же вопрос, помещенный в разных частях анкеты или интервью, задается респондентам дважды. При расхождении ответов диагностируется неискренность [62, с. 14-15; 347, р. 286,295]. Практика применения данной процедуры имеет под собой некоторые теорегичес-кие и эмпирические основания. Она, в частности, базируется на положениях теории «социальной пенетрации» И. Альтмана и Д. Тэйлора, согласно которой, чем дольше люди коммун ицируют друг с другом, тем шире становится сфера их взаимного доверия и выше уровень искренности в вербальном общении [203]. По наблюдению Н. Брэдбер-на и С. Садмана, применение дублей, а также панельных исследований стимулирует искренность ответов респондентов и минимизирует число «недосообщений» о социально неодобряемых видах поведения. При повторном обсуждении, указывают они, любое событие становится более привычным. Люди, которые сначала сомневаются, стоит ли им сообщать интервьюеру о своих контрнормативных поступках, с течением времени перестают их стесняться. Постепенно у респондентов возникает доверие к опрашивающим, им становится ясно, что цель исследования состоит в получении обобщенных, а не индивидуальных сведений. Многократно отмечалось, пишут авторы, что после проведения двух или трех последовательных опросов испытуемые чувствуют себя более спокойно и уверенно [162, с. 92]. Методические эксперименты, проведенные Дж. Роджерсом, Дж. Билли и Р. Адри, показали, что уровень расхождений в ответах на одни и те же вопросы, касающиеся сексуального поведения, снижается при неоднократном их предъявлении респондентам [347, р. 287]. Кроме того, в исследовании была обнаружена прямая взаимосвязь между удельным весом неконсистентных ответов и степенью сенситивности обсуждаемых с респондентами тем. В результате авторы приходят к выводу, что индекс несовпадений может служить хорошим показателем сенситивности вопроса [347, р. 289, 292-293]. Более того, учитывая обратную зависимость между остротой предлагаемой для обсуж- дения темы и уровнем искренности испытуемых, вполне логично предположить, что неконсистентность в ответах респондентов при дублировании вопросов - явный симп- % том их неискренности [347, р. 289-293]. Вместе с тем методика постановки дублей пока еще не до конца отработана. Не ясно, например, какие типы вопросов (фактуальные, поведенческие, установочные и т.д.) лучше использовать в качестве дублирующих или дублируемых. Какие вопросы с точки зрения их содержания приводят к большему, а какие - к меньшему успеху при применении этой процедуры в диагностических целях? Какого рода ограничения имеются у данного метода, и при каких условиях он может стать эффективным диагностическим инструментом? И, наконец, без ответа остается пока главный вопрос, представляющий собой самое уязвимое место обсуждаемого метода: правомерно ли интерпретировать совпадения ответов в качестве безусловного показателя их искренности, если дублирование лжи теоретически ничуть не менее вероятно, чем многократ-ное повторение правды. Экспертные методы Для квалификации ответов респондентов в качестве искренних или неискренних в социологической практике иногда используется метод экспертных оценок, смысл которого состоит в том, что уровень искренности оценивается интервьюером, проводящим опрос. В данном случае речь идет не о «классическом» методе экспертизы, широко известном и часто применяемом в социологии и других социальных науках, а о его квазиверсии. От традиционного метода экспертных оценок он отличается рядом специфических особенностей. Если в «классическом» варианте экспертиза предполагает оценку явлений, процес- сов, проблем, суждений и т.д. целой группой экспертов3, т.е. признанных специалистов в соответствующих областях знания, заранее отобранных для опроса по определенным Щ критериям или качествам [193; 105; 30, с. 130], то при диагностике искренности ответы респондента оцениваются одним человеком, не являющимся к тому же специалистом по распознаванию лжи и не имеющим, как правило, соответствующей подготовки и опыта такой работы. Интервьюерам вменяется в обязанность не просто вести интервью, РОССИЙСКАЯ 'ГОСУДАРСТВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА т.е. задавать вопросы и фиксировать полученные ответы, но и попутно квалифицировать искренность отвечающих. По сути дела то, что в данном случае принято называть экспертизой, представляет собой типичный пример использования метода наблюдения, поскольку опрашивающим предписывается в процессе беседы отслеживать различные поведенческие характеристики респондентов и на основе этих данных делать заключения относительно достоверности сообщений говорящего. Возможность применения данного метода базируется на известном положении о том, что «ложь проявляется в вербальном и невербальном поведении человека и может быть очевидной для наблюдателя...» [168, с. 6]. Лгущий индивид умышленно скрывает и подавляет свои истинные мнения, знания и чувства. Противоречия между несовместимыми комплексами представлений рано или поздно обнаруживают себя в различных поведенческих реакциях человека, существенно отличающихся от тех, которые свойственны ему в естественных условиях личностной гармонии. Поскольку ложь есть результат внутреннего конфликта между истинными и ошибочными мыслями и представлениями, постоянно конкурирующими в сознании индивида, то она неизбежно находит свое продолжение, с одной стороны, в рассогласовании вербального и невербального поведения, а с другой, - в дисгармоничном функционировании каждого из этих каналов коммуникации [168, с. 13]. Поэтому партнер по общению может распознать ложное поведение, опираясь на определенные признаки, поддающиеся наблюдению. В современной отечественной социологической литературе имеется несколько ссылок на применение «экспертной» стратегии для диагностики и измерения уровня искренности респондентов. Наиболее известные случаи описаны Г.А. Погосяном [147], О.М. Масловой [107] и И.Б. Назаровой [134]. Несмотря на очевидные и часто признаваемые самими авторами недостатки и ограничения указанного метода, в их работах доминируют комплиментарные оценки. В исследовании Г.А. Погосяна, относящемся к первой половине 1980-х годов (/0=3870), ответы респондентов фиксировали 37 студентов философского факультета Ереванского государственного университета. Интервьюеров, помимо выполнения основных обязанностей, просили оценить три характеристики вербального поведения опрашиваемых: интерес к обсуждаемым проблемам, степень самостоятельности и искренности ответов. Вопросник для формализованного интервью насчитывал 30 вопросов, 26 из которых были закрытыми и 4 - открытыми. Каждый из вопросов сопровождался в анкете оценочными шкалами для фиксации наблюдений. Позиции шкальных градаций кодировались, но их вербализация не приводилась. По словам автора, эта мера предосторожности была предпринята для того, чтобы не отвлекать респондентов от темы беседы, не вызывать излишнего любопытства или подозрения [147, с. 97]. Искренность респондентов фиксировалась по 12 наиболее деликатным вопросам интервью, специально отобранным по принципу наибольшей вероятности получения уклончивых или искаженных ответов. Реакции испытуемых оценивались по каждому из этих вопросов в отдельности по трехчленной шкале: «ответ искренний», «затрудняюсь оценить», «ответ неискренний» [147, с. 98]. В целом по всей группе тестированных вопросов искренность была отмечена интервьюерами в 73% случаев, неискренность -лишь в 4%, затруднения с квалификацией ответов возникли в 23% ситуаций [147, с. 112]. Вместе с тем, по сообщению Г.А. Погосяна, разные интервьюеры по-разному оценивали ответы респондентов: одни квалифицировали уровень искренности своих собеседников как очень высокий, другие - как очень низкий. В целом по всему массиву их оценки варьировали в очень широком диапазоне - от 0,32 до 0,95 [147, с. 114], но при этом не зависели от опыта, уровня подготовки и квалификации «первичных исследователей». В методическом исследовании, проведенном под руководством О.М. Масловой в 1989 г. (Л/=1500), изучалось влияние ряда элементов опросной ситуации на качество социологических данных, а также различные аспекты поведения респондентов в ходе интервью (их активность, доброжелательность, уверенность в ответах, интерес к теме опроса, искренность ответов и др.)[107, с. 11-13]. В качестве интервьюеров к участию в исследовании привлекались безработные, т.е. новички в деле проведения социологических опросов (в г. Курске), и опытные специалисты, в том числе и профессиональные социологи из ИС АН СССР с учеными степенями (в г. Москве). Искренность респондентов (равно как и другие поведенческие характеристики испытуемых) оценивалась на основе наблюдений, осуществлявшихся самими опрашивающими, по шестичленнои шкале (от «очень высокой» до «очень низкой» с позицией «затрудняюсь ответить»). К сожалению, автор в своей работе не приводит конкретных эмпирических данных, характеризующих распределение значений интересующего нас показателя, однако замечает, что различия в оценках, полученных от московских и курских интервьюеров, оказались «незначительными». Этот факт, по мнению О.М. Масловой, заставляет предположить, «что влияние на эти оценки опыта и образования интервьюеров не фиксируется данными индикаторами. Возможна другая гипотеза: все интервьюеры одинаково воспринимают психологический контекст интервью» [107, с. 12]. И, наконец, в 1997 г. аналогичные вопросы изучала И.Б. Назарова в ходе российско-американского исследования (N=1047), проводившегося в Казани и Нижнем Новгороде. Интервьюерам предлагалось оценить с помощью формализованных шкал отношение респондентов к интервью, уровень их тревожности, нервозности во время опроса, сообразительность, понимание содержания задававшихся вопросов, а также степень искренности в выражении мнений и открытости по отношению к опрашивающим. По словам автора, «интервьюеры должны были выступать в роли экспертов и дать характеристику каждому респонденту» [134, с. 111]. По данным этого исследования, 12,0% отвечавших продемонстрировали высокую степень искренности и открытости своих мыслей и чувств, еще 82,3% - среднюю, но 5,8% - низкую. Вместе с тем проведенный автором корреляционный анализ позволил выявить некоторые взаимосвязи между отдельными психологическими характеристиками испытуемых, зафиксированными посредством внешних оценок. В результате оказалось, что искренние респонденты более доброжелательно относятся к опросу, чувствуют себя свободно и раскованно с интервьюерами, реже затрудняются с ответом, демонстрируют повышенный интерес к теме исследования. И наоборот, люди, идентифицированные интервьюерами как закрытые, неискренние, проявляют негативное отношение к интервью и обсуждаемым в нем проблемам, хуже понимают смысл задаваемых вопросов, чаще ощущают нервозность и беспокойство, испытывают затруднения в ответах, отказываются отвечать [134, с. 111]. Весьма показательны в этом отношении ответы на вопрос о том, кто из современных российских политиков из списка, представленного интервьюерами, является самым честным человеком: до трети и более опрошенных (33,0%—37,5%) затруднились с ответом или высказали категорическое нежелание отвечать. По сообщению И.Б. Назаровой, подавляющее большинство из этой группы принадлежали к числу «закрытых» респондентов [134, с. 113]. Многие из указанных взаимосвязей легко обнаруживаются даже визуальным путем при анализе прямых распределений оценок интервьюерами различных аспектов поведения испытуемых (табл. 1). Таблица 1 Оценки интервьюерами поведенческих характеристик респондентов, %
Источник: [134, с. 111]. Шкалы лжи В современной социологии и психологии использование шкал лжи, заимствованных из различных личностных опросников, имеет давнюю традицию. Мало кто из исследователей сегодня рискнул бы усомниться в их пригодности для диагностики неискренних ответов респондентов. Статистические оценки, свидетельствующие о высокой надежности и валидности шкал лжи (социальной желательности, потребности в одобрении и т.д.) и подкрепляющие тем самым убеждение исследователей в безупречности этих инструментов, неоднократно приводились в специальной литературе. Однако работы, посвященные критическому анализу идентификационных механизмов шкал лжи и переоценке их диагностических возможностей, по-прежнему крайне редки и малочисленны. В западной исследовательской практике на протяжении многих десятилетий наиболее популярной остается «шкала потребности в одобрении» (МС), разработанная американскими психологами Д. Марлоу и Д. Крауном еще в 1960-е годы в рамках исследований, проводившихся ими с целью объяснения низкой предсказательной способности личностных тестов [239; 240]. Многие авторы и по сей день используют ее для контроля искренности респондентов и отсеивания социально желательных ответов в опросах по сенситивной проблематике [205; 249; 345]. Не менее известной является и шкапа А. Эдвардса [256-258]. В отечественной социологии и психологии, судя по литературным источникам, в целях улучшения качества опросных данных исследователи чаще всего применяют шкалы лжи из тестов Айзенка [59], из опросника Тейлор [86, с. 221-224], а также из Миннесотского многофазного личностного перечня (MMPI). В работах многих психологов они оцениваются как высоко эффективное, хорошо разработанное психодиагностическое средство контроля за искренностью ответов опрашиваемых, позволяющее «автоматически отсеивать недостоверные протоколы» [137, с. 20; 24, с. 85; 25, с. 19-20]. Социологи также считают шкалы лжи «наиболее обоснованной методикой» измерения искренности респондентов [62, с. 17]. На этом основании они рекомендуют включать их в социологические вопросники либо в полном, либо в сокращенном варианте особенно в тех случаях, когда исследователю предстоит работать с группами «повышенного риска» (правонарушителями, наркоманами, трудными подростками и т.д.). Вместе с тем в современной социологии известны лишь единичные случаи экспериментальной проверки шкал лжи на надежность и валидность измерений. Причем результаты этих исследований в целом неутешительны. Наиболее серьезная попытка такого анализа принадлежит К. Стокинг, а также Н. Брэдберну и С. Садману, которые в конце 1970-х годов предприняли специальное исследование по валидизации шкалы, созданной Д. Марлоу и Д. Крауном для иденти- ^ фикации индивидов, подделывающих истинные реакции на вопросы личностных тестов [222, p. 85-106]4. В ходе исследования Н. Брэдбери и С. Садман попытались выяснить, что же все-таки измеряет эта шкала: склонность респондентов к самопрезентации в расчете на одобрение со стороны интервьюера или специфические характеристики их действительного образа жизни, сознания и поведения, ошибочно принимаемые большинством экспериментаторов за проявление социальной желательности. В качестве эмпирических индикаторов второй группы переменных авторы исследования использовали вопросы, касающиеся употребления алкоголя и наркотиков, способов проведения досуга, частоты социальных контактов и т.п. В результате они пришли к выводу, что высокие баллы по шкале лжи чаще получают индивиды, имеющие жесткие стандарты оценок собственного поведения и поступков других людей и неукоснительно следующие в повседневной жизни нормам традиционной консервативной (и даже пуританс- ^ кой) морали. Поэтому вполне возможно, что отвечая на тестовые вопросы необычным для большинства людей образом (например, «Я никогда не обманываю в игре»), они па самом деле не лгут, а выражают свои истинные установки, сообщают факты реального поведения, отличаясь тем самым от индивидов, имеющих релятивистские ценности и поведенческие стандарты. Испытуемые с высокими баллами по МС-шкале, отмечается в исследовании, менее социально активны (-0,218), имеют ограниченные социальные контакты, ведут более замкнутый образ жизни (-0,212), значительно реже других употребляют алкоголь (-0,279) и наркотики (-0,295) [222, р. 98]. «Шкала Марлоу и Крауна, - резюмируют Н. Брэдбери и С. Садман, - крайне интересная переменная, но она не может быть полезной для идентификации людей, склонных искажать свои ответы в опросных исследованиях» [222, р. 106]. Серьезные сомнения в способности данного инструмента измерять тенденцию рес- ♦ пондентов к самопрезентации высказывают сегодня и другие авторы [318, р. 317]. Неутешительные данные были получены также относительно шкалы социальной желательности Эдвардса (ESDS). В ряде специальных исследований, проведенных в 1980-е годы с целью валидизации тестовых методик, предназначенных для измерения различных аспектов качества жизни, выяснилось, что ESDS плохо диагностирует ситуативную ложь в ответах респондентов. Высокий уровень корреляций между значениями шкал «психологического благополучия» и социальной желательности (0,58-0,70), как было показано в экспериментах Л. Карстенсена и Дж. Коуна [233], А. Козмы и М. Стоунса [306; 307], Р. Маккрая и П. Косты [321; 322] и др., объясняется не фальсификацией испытуемыми их ответов на тесты «социального самочувствия», а значительным сходством содержания вопросов, задаваемых в обоих типах шкал. К тому же, как оказалось в более позднем исследовании А. Козмы и М. Стоунса, шкала Эдвардса намного слабее коррелирует со шкалой Марлоу и Крауна (0,38-0,42), чем со шкалами качества жизни (0,58-0,82) [307, р. 6]. В результате дискуссии авторы приходят к выводу, что конструкт, измеряемый с помощью ESDS, правильнее было бы определить как «благополучие», а не как «социальную желательность». Шкала Эдвардса, по их мнению, вряд ли может служить хорошей мерой смещений в ответах респондентов; она более подходит для измерения социального самочувствия индивидов, чем их склонности к самопрезентации [307, р. 10]. Комбинированная шкала искренности Для обнаружения ситуативной лжи А.А. Давыдов и Е.В. Давыдова рекомендуют использовать специально конструируемую контрольную шкалу состоящую из десяти пунктов. В ее состав они предлагают включать два контрольных вопроса, три пункта из любой шкалы лжи, один дублирующий вопрос и один вопрос-ловушку. Если респондент окажется неискренним в шести и более случаях, считают авторы, тогда исследователь вправе забраковать анкету как не пригодную к дальнейшей обработке [62, с. 17]. Вместе с тем практическая апробация данного метода пока еще никем не проводилась. Специальные полевые эксперименты по проверке надежности и валидности инструментов подобного рода также не известны. Методы активного эксперимента Эта группа методов является наиболее трудоемкой, но в то же время и самой продуктивной. Для оценки искренности респондентов в режиме активного методического эксперимента можно использовать различные планы, однако три экспериментальные стратегии в данном случае считаются наиболее релевантными. Первая из них базируется на методе повторного тестирования (test-retest), вторая - на технике «полугрупп», или расщепленной выборки (split-ballot), в то время как третья, «постэкспериментальная», представляет собой обычный однофазный пилотаж с «сопутствующими» мини-интервью («follow-ups»). Эксперимент по принципу test-retest. Смысл этого метода заключается, как известно, в многократном измерении одного и того же объекта посредством единого инструментария через определенные промежутки времени. Различают две разновидности метода: двухфазный и трехфазный test-retest. При использовании первого варианта группе, отобранной для эксперимента и представляющей собой обычную пилотажную выборку численностью 30-50 чел., предлагают заполнить вопросник дважды с разными экспериментальными инструкциями на каждом этапе. Содержание инструкций зависит от целевой установки исследователя. В них респондентов просят ответить искренне, неискренне или вовсе не дают никаких специальных рекомендаций [6, с. 143; 62, с. 13; 137, с. 84]. Иногда вместо установки на искренние или неискренние ответы может использоваться описание конкретной гипотетически смоделированной опросной ситуации. Кроме того, в инструкциях может варьировать и ролевой аспект: респонденты могут выступать в роли экспертов или отвечать за себя. В связи с этим возможно использование нескольких разных инструктивных планов. Жесткий, радикальный план предполагает обращение к испытуемым с просьбой ответить на вопросы анкеты или интервью в первой пробе абсолютно искренне, а во второй - максимально неискренне, т.е. умышленно солгать. Умеренный вариант инструкции рекомендует респондентам сначала заполнить вопросник так, как они заполнили бы его «для себя», ничего не опасаясь, а затем так, как «принято» (если бы они не доверяли опрашивающему, если бы и их ответы могли им навредить и т.п.), т.е. в ситуации гипотетической опасности. Мягкий, либеральный тан предусматривает, что заполняя анкету впервые испытуемый должен ответить так, как, по его мнению, ответил бы абсолютно искренний, ничего не скрывающий человек, а во второй раз, как человек, имеющий намерение солгать. Правомерность обращения к респондентам как к экспертам в данном случае основана на предположении о способности людей идентифицировать себя с другими, умении «войти» в их социальные роли. Двухфазный test-retest обладает широкими аналитическими возможностями. Он позволяет, сопоставив результаты, полученные с использованием разных типов инструкций, определить меру расхождения между искренними и неискренними ответами по каждому вопросу анкеты или интервью, а также по вопроснику в целом, получить «эталоны» искренности и неискренности для последующей оценки и квалификации ответов в основном исследовании, идентифицировать искренних и неискренних респондентов, выяснить их социальные характеристики, выявить вопросы, относящиеся к «группе риска» и вызывающие у людей чувство тревожности и смущения и т.д. Вместе с тем данный тип эксперимента дает возможность определить лишь крайние степени искренности/неискренности, но не учитывает то, какой могла бы быть степень искренности в обычной ситуации опроса, проведенного без специальных инструкций. Этот недостаток устраняется при использовании трехфазного ретестового исследования. Данный экспериментальный план отличается тем, что одна и та же группа респондентов опрашивается трижды. В первый раз испытуемые отвечают на вопросы без каких-либо особых установок со стороны исследователя, т.е. в обычном режиме анкетирования или интервью. Второй раз тот же вопросник предлагается им с инструкцией отвечать искренне. И, наконец, в третьей пробе респондентам дается установка отвечать неискренне. Сопоставление результатов по всем трем пробам дает меру совпадения/расхождения между искренними и неискренними ответами и позволяет получить эталонное распределение ответов на вопросы будущего основного исследования. Эксперимент по принципу split-ballot предполагает расщепление пилотажной выборки на две или три одинаковые по численности группы. При использовании случайной выборочной модели используются вероятностные методы отбора респондентов, в случае применения квотной стратегии выделяются группы, выровненные по социально-демографическим характеристикам [333, р. 191-192; 327, р. 69-70]. Инструктивные планы, используемые в двухсекционном и в трехсекционном экспериментах, аналогичны тем, которые были описаны выше применительно кретестовым исследованиям. Весьма полезной считается и постэкспериментальная стратегия измерения искренности, предусматривающая обращение к респондентам по окончании опроса с просьбой указать, в какой мере они были искренними, отвечая на соответствующие вопросы, какие из них они считают наиболее деликатными и почему, ответы на какие пункты анкеты были ими искажены и т.д. Однако в современной литературе указанные техники методически не разработаны. Экспериментальные планы считаются взаимозаменяемыми и не тестировались на эффективность. |
Анкета по опросу респондентов 199 приложение 2 202 Косвенные теоретические руб аспекты составленный комплексного входящих себестоимость туризма 9 |
Я. Н. Ермолович кандидат юридических наук Как известно под статистикой понимается совокупность сведений о массовых явлениях в обществе и природе, процесс собирания и обработки... |
||
Инструкция по технике безопасности при проведении массовых мероприятий... К проведению массовых мероприятий допускаются лица в возрасте не моложе 18 лет, прошедшие медицинский осмотр и инструктаж по охране... |
Инструкция №2 по пожарной безопасности во время проведения массовых мероприятий Правила поведения, пожарной безопасности, сохранения материально- технической базы школы при проведении массовых мероприятий |
||
Инструкция №10 по охране труда при проведении массовых мероприятий... К проведению массовых мероприятий допускаются лица в возрасте не моложе 18 лет, прошедшие медицинский осмотр и инструктаж по охране... |
Приказ от 28 июля 2006 г. N 377 об инструкции по делопроизводству... В целях совершенствования документационного обеспечения и организации работы с документами в Министерстве культуры и массовых коммуникаций... |
||
6. освоение новых направлений деятельности образовательных учреждений... ... |
Инструкция по организации массовых мероприятий с детьми Настоящая Инструкция определяет порядок организации массовых мероприятий в государственном автономном образовательном учреждении... |
||
Должностная инструкция режиссера массовых представлений муниципального... Режиссер массовых представлений мук «мрдк» кмр ск назначается и освобождается от должности приказом директора мук «мрдк» кмр ск |
Всемирная Конфедерация Карате Обновленные Правила Соревнований от... Все участники соревнований будь то спортсмены (включая тренеров, менеджеров и любых лиц, связанных со спортсменами), судьи, рефери... |
||
Инструкция интервьюеру по заполнению анкеты Уважаемый интервьюер, опрос респондентов в данной части анкеты проводится методом интервью, то есть вы должны сами задавать вопросы... |
Факультет журналистики Кафедра рекламы и связей с общественностью... Настоящая дипломная работа посвящена анализу коммуникаций массовых брендов в интернет среде. Объектом исследования являются товары... |
||
Типовая инструкция сопровождающего организованной группы детей, выезжающей... Сопровождающим группы детей (далее – сопровождающий), выезжающей до места проведения спортивных, оздоровительных, культурно-массовых... |
Руководство проведением спортивно-массовых мероприятий Общее руководство... Администрации муниципального образования Яр-Салинское от 30. 12. 2014 года №99, в целях пропаганды физической культуры, спорта и... |
||
Страновой отчет содержание Основные положения VII Введение 1 1 Показатели... Ежедневные курильщики, изредка курящие люди и некурящие люди среди взрослых респондентов в возрасте от 15 лет и старше 20 |
Инструкция по проведению социологического исследования Для обеспечения... Пнп «Здоровье», выявления негативных факторов, влияющих на качество медицинских услуг в хмао-югре и оценке данных в динамике, отделом... |
Поиск |