Человек из рыбы
|
Скачать 0.59 Mb.
|
Ночь РЕМАРКА. На кухне Салманова разговаривает со своим мужем по Skype. Слышно только её. Может быть, похоже на то, что она обращается к призраку или мертвецу. А может, и нет. Может, всё просто: он просто работает переводчиком в нефтяной компании на шельфе, на севере. И осталось ещё столько-то месяцев. А может, и нет. САЛМАНОВА. …так а тебе-то как больше нравится думать? Что у тебя жена гений провакации или суперлиберал? Да я тоже, я тоже. Слушай… я тут прочитала рассказ «Чук и Гек» – Умке задали, мы разбирали вместе. Заяц, ты не поверишь: это эротический триллер. Да! Говорю тебе. Я даже завелась немного. Нет, не испорченная. Нет, не испорченная. Хватит. Да ты сам прочитай. Да потому что это история про то, как женщина, которая не видела мужа чуть ли не год, и она с детьми едет к нему, и там всякие приключения... Но всё это, безусловно, про то, как они доедут, поужинают, уложат сыновей спать… При этом детский рассказ и полнейшее умолчание, но… это очень круто. Нет. Нет. Нет, я-не-поделилась-с-Умкой-этим-открытием. Можешь занести в протокол, ага. Хотя так и подмывало. Но представила, как она в гимназии это всё выдаст… Кстати, когда ты перестроишься, что правильно говорить «с Одри»? Перестань. Она категорична, у нас уже все втянулись. Тебе тоже советую привыкать. Ну, да, вообще да, ага. Это не исключено. Да, тут не поспоришь: тренды меняются быстро. Ты не представляешь. Да я вообще скучаю по тому времени в будущем, когда смогу говорить с ней о таких вещах. Я прямо это воображаю. Причём понимаешь, это абсолютно филологический разговор. О том, какими средствами в тексте подвешивается это эротическое напряжение. Ну, да. Ну, да! Чистый интеллектуализм. Блин. Ты не представляешь, как она выросла. Нет, нет, по скайпу это не передаётся – это надо всё время с ней быть. Это супер. Она, кстати, сказала, что хотела бы, чтоб мы с ней так же, как Чук и Гек, поехали к тебе. Я знаю. Я знаю. Я тоже. Ты смеёшься? Нет. Ты, кажется, превратно представляешь моё существованье. РЕМАРКА. В бывшей комнате Юльки, нынешней комнате Бенуа внутренний монолог превратился во внешний. Он должен сам переполниться и иссякнуть – его не остановить. ЮЛЬКА. Знаешь, однажды я плыла в море, и рядом плыл мой друг из компании. Я всегда запоминаю разговоры вместе с пространством – у тебя такое есть? А здесь ещё тактильные ощущения. («Тактильные» – это понятно?) Тело. Вода. Ужасная молодость – мне 19. Солнце в глаза. Там было принято такое: плыть до шаров. Нет, это не идиома. Это значит заплыть настолько вглубину – около двух километров, – что из-за одной горы на берегу слева показывается другая гора, и на ней обсерватория. (Не знаю, понятно ли?) Такие белые шары. Таких много на русском юге. Или не обсерватория – или что-то военное, с войны – не знаю. Как мороженое. Это такое было счастье плыть. Какое-то похмелье тает, это солнце. (Понимаешь «похмелье»?). И сколько-то ещё дней моря впереди. А если страшно, если захочется вдруг повернуть назад раньше, можно там начать стихи вслух – тебя никто не услышит. Ты один. Надо доплыть обязательно – иначе ты себя чего-то лишишь. Но тут я плыла с другом. И было вообще не тревожно, а очень классно. И он сказал – совсем даже без укора. «Ты вообще, знаешь, ты же играешь роль огня. В жизни мужчины. Ты всё сжигаешь. Это, возможно, твоё предназначение». Он был юноша с хорошей речью. «Таких, как ты, вербуют в спецслужбы». (Тогда крутили сериал по телевизору «Её звали Никита» – не знаешь? Неважно. Наверно, он был под впечатлением). «Тем более, что ты не выглядишь, как такая женщина. Ты выглядишь нежно. Но в жизни мучжины ты нужна для того, чтобы всё на хуй спалить». Это я уже своими словами. Передаю общую мысль. «И потом он пойдёт дальше». (Как сейчас говорят, обнуление). «Как бы прочищенный этим огнём». Прокаченный... Друг тогда, наверно, освобождался от некоторого влияния, которое я сыграла в его жизни. Хотя мы были только друзьями. («Только друзьями» – понятно? No sex. Ne pas...) Неважно. Знаешь, мне это отчасти польстило. («Польстило» – наверно, сложно. Мне стало приятно. Как-то так.) Мне было 19. Это было неординарно. И, кроме того, какая-то возникала миссия. Всё жечь. Ну, видимо, кто-то же должен. Это тебе не домохозяйкой… Ты знаешь, я ему поверила. Я это сейчас понимаю. То есть я, конечно, не думала об этом – было бы смешно. И я старалась быть бережной. Но, в общем-то всегда так и происходило. Что-то сжигалось. И… САЛМАНОВА. Она, кстати, сказала, что хотела бы, чтоб мы с ней так же, как Чук и Гек, поехали к тебе. Я знаю. Я знаю. Я тоже. Ты смеёшься? Нет. Ты, кажется, превратно представляешь мою жизнь. Я вкалываю, как на галерах, и тусуюсь с Одри. «Ищем людей, места и предметы». Ага. Если хочешь знать. Я тебе говорю, если меня не переведут в отдел продаж… от этой аренды я съеду с катушек. Такие типажи – просто хоть в роман. Ага. Только не это в приоритетах. Слушай… Слушай… Перестань, пожалуйста. Ну как? Как ты себе это видишь. Тут полный дом народу. Ещё Бенуа. Кто-то войдёт на кухню водички попить, а я тут топлес? Ну, конечно. Вот спасибо. Ну, ты придумаешь. Слушай… Слушай… Вот, что я скажу тебе: память тренируй. Ты что не в состоянии визуализировать? Да я тоже, заяц, я тоже. Блин. Ты издеваешься. ЮЛЬКА. Ты вообще представляешь, почему я здесь? Почему мы с тобой сидим в этой комнате, и я не даю тебе спать? Это настолько безумие, что стыдно даже. То есть не то что стыдно – это настолько смешно. Он написал обо мне текст. Гриша написал обо мне текст. Ты же знаешь об этом? Или не знаешь? Текст в «Баламуте». Девять с половиной тысяч просмотров или что-то вокруг того. Неважно. Это обо мне. «Одна моя знакомая…» – он пишет. «Одна моя знакомая…». И дальше абсолютно про меня идёт. И дальше он абсолютно меня понимает. Я никогда не думала, что кто-то меня понимает настолько. Я никогда не думала, что кто-то… главное что – он. САЛМАНОВА. Нет, старик, не сомневайся: она сильно скучает. Уж не знаю, обрадует тебя это или наполнит угрызениями. Я иногда думаю, может, мы это всё зря затеяли. Жили бы нормально здесь семьёй. Ей же здесь классно. Знаешь, как ей подружки завидуют? Вот да. Она, по-моему, без энтузиазма ждёт нашей новой квартиры. Блин. Вечно ты всё с ног на голову. Подожди. Я же хотела рассказать тебе. У нас тут целая история. Короче... Каким-то загадочным образом Бенуа удалось заказать где-то нам в подарок два что ли килограмма улиток. Я не знаю. Я не знаю. Живых. Скажи спасибо, что мне позвонили поторопить нас домой на этот суперпир. А мы шли с Одри из музыкалки. Я такая: «Слушай, тебе очень много уроков задали? У меня предложение: давай пойдём в кино, а потом вечером я тебе помогу». А сама пишу этим гондонам смску, чтобы они быстро доедали всех этих улиток, выбросили панцири в непрозрачный пакет… ну, да, ракушки, и чтоб при Одри ни звука. Потому что я представляю, что бы это было. Ну, да. Зверски убили 2 килограма живых существ, ага. Это было б вообще. Она бы им не простила. И, короче, мы приходим… Кстати, прикинь, в кино пришлось писать заявление, что я, как мать, отдаю себе отчёт, что фильм 14+ и беру на себя ответственность. Дожили. Дожили. Ты бы видел, как мы на прошлой неделе в Александринку прорывались. Но неважно. Так вот. Короче, мы приходим, я из-за спины Одри им такая… РЕМАРКА. Показывает, как показывала кулак. САЛМАНОВА. Всё вроде гуд. Мы с Одри ужинаем, и тут из-за сахарницы такое та-дам! Явление. Улитки Освальда. В будущем – Освальда. Нет, не в честь Шпенглера. Что все такие… больно умные, ага. Короче. То ли она у них действительно уползла, то ли они решили приколоться – не признаются. Но, типа, сюрприз. Домашнее животное. При том, что они только что уплели 2 кг его собратьев. Деятели, ага. Не говори. Ну, в отдельно взятом существе, понятно, проще разглядеть индивидуальность… Тут же меня погнала в магазин за петрушкой. Попутно гуглит, что они едят, оказалось, виноградные листья. Она в панике. Тут Дробужинский вспоминает про долму, они звонят мне, что надо долму непременно. Понимаешь? Купить и распотрошить и так далее. В «Дикси», ага. Я уже понимаю, что походу никаких уроков. Что придётся писать записку, как будто она заболела и пусть… я не знаю, язык сидит учит с Бенуа. Такая чехарда. Ты представляешь. Да я тебе могу показать. А она вчера же ещё узор ей на панцире нарисовала. Причём, прикинь, сначала прогуглила, не вредно ли. Прочитала, что панцирь – это просто нарост, и нарисовала лаком для ногтей снежинку. Я тебе сейчас принесу. Блин. Блин. Да, грудь не могу показать, а улитку могу – прикинь. Потому что улитку показывать – прилично. Между прочим. Ага. «Извращенец». Грудь не могу, а улитку могу. РЕМАРКА. Уходит в их с Одри комнату за улиткой. ЮЛЬКА. Мы умные люди. Мы умные люди. Любовь для дураков. Для слабых. Для тех, кто не может справиться сам. Для тех, кому самого себя недостаточно. «Нужен кто-то» – недостаточность в себе затыкать. Не самому развиваться, а посадить рядом кого-то, кого ты и таким устраиваешь, и сидеть. В этой статике. Любовь – огромный блеф. Социальный проект. Грандиозное наебалово. Чтоб люди собирались в семьи, успокаивались и переставали что-то искать. И… что там? брали эти… потребительские кредиты. РЕМАРКА. Салманова возвращается. САЛМАНОВА. Салманов, она умерла. ЮЛЬКА. Мы от этого избавляемся. САЛМАНОВА. Заяц. Заяц! Освальд умер. ЮЛЬКА. Нормальная часть человечества. САЛМАНОВА. Это катастрофа. Что теперь? ЮЛЬКА. Изживаем это идиотство. Ещё немного, и табу на свободный секс в обществе будут сняты. САЛМАНОВА. Надо прогуглить в зоомагазинах. ЮЛЬКА. Что я тебе говорю – ты же из Европы. САЛМАНОВА. Блин, я никогда не видела в зоомагазинах улиток. ЮЛЬКА. И тогда любовь займёт своё настоящее место. САЛМАНОВА. А если в супермаркете? ЮЛЬКА. Место игры, добровольной игры. САЛМАНОВА. И Одри так рано просыпается. ЮЛЬКА. Ну, или чего-то такого, что, если уж напало на тебя – ну, ладно, ок. САЛМАНОВА. Там, конечно, только мёртвые. Дьявол. Это будет всё. Это будет всё. ЮЛЬКА. Но не надо это превращать в какую-то цель. САЛМАНОВА. Она стала сейчас такой чувствительной. ЮЛЬКА. Какой-то смысл, класть жизнь на это просто потому что… я не знаю, почему. Потому что так у Наташи Ростовой было, и ты об этом сочинение писал. (Знаешь Наташу Ростову?) САЛМАНОВА. Это будут слёзы, это будет просто настоящее горе. ЮЛЬКА. Такое регулирование. САЛМАНОВА. Ты не понимаешь, что говоришь. Ты её вообще не знаешь! Прости. Прости. А может, ресторан? Может найти какой-то дорогой ресторан. ЮЛЬКА. Чтобы человек себя всего спрятал в семью, завернул, упаковал сам себя эргономичненько и не высовывался. САЛМАНОВА. Дорогой ресторан, где готовят живых, может, купить можно. Да, безумие. ЮЛЬКА. Спекуляция! Подмена! САЛМАНОВА. И ещё же этот узор. ЮЛЬКА. Не делать что-то ради человека, а с помощью человека оправдывать бездействие. Потому что всё достигнуто – а чё? Тотально ложные мотивации – вообще. Я хочу что-то искать не только до замужества, а всю свою грёбаную жизнь. САЛМАНОВА. Ты прав. Ты прав. ЮЛЬКА. Поэтому я в норме, моя жизнь нормальна. САЛМАНОВА. Да, я умом понимаю, умом понимаю. Да я всегда сама об этом спорю до хрипа, что нельзя накрывать колпаком. Как эти мамаши. Она вообще – ты не представляешь – какая взрослая. ЮЛЬКА. Поэтому я в норме, моя жизнь нормальна. САЛМАНОВА. Но это ещё не значит, что она готова терпеть боль. ЮЛЬКА. Интересна. САЛМАНОВА. Но это ещё не значит, что она готова терпеть боль. ЮЛЬКА. Прекрасна. САЛМАНОВА. Но это ещё не значит, что она готова терпеть боль. ЮЛЬКА. Всё в норме. САЛМАНОВА. Но это ещё не значит, что она готова терпеть боль. ЮЛЬКА. Я веду колонки, у меня канал на youtube, у меня просмотры. САЛМАНОВА. Но это ещё не значит, что она готова терпеть боль. Фак, этот узор ещё. ЮЛЬКА. Я путешествую. САЛМАНОВА. Вдруг она подумает, что навредил её лак. ЮЛЬКА. Я интересна людям, люди интересны мне. САЛМАНОВА. Будет корить себя. ЮЛЬКА. Супер. Нормально. Так я думала. Так я жила. В том числе, в этой квартире. САЛМАНОВА. …Хотя, на самом деле, Освальд конечно, был обречён. РЕМАРКА. В комнате Гриши, где разгар ночи, происходит игра. ГРИША. Что сделать этому фанту? Не подглядывай. Что сделать этому фанту? ЛИЗА. Этому фанту завязать глаза и сидеть с завязанными глазами, пока я не скажу, что можно развязать. И чувствовать свою вину. ГРИША. За что?? ЛИЗА. Когда завяжет, тогда и скажу. Ну, кто это? Бинго! Ура-ура. ГРИША. Кто-то мухлюет. ЛИЗА. Помолчи и завязывай. Вот отлично. Как самочувствие? ГРИША. Так за что вина? Иди ко мне. ЛИЗА. Не пойду. Не пойду. Потому что меня просто бесит, что ты думаешь о ком-то – чувак, я же вижу, – когда тебе так явно так круто со мной. ГРИША. Дорогая… ты слишком совершенна, чтобы сейчас так вдруг начать всё портить. ЛИЗА. Насколько совершенна? ГРИША. Совершенней, нежели чем. ЛИЗА. Ты злой. ГРИША. Раньше это было парадоксом, а теперь доказано. Сколько это может тянуться? Иди ко мне. ЛИЗА. Но тебе ведь со мной круто? ГРИША. Круто-круто. Иди сюда. ЛИЗА. Нет, давай дальше. Спрашивай. ГРИША. Ну, как я буду спрашивать с завязанными глазами? ЛИЗА. Просто направление укажи. ГРИША. Ну, хорошо. Обрекаешь меня… Что сделать этому фанту? ЛИЗА. Этому фанту сказать, что он думает обо мне. ГРИША. Это уже не игра, а эксплуатация человека с ограниченными возможностями. Ну, хорошо. Ну, хорошо. Ты совершенно, просто на всю голову тотально сумасшедшая. И… …I’m love in it. Ну? Можно снять повязку? ЛИЗА. Смейся, смейся. А я к тебе если ты «Букер» будешь получать, на церемонию не приду. ГРИША. Какой мне «Букер»? Какая же у тебя мешанина в голове, душа моя. ЛИЗА. Я заочница – мне можно. ГРИША. «Не мог он сокола от цапли, как мы ни бились, отличить». Не строй из себя простушку – получается на троечку. ЛИЗА. Ой, это ты меня ещё просто плохо знаешь. ГРИША. Иди ко мне. ЛИЗА. Я хочу, чтобы ты мне почитал. ГРИША. Что? ЛИЗА. То, что ты сейчас пишешь. НЕ для «Баламута». Настоящее. ГРИША. Ты освоила какое-то руководство «Как удовлетворить его самолюбие? Инструкция к мужчине»? ЛИЗА. Дурень, такой дурень. И говоришь очевидности. ГРИША. Ну, знаешь… Скажем, эпиграф к «Дару» тоже очевидность, а между тем, никто ничего круче не написал. ЛИЗА. Ты на него в последние дни просто подсел. ГРИША. Гениально потому что. Ладно. Сними повязку с меня. ЮЛЬКА. Я в норме, моя жизнь нормальна. Я путешествую. ЛИЗА. Да, мой капитан. ЮЛЬКА. Интересна. Прекрасна. ГРИША. Балансируем на грани пошлости. ЮЛЬКА. Я веду колонки, у меня канал на youtube, у меня просмотры. ЛИЗА. Кто тебе мешает проложить фарватер? ЮЛЬКА. Я интересна людям, люди интересны мне. ГРИША. Говоришь так, как будто знаешь, что это такое. ЮЛЬКА. Супер. Нормально. ЛИЗА. Это главный навык современного человека. ЮЛЬКА. Так я думала. ЛИЗА. Говорить-как-будто-знаешь… ЮЛЬКА. Так я жила. ГРИША. Так можно до бесконечности. ЮЛЬКА. В том числе, в этой квартире. ЛИЗА. Нет, увы. ЮЛЬКА. В том числе, с ним. ЛИЗА. Придёт утро, и надо будет вставать и крутить ногами землю. ЮЛЬКА. В том числе, с ним. ГРИША. Мы же почти фрилансеры. Это не наша прерогатива. К нам это не относится. Э-эй! К нам это не относится. ЛИЗА. Ты почитаешь? ГРИША. Дай компьютер. Иди ко мне. ЮЛЬКА. Так я думала. Так я жила. В том числе, в этой квартире. В том числе, с ним. Через стенку. С ним и его женой. САЛМАНОВА. Хотя, на самом деле, Освальд конечно, был обречён. ЛИЗА. А как называется? САЛМАНОВА. Такой перелёт, смена климата, я не знаю, что. ГРИША. «Кандалами цепочек». САЛМАНОВА. Петрушка эта. Как я ей скажу. Заяц, как я ей скажу. ГРИША. Сейчас, открывается. Только, душа моя, почитаешь ты. САЛМАНОВА. Ты, наверно, уже спать там дико хочешь, тебе вставать через, а я тут… Прости, пожалуйста. ЛИЗА. С чего это вдруг? ГРИША. Это завуалированная просьба. ЛИЗА. «Завуалированная»? Это теперь так называется? ГРИША. Почитай, а? Я подумал, что хочу послушать. Не выкобенивайся. Помни о своём совершенстве. ЛИЗА. Зомбирование и шантаж. САЛМАНОВА. Я просто не знаю. ЛИЗА. Только если не будешь цепляться к ударениям. ГРИША. Действие происходит в 30-х. ЛИЗА. Всё, молчи. «Это было такое чувство…». «Это было такое чувство – как будто в грудь воткнулась сверху, с размаху тупая спица. И завертелась веретеном. САЛМАНОВА. Какую всё-таки мы проявили безответственность. ЛИЗА. Осью было предощущение беды. САЛМАНОВА. Так всё было хорошо, и вот. ЛИЗА. Нитками (красными нитками, больше похожими на голые волокнистые нервы)… САЛМАНОВА. Угораздило. ЛИЗА. …страх. САЛМАНОВА. Надо не ложиться. Или будильник поставить. ЛИЗА. Она замерла… САЛМАНОВА. Надо обязательно… ЛИЗА. …с тонким фарфором в руках и ещё долго не чувствовала… САЛМАНОВА. …сказать до того… ЛИЗА. …как пальцы наливаются от чая горячей болью. САЛМАНОВА. …как она сама… ЛИЗА. Это, конечно, должно было случиться. Конечно, но как же так? САЛМАНОВА. Какое «убежал»? Убежал улитка? Улитка убежал, ага. Ты не понимаешь, ей же не пять лет. Ты её совершенно не знаешь. Даже если она поверит в то, что убежал, она будет знать, что ему не выжить, и винить себя, винить себя. ЛИЗА. Предчувствие настигло её, пока она смотрела на снег. ЮЛЬКА. Так я жила. ЛИЗА. Значит сегодня. ЮЛЬКА. В том числе, в этой квартире. ЛИЗА. Пошла по квартире, чертя долгую кривую прощального взгляда. ЮЛЬКА. В том числе, с ним. ЛИЗА. Картина с видом стрелки Васильевского острова… ЮЛЬКА. Через стенку. ЛИЗА. Выцветший дагерротип… ЮЛЬКА. Три… ЛИЗА. …с юной ЮЛЬКА. …года. ЛИЗА. мамой. ЮЛЬКА. Три года. ЛИЗА. Сашкина матроска, брошенная в кресле… ЮЛЬКА. С ним и его женой… ЛИЗА. …тронутые увяданием гвоздики… ЮЛЬКА. Через стенку. ЛИЗА. …корешки книг… ЮЛЬКА. А когда меня накрывало, когда орала по ночам вот в эти все подушки, я говорила себе: это физиология. ЛИЗА. Дальше, дальше в спальню, где кровать с жёлтым балдахином, из-под покрывала мужнин тапок носом тонущей лодки. ЮЛЬКА. Бля, ну, почему-то хочу его адски. Такая беда. ЛИЗА. И ещё дальше туда где качается (ну отчего же непременно качается)… ЮЛЬКА. Надо держаться. ЛИЗА. …новенькая деревянная лошадка. ЮЛЬКА. И вообще что за изврат? Я же хочу его, потому что меня восхищает его талант – не бред ли. Это же сбой какой-то. При чём здесь талант и секс – какая связь? ЛИЗА. Значит, сегодня. Значит визг тормозов в темноте, как скрежет поезда, сходящего с рельсов. Как скальпелем по рёбрам, ногтями по стеклу. И шаги на лестнице. Сначала неясные, потом проявляющиеся, как на фотоплёнке. Муж будет спать и не услышит, она вопьётся пальцами, он заворчит во сне. ЮЛЬКА. Не надо мешать всё в кучу. ЛИЗА. Потом люди в чёрной коже по ту сторону двери, люди в белых кружевах по эту. Стук и страх. Алексей будет безуспешно всовывать руку в рукав халата, ломать пальцы, повторять такое дежурное и пропахшее быстрым потом слово не-до-ра-зу-ме-ни-е. А она станет в оцепенении смотреть, как липкий ужас завоевывает дом. И, боже мой, подтекает под дверь сына. Только бы не проснулся. ЮЛЬКА. Это вообще опошляет. («Опошляет» – это ты, наверно, не понимаешь. Набоков нам сказал, что «пошлость» – это не перевести. Я привыкла верить Набокову). Неважно. У меня были партнёры. У меня всё было ок. Со свободными включёнными в меня мужчинами. А не с женатым, для которого я – так… сосед. Всё хорошо, всё супер. Нравится талант – читай тексты. Пей чай, вискарь, веди разговоры. Получай интеллектуальный драйв. Что ты воешь, блядь, ненормальная, в подушки? Грёбаная физиология. Грёбаный сбой. Через три года бросила всё и уехала с чуваком, который меня долго любил, за 2 тысячи километров. ЛИЗА. Темнота ЮЛЬКА. Освободила комнату. ЛИЗА. Темнота и резная рама красного дерева. ЮЛЬКА. Я как-то случайно узнала как раз в эти дни – из видеолекции о Гоголе (знаешь Гоголя?), что слова «обнимать» и «понимать» восходят к одному и тому же корню – древнему исчезнувшему корню. ЛИЗА. Приблизила силуэт в зеркале на четыре шага. ЮЛЬКА. О котором ещё Аристотель пишет где-то как об исчезнувшем. ЛИЗА. И вдруг увидела, как прорезаются морщины. ЮЛЬКА. (Знаешь Аристотеля?) ЛИЗА. Именно прорезаются. ЮЛЬКА. Что-то там nimea – и это означает что-то там «выхватывать из небытия». Я ехала сюда. ЛИЗА. Как зубы. ЮЛЬКА. Я возвращалась. ЛИЗА. Как листья из почек. ЮЛЬКА. Я перечёркивала всё на свете. ЛИЗА. Высовываются наружу прямо из гладкой молодой кожи. ЮЛЬКА. Я предавала того чувака. ЛИЗА. Увидела, как опадают щёки. ЮЛЬКА. Я понимала, что я его обниму. ЛИЗА. И набухают… ЮЛЬКА. Я поняла… ЛИЗА. …будто спеют… ЮЛЬКА. …что никогда… ЛИЗА. …суставы… ЮЛЬКА. …его… ЛИЗА. …на руке… ЮЛЬКА. …не обнимала. ЛИЗА. Боже, но куда могли деться ресницы? ЮЛЬКА. И тут я вспомнила про юношу с хорошо поставленной речью 13 лет назад. ЛИЗА. И зеркало стало заваливаться куда-то в сторону. ЮЛЬКА. Какого хуя? ЛИЗА. И молодая, ещё двадцатишестилетняя рука… ЮЛЬКА. Как можно? ЛИЗА. …ловила напоённый временем воздух тёмной передней. ЮЛЬКА. Как можно было поверить – в душе поверить – этому дуболомному программисту, который читал писателей типа Олдингтона и у настоящей жизни ещё даже пульса не щупал. Который женился в итоге на какой-то клуше и жалуется мне вконтакте, что она постоянно водит в церковь их детей. Взяла и поверила и всё: исхуярила крылья. ЛИЗА. Её столбовая дорога начиналась от Елисеевского магазина. ЮЛЬКА. Я не обнимала его. ЛИЗА. В тот день она выходила с пакетом эклеров на Малую Садовую и там… ЮЛЬКА. Я вообще никогда не обнимала тех, кого любила. ЛИЗА. …вывалившись из переулка, в неё впилась глазами траурная старуха. ЮЛЬКА. Потому что я же их любила… ЛИЗА. Сначала отпрянула, а потом в несколько семенящих шагов догнала. Схватила руку и зашелестела: ЮЛЬКА. …я же не хотела их там типа жечь. ЛИЗА. – Дочка, не погуби, мне тебя сам бог послал, скажи, жив или нет мой сын. Сын, сыночек. Скажи, пожалей. – Да как же я?.. ЮЛЬКА. Держалась подальше… ЛИЗА. …Вы обознались, бабушка, почём же мне знать. ЮЛЬКА. Во мне никогда не был человек, которого я любила. Понимаешь это? А «нахуя мне вагина, если в ней нет тебя?» – как я прочитала недавно на одной стене дома в переулке Джамбула. Верней, на фотографии в фэйсбуке у одной классной девушки, но там стоял геотег. ЛИЗА. Вы обознались, бабушка, почём же мне знать, – говорила она, беспокойно поглядывая на прохожих. ЮЛЬКА. Я тотально, я по уши – не то что в говне – в небытие. Nimea, nimea, nimea. ЛИЗА. А сама уже видела конопатое лицо здоровенного такого детины. ЮЛЬКА. (Понимаешь «по уши»?) ЛИЗА. Выражение растерянности и недоумения на этом лице ещё было сильнее заскорузлой злобы. Он жевал сосновые иголки – клал в рот целый пучок, сжимал краюшки недоломанными зубами и сосредоточенно вытягивал пахучий зелёный жмых. ЮЛЬКА. Я перечитывала его текст в «Баламуте» обо мне, и ревела, ревела, ревела. Его текст. «Одна моя знакомая». Я летела сюда и думала: что за чорт? ЛИЗА. – Скажи только, жив ли. Я каждую ночь ворожу, да силы не хватает. А у тебя много. Хватит на тридцать трёх баб. Скажи, ждать мне, или помирать ложиться? – бормотала старуха, теперь уже воровато озираясь и стараясь пустить слова в самое ухо её, кажется, даже подпрыгивая. Отогнала видение и сказала устало, не понижая голоса: – Жив ваш Сергей. На севере. Ждите, может и дождётесь. Он волевой. Не отчаивайтесь. ЮЛЬКА. Он откроет дверь. Или будет сидеть и болтать на кухне. Или я постучу к нему в комнату, или что угодно, и я скажу: Знаешь, я просто хотела Провести с тобой ночь, если нельзя Жизнь. ЛИЗА. Словом, отпустила силу. ЮЛЬКА. Он откроет дверь… ЛИЗА. Откуда все они так безошибочно узнают в человеке ведьму? ЮЛЬКА. …или будет сидеть и болтать на кухне… ЛИЗА. Не по карим глазам с траурной каймой… ЮЛЬКА. …или я постучу к нему в комнату… ЛИЗА. …не по фамильной родинке у корня шеи. ЮЛЬКА. …или что угодно… ЛИЗА. Не по лучевой игре солнца в медных волосах. ЮЛЬКА. И я скажу: Знаешь, я просто хотела провести с тобой ночь, если нельзя жизнь. ЛИЗА. Всё это было и раньше, и сходило с рук. ЮЛЬКА. Знаешь, я просто хотела... ЛИЗА. Даже муж всерьёз не догадывался, хоть и называл при гостях колдуньей. ЮЛЬКА. (Хотя почему, почему, почему, почему, почему, почему нельзя?). Просто буду смотреть на него и скажу. Просто буду смотреть. Прямо в глаза. Бесстыдно. А потом сниму с него всё к чертям. А потом испытаю всё, чего никогда не испытывала. Что в меня входит человек, которого я люблю. Всё то же самое. Только любимый. Есть разница? В чём разница? В том, что я дотронусь до него рукой, и мне покажется, что ожог навсегда останется? Такая сизая багровая ладонь в пузырях волдырей. Сизая сизая багровая ладонь о тебе на память, слышишь? В том, что у меня станет выскакивать сердце и неметь язык? И я стану неумелой, как ребёнок? В том, что у меня будут течь слёзы от желания продлить вот именно вот это время навсегда? От знания, что оно кончится? И дальше будет вот такой шмат бессмысленной жизни? Но сейчас… В том, что стенки моего влагалища станут самыми важными квадратными сантиметрами поверхности во Вселенной? Самой важной материей? Самой материей? Самим бытием? В том, что он, заразившись отчасти моим сумасшествием, немного занервничает, и будет не так хорош, как всегда? И это немного его раздосадует? Но я дрожу в его руках. Дрожу. Трясусь. Прячу лицо в его тело от ужаса посмотреть в глаза. И в этом так мало эротики. Так мало грёбаной физиологии. Но так много правды. Просто мышечный спазм. Как от агонии, но только от любви. В том, что мне бесконечно жаль, что для него это не то, что для меня, потому что я хотела бы сделать его бесконечно счастливым? «Как жаль, что тем, чем стало для меня…». Настолько, насколько возможно, настолько, насколько я сама сейчас. В том, что потом я не смогу на него посмотреть, и бояться, понравилось ли моё тело, и бояться рассвета, бояться дня? Мечтать о чорте? О, если бы за эту ночь я б ухитрилась продать душу, а! Как было бы в тему. Он бы за мной явился в клубах дыма и в сере весь, и больше ничего. Такой весь чёрно-красный, жилистый, как в «South parke». (Понимаешь «South park»?) Сказал бы: «должок!». И утащил в преисподнюю. Вечность в аду вспоминать эти объятья. Эти объятья. Объятья. Это выхватыванье из небытия. САЛМАНОВА. Прости. Мне надо выпить. Нет, я не слишком психую из-за мёртвой улитки, нет, не слишком, нет. ЮЛЬКА. Почему я всю жизнь столько думала? САЛМАНОВА. И ты несправедлив. ЮЛЬКА. Почему я всю жизнь столько думала? САЛМАНОВА. Я не хочу её отгораживать от жизни, но от жизни, а не от… Не от этого... ЮЛЬКА. Почему я всю жизнь столько думала хуйни? САЛМАНОВА. Не от этой... Как это назвать. ЛИЗА. И жила спокойно простая советская домохозяйка с недописанной диссертацией по Хлебникову, с умницей сыном и светилой-супругом. САЛМАНОВА. Серая ширма, которую принимают за жизнь. ЛИЗА. Гуляла по набережным. САЛМАНОВА. Бесконечное приспособление к системе, вместо жизни. ЛИЗА. Блистала на приёмах. САЛМАНОВА. Бесконечное вписывание, встраивание, на которое у них и уходит вся жизнь. ЛИЗА. Играла всё больше Шёнберга, не говоря, что это он. САЛМАНОВА. То, что этот мир предлагает моей дочери. ЛИЗА. Иногда, беседуя с кем-то из знакомых, видела, как тот умрёт. САЛМАНОВА. Знаешь, чем старше она становится, тем мне трудней читать фэйсбук. ЛИЗА. И тогда он терялся и не знал, как понять эту печальную нежность в её взгляде. САЛМАНОВА. Про всех этих… ЛИЗА. И видел ночью раскосые сны. САЛМАНОВА. Это так же трудно… ЛИЗА. Всё шло хорошо. САЛМАНОВА. Это так же трудно как, подписывая какую-нибудь петицию, отвечать на вопрос «почему». ЛИЗА. А тут отпустила силу. САЛМАНОВА. Понимаешь, наши на кухне смеются над этим всем. ЛИЗА. И изменился угол взглядов. САЛМАНОВА. Зло смеются, горько, но всё-таки. ЛИЗА. Стал острым и косым. САЛМАНОВА. Перлы чиновников… ЛИЗА. Смотрели настороженно. САЛМАНОВА. …идиотические доносы… ЛИЗА. Враждебно. САЛМАНОВА. …пасквили этой повылезшей серости... ЛИЗА. Заискивающе. САЛМАНОВА. Смешно, ага. ЛИЗА. Выжидающе. САЛМАНОВА. Они смеются, как люди, которые уже смогли более менее себя огородить. Построить дамбочку. ЛИЗА. Моляще. САЛМАНОВА. Как-то. Как-то. ЛИЗА. Смотрели украдкой, исподлобья, в спину – особенно. САЛМАНОВА. А меня иногда охватывает такой холод по спине. Потому что мы-то что, а ей же с этим. Ей же в это. Я не знаю. ЛИЗА. Иные подходили. Конечно, самые несчастные. Несчастные вообще тянулись, как смола. Шептали. Она отвечала всегда. Видела и говорила, даже если просящие застигали её в паре кварталов от Гороховой, от Большого дома. Не видеть и не говорить уже был нельзя. Она увязла в топкой колее своего предназначения. И если рядом был Сашка, он удивлённо смотрел снизу вверх красивыми папиными глазами. САЛМАНОВА. Недавно Гриша говорил… Я не знаю, получится ли передать. Говорил, что его в последнее время перестали трогать эти все наши отвратительные новости. То, чем заполнен фэйсбук. Что вибрировать на это – всё равно, что возмущаться по поводу того, что труп плохо дезадорирован. Труп страны – понимаешь? Ты понимаешь? Ты слышишь? Плохая связь? Что его – про Россию – теперь волнует и жалит только то... Только столетней давности новости. Потому что он как бы стал чувствовать, что мы родились в погибшей родине. Сто лет назад погибшей. Я не помню точно, как он сформулировал, но это как про то, что наша родина погибла задолго до нашего рождения – наша родина, то чем мы любим и дорожим. Мы ходили даже там на какие-то площади и в пикеты, но всё это немыслимо, потому что она – труп. Который просто так велик, что разлагается уже сто лет. Её нет и не может быть, мы её только помним. Только помним – не из памяти, а из книг. Вот такое сиротство, вот. Трупное мясо. Поэтому мы обречены на проигрыш. Но это только для нас, для таких, как мы. Для большинства-то родина жива, для большинства это родина. То что вот это всё. Это и есть. Для них она жива. И поэтому они в сто раз сильнее. А не потому даже, что их больше, ага. И в последнее время ему всё это открылось. Ты молчишь, будто пережидаешь, будто у меня какая-нибудь там истерика. Через слово? Через слово? Так, всё. Я так и пытаюсь. Я так и пытаюсь. Я пытаюсь об этом не думать. Я пытаюсь просто зарабатывать на квартиру и быть нормальной мамой. Но это же и её, нашей дочери, мёртвая родина, ага? …Это всё так же трудно, как, подписывая какую-нибудь петицию, отвечать на вопрос «почему». ЛИЗА. Когда Алексей вернулся из института, она была в тёмно-зелёном платье тяжёлого шёлка. В мамином платье. Муж запахнул в пальто и крепко обнял в сумрачной передней. Почувствовала, как его дневная усталость стекает к ней в треугольный вырез и вьётся змеёй по телу. Положила пальцы ему на виски и дала сил. Тогда он, как всегда, ничего не заметив, стал раздеваться и рассказывать о своих изотопах – без умолку – словно ребёнок о только что народившихся котятах... Она не мешала. Потом ел быстро и машинально. С бифштексом во рту говорил об открытии, к которому стучится в дверь. ЮЛЬКА. Я не сказала самого важного. ЛИЗА. Чтобы заполучить мужа целиком… САЛМАНОВА. Прости. ЛИЗА. …всегда приходилось высвободить всю силу... ЮЛЬКА. Его жена. ЛИЗА. …глаз и рук, и голоса, и тела... САЛМАНОВА. Если б ты знал, как иногда страшно. ЛИЗА. Заслонить, заполонить собой… ЮЛЬКА. Дело в том, что я… ЛИЗА. …его ненасытное сознание… ЮЛЬКА. …никогда никого не отбивала... ЛИЗА. …затмить… САЛМАНОВА. Я смотрю на неё… ЛИЗА. …таким долгим поцелуем… ЮЛЬКА. Я верила, блядь, в этот ёбаный огонь. ЛИЗА. …что эта властная сухопарая любовница-наука станет задыхаться. ЮЛЬКА. Что от меня ничего хорошего.. ЛИЗА. А в тот момент… ЮЛЬКА. …кроме сжигания… ЛИЗА. …когда она… ЮЛЬКА. Пусть уж он лучше будет с женой. ЛИЗА. …ослабеет от нехватки кислорода… ЮЛЬКА. К тому же, чем я лучше… ЛИЗА. …взять верх. ЮЛЬКА. Чем будет лучше… ЛИЗА. …и насладиться… ЮЛЬКА. …если я… ЛИЗА. …временной… ЮЛЬКА. …стану счастлива… ЛИЗА. …трудной победой. ЮЛЬКА. …а жена… ЛИЗА. …трудной победой. ЮЛЬКА. несчастна? ……..Какая-то арифметическая смена знаков. ЛИЗА. Может быть, из-за этой силы сопротивления… ЮЛЬКА. Во Вселенной. ЛИЗА. …она и любила… ЮЛЬКА. Бессмыслица. ЛИЗА. …так… ЮЛЬКА. Лучше всё оставить как есть. ЛИЗА. …этого непринадлежащего ей до основания, слишком рано седеющего человека. Чью фамилию похожее на бычью тушу государство сулило занести либо в географические карты, либо в гущу арестантских списков. САЛМАНОВА. Я смотрю на неё… Не то что бы она даже ангельски чистая. ЛИЗА. А он не думал ни о том, ни о другом. САЛМАНОВА. Нет, я вижу прекрасно, как она уже отлично чувствует внимание к себе людей, как понимает даже свою силу что ли, я отдаю себе отчёт, что через пару лет она станет нимфеткой, и запляшут такие бесы... Не кривись – никуда не деться. Это норм. ЛИЗА. Когда встал из-за стола, надолго прижался губами к её макушке. И пошёл в свой кабинет. ЮЛЬКА. Я читала это про себя в его тексте. ЛИЗА. Точно часа она не видела. ЮЛЬКА. Только гораздо лучше выраженное. ЛИЗА. Но она знала… ЮЛЬКА. Я понимала, что он меня понимает. Там ещё было много всего. ЛИЗА. …что обычно этот визг тормозов на Караванной раздавался после трёх утра. ЮЛЬКА. «Одна моя знакомая»… ЛИЗА. Значит, у неё есть ещё четыре часа. ЮЛЬКА. Так много про меня. ЛИЗА. Узелок уже был собран и спрятан. ЮЛЬКА. Я была в Перми. ЛИЗА. Оставалось только ещё раз поцеловать спящего сына и отдаться мужу. ЮЛЬКА. Я строила отношения. ЛИЗА. Но в детскую… ЮЛЬКА. Здесь тоже арифметика… ЛИЗА. …было преступно нести… ЮЛЬКА. …если тебе не-ради-кого жить, чтобы выжить, тебе нужен кто-то, кто живёт ради тебя. ЛИЗА. …эту нарастающую тревогу… ЮЛЬКА. Наверно, я хотела выжить. ЛИЗА. …и останавливало осознание: это нужно ей – не ему. ЮЛЬКА. Или выжить – это обязательство? ЛИЗА. А в кабинете мужа плясала на столе и вертела тощим задом в наколках формул бесстыжая соперница, сильная и жадная, ч.т.д. ЮЛЬКА. Поэтому уехала два месяца назад. И этот текст... Я прочитала, и… пишу Салмановой. Ночью тотально в соплях сижу и пишу. Он зовёт меня спать очень нежно – я шиплю на него. Тот чувак. Я не могла дышать. Я не могла наладить сердце. Что-то такое к ебеням рухнуло. Обрушилось. Я что-то такое пишу. Про то, как вы все. Про то, как вы все. Как? Как? Как? Как? И она отвечает, что Дробужинский расстался с Катей. Гриша! Господи! Его компактная, уютная, безмолвная и домовитая жена. Я же смотрела на неё, на то, как она меняется в лице от того, что его имя произносят, я смотрела и думала: «Если он бросит её, она не переживёт. И из-за того, что я её по-человечески жалею, взъябывается вся моя жизнь». А спровацировать его обманывать… Нет, нет. Я не хочу для него быть этим. Спаиваться с чувством лжи и вины. Может, гордыня – я не знаю. Итогом – ЛИЗА. Время уходило. ЮЛЬКА. …итогом – расхуяренная жизнь. ЛИЗА. …Сказать ему напрямую о том, как завершится эта ночь и эта жизнь, – невозможно. Это значило бы самой оторвать от своей судьбы последние мгновения и променять их на ненужные звонки отходящим ко сну покровителям, на уверения, что всё ещё может обойтись, на корвалол и валерьянку. Нет. ЮЛЬКА. Я – сильная, я – выдержу. ЛИЗА. Кипы бумаг. Стол с потёртым сукном, на котором стены – стены из книг. Зелёная лампа. Виноватое «родная, ложись без меня, я приду через часик»… ЮЛЬКА. А нет, нет, нет – всё в топку. ЛИЗА. …решительно пропускается мимо ушей. ЮЛЬКА. В итоге – спалила себя. ЛИЗА. Проклятое вольтеровское кресло… ЮЛЬКА. И ради чего? ЛИЗА. …окружает его со всех сторон… ЮЛЬКА. И вот… И тут… ЛИЗА. …не подступиться… ЮЛЬКА. …они вдруг расстаются. ЛИЗА. Как бы хотелось подойти сзади и обнять так, чтобы сердце стучало ему в затылок. ЮЛЬКА. И я понимаю… ЛИЗА. Но кресло… ЮЛЬКА. …в этот момент всё. ЛИЗА. …сопротивляется… ЮЛЬКА. Всё про этот ёбаный огонь, который полная туфта. ЛИЗА. …и она, не раздумывая, просто перекидывает ногу в широкой юбке. ЮЛЬКА. Всё про свою ёбаную жизнь… ЛИЗА. Он не ожидал. ЮЛЬКА. …которая, как мне казалось, не складывалась из-за того, что во мне есть какая-то поломка, какая-то трещина, из которой сочится временами полный ад. ЛИЗА. Он говорит, что выбивается из графика, что должен ещё хоть полчасика… ЛЬКА. А эта трещина… ЛИЗА. …поработать… ЮЛЬКА. …на самом деле… ЛИЗА. …что у него пока слишком… ЮЛЬКА. …эта трещина… ЛИЗА. …большая погрешность… ЮЛЬКА. …она вообще… ЛИЗА. Но рука, рука… ЮЛЬКА. …из-за того, что я не с ним!.. ЛИЗА. …рука… ЮЛЬКА. …из-за того, что я не с ним!.. ЛИЗА. …рука… ЮЛЬКА. …из-за того, что я не с ним!.. из-за того, что я не с ним! из-за того, что я не с ним! из-за того, что я не с ним! ЛИЗА. …рука… ЮЛЬКА. Какого чорта? Какого, ну какого чорта я не с ним? ЛИЗА. …всё-таки ложится на голую щиколотку… ЮЛЬКА. Какого хуя? ЛИЗА. …и пальцы смыкаются вокруг… ЮЛЬКА. Да я с ним вообще была бы другой! ЛИЗА. …как кандалы. ЮЛЬКА. Я была бы вся для него. ЛИЗА. …как кандалы. ЮЛЬКА. Это так легко. ЛИЗА. …как кандалы. ЮЛЬКА. Это так легко, особенно когда у тебя в последние дни глюк, что вены на руках пухнут как будто для бритвы. ЛИЗА. И скороговорочно: «Сашка спит?»… ЮЛЬКА. Когда в твоей жизни вообще уже ничего нет, потому что нет его. Всё одна безликая, бессмысленная серее серого ёбаная поебень! ЛИЗА. …Вот только когда Алексей целовал её, вдавливая в подушку, она вдруг увидела, как он в ярком свете лампы, часто-часто моргая, навсегда от неё отрекается. Вот этим самым языком он говорит, что враг больше не является и не может являться его женой и матерью его сына. Allez. ЮЛЬКА. И это всё. И это всё. ЛИЗА. Её вопль он истолковал неверно. ЮЛЬКА. И это всё. И я беру билет. ЛИЗА. А потом её внезапно обдало застарелым запахом самогона. Она закрыла глаза и увидела, как на заплёванных досках вертухай лежит на ней и будто вколачивает в пол. ЮЛЬКА. И это всё. И это всё. И я беру билет. ЛИЗА. …Когда муж гладил её тяжёлой усталой рукой, она была далеко. Она видела воспитавшую её бабушку – совсем молодую, в простом белом платье, прыгающую через костёр с деревенскими девками. Незнакомую, лишь во снах приходящую маму в её парижском доме среди утончённых мистиков. И бесоглазую голую прабабку на новеньком юнкерском кителе в поле. С белокурой головой безусого юноши на груди. «Хорошо всё-таки, что у меня сын. Неплохо, что на мне всё кончится»». ЮЛЬКА. И это всё. И это всё. И я беру билет. ГРИША. Всё. Дальше не читай. ЛИЗА. А что будет дальше? ЮЛЬКА. Я прошу маму перевести мне на карту недостающие 4 тысячи. У меня даже голос сел, хоть я и не кричала. И я уже из аэропорта пишу тому чуваку. Который меня любит. В эту минуту понимаю его. А раньше – меня в основном раздражало. Его внимание и слова, и то, как смотрит. А сейчас… А сейчас я такая же. Куда всё делось? Где мой ум? Мои «воззрения». Моё «мирочувствование», как Гриша говорит. Меня накрыло – будто задушило – одно: это чувство, что мне тоже, что мне тоже, что мне тоже, что мне тоже, что мне тоже, что мне тоже, возможно. Хотя бы ночь, если нельзя жизнь. Потому что всё это время думала столько всякой хуйни. Потому что во мне гниёт космос. Потому что во мне гниёт космос. ГРИША. Всё. Дальше не читай. ЛИЗА. А что будет дальше? ГРИША. Я думаю, она родит на зоне дочь. ЛИЗА. От вертухая?? ГРИША. Нет, ну, что ты. У неё там будет большая любовь. ЛИЗА. Как это? Там? ГРИША. Ты не читала «В круге первом»? Там были возможности иногда. ЛИЗА. Да? Ну, хорошо. То есть всё неизбежно будет продолжаться? А почему «Кандалами цепочек»? ГРИША. Ну, Мандельштам. ЛИЗА. А когда ты назовёшь что-нибудь «Снег на Караванной», как хотел? ГРИША. Ещё не сейчас. Ещё не сейчас. Ещё не сейчас. Иди ко мне. ЮЛЬКА. Я бы хотела прийти к нему и сказать: «Просто знай: мой космос сгниёт без тебя». Мой космос сгниёт без тебя. (Ты понимаешь «сгниёт»? «Сгниёт» – это как прокисший суп. Это как плесень – не та, что на сыре. Как мне объяснить. Это такое тошнотворное зелёное воняющее месиво. Гной. Червяки. Опарыш. Блевотная вонь. Вместо космоса. Точнее из космоса. Из бывшего космоса. Из моего. Ты понимаешь? Ты понимаешь?). Господи, господи. Господи. Это гангрена всего. САЛМАНОВА. Постой… Постой. А ты знаешь про Человека из рыбы? О, ты не знаешь. Нет, ты послушай. Не делай такое лицо. Я просто расскажу тебе про Человека из рыбы. Два слова. Я не знаю, как сказать. В общем, и говорить особенно нечего. Он просто приснился нашей дочери. ЮЛЬКА. Космос сгниёт без тебя. САЛМАНОВА. Она просто расталкивает меня ночью и говорит: «Мам, извини, пожалуйста, мне приснилось, что меня забрал Человек из рыбы». Вот и всё. Вот и всё. Вот и всё. ЮЛЬКА. Это как прокисший суп. САЛМАНОВА. Мне очень страшно. Я не знаю, почему мне стало так страшно. ЮЛЬКА. Это как плесень – не та, что на сыре. САЛМАНОВА. У неё был такой взгляд… ЮЛЬКА. Как мне объяснить. САЛМАНОВА. И она говорила так, как будто Человек из рыбы – это что-то хорошо известное и понятное, как Баба-Яга. ЮЛЬКА. Это такое тошнотворное зелёное воняющее месиво. САЛМАНОВА. Она же совершенно отважное существо. ЮЛЬКА. Гной. Червяки. САЛМАНОВА. …а тут в глазах такой ужас. ЮЛЬКА. Опарыш. САЛМАНОВА. «Человек из рыбы». ЮЛЬКА. Блевотная вонь. САЛМАНОВА. Лингвистическая конструкция. ЮЛЬКА. Вместо космоса. САЛМАНОВА. Просто конструкция. Угловатая и царапающая просто своей нелепостью – не более. Но ведь было же у него – у этого человека, у этой твари во сне и какое-то тело. Какая-то плоть. …И намеренье. ЮЛЬКА. Ты понимаешь? Ты понимаешь? Господи, господи. Господи. Это гангрена всего. САЛМАНОВА. Ты не понимаешь? Господи, блядь, как же ты далеко. Мне кажется, ты совершенно… Ты… ты… Я не знаю. Я не знаю, что мне делать? Чтоб до тебя достучаться. Что майку снять? Нет, я не успокоюсь, я совершенно не успокоюсь. РЕМАРКА. Это лишнее, но она и правда снимает майку. САЛМАНОВА. Может, так ты хотя бы не будешь поглядывать в угол экрана на часы. Думаешь, я не вижу. Тебе будто бы всё равно. Она забралась ко мне под одеяло – такая тоненькая, от её волос не стало места. Ладно, я оденусь, я оденусь, хорошо. Хорошо. Конечно, ты прав, не произошло ничего страшного. Всё одеваюсь. Вот. Всё. Всё. Я сказала ей, что так она переплюнет самого Гофмана, это ей польстило. Она сказала, что не хочет больше видеть Человека из рыбы никогда. Никогда. Никогда… Никогда – понимаешь? РЕМАРКА. Всё уже почти иссякло. САЛМНОВА. Никогда! ЮЛЬКА. …Салманова не написала, что у него новая девушка. Почему-то не написала. Она же не знала, что для меня это важно. А может быть, я не дала ей успеть. Лиза прикольная. Лиза прикольная. Да. Да. Да. Лиза прикольная. Господи, господи. Господи. Это гангрена всего. САЛМАНОВА. Салманов, Салманов, Салманов. Ей же богу. Это всё так же трудно, как, подписывая петицию, отвечать на вопрос «почему». РЕМАРКА. Звучит моя любимая песня. А может, и нет. |
Похожие:
 |
Человек из рыбы Действие происходит в вымышленной квартире на Караванной или взаправду в моей голове |
 |
Методика № дифференциально диагностический опросник (ддо; Е. А. Климов) Шкалы Шкалы: типы профессий человек-человек, человек-техника, человек-знаковая система, человек-художественный образ, человек-природа Назначение... |
|
Инструкция по изготовлению вяленой рыбы ... |
|
Технический регламент "Требования к безопасности рыбы и рыбной продукции" Об утверждении технического регламента "Требования к безопасности рыбы и рыбной продукции" |
|
Информация о нарушениях, выявленных Государственной инспекцией труда... Года составила 695,4 тысяч человек (уменьшилась по сравнению с 2010 годом на 2,8 тысяч человек). Численность населения трудоспособного... |
|
Отчет главы Пограниченского муниципального образования за 2013 год За данный период в нашем селе родилось- 7 детей, умерло- 5 человек, прибыло – 18 убыло- 17 человек. Из всего постоянно проживающего... |
|
Бизнес-план инвестиционного проекта «Создание сельскохозяйственного... «Создание сельскохозяйственного производственного кооператива по переработке рыбы «хххххх»» |
|
Отчёт о деятельности мбдоу «Детский сад «Улыбка» «Детский сад «Улыбка» г. Долинска Сахалинской области расположен в типовом двухэтажном здании, рассчитан на 12 групп. Здание сдано... |
|
Перечень задач и заданий для самостоятельной работы Этот журнал в среднем покупают и / или читают 100 000 человек. Из них 60 000 человек принадлежат к целевой группе, на которую ориентировано... |
|
Речь святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексея I (1877... Личность – это человек, который является примером для других. Личность – это человек, поставивший цель в жизни и достигший её. Личность... |
|
Высшего профессионального образования «воронежский государственный... Человек и общество: история и современность : межвузовский сборник научных трудов. Выпуск 9 / [науч ред. М. В. Шакурова]. – Воронеж:... |
|
Воспитание ненасилием в семье Ребёнок – Человек! Этот маленький человек нуждается не в окрике и наказании, а в поддержке и мудром совете родителей, не в жестоком... |
|
Как избежать простуды? Грипп чрезвычайно контагиозное острое инфекционное заболевание, легко передающееся от человека к человеку и распространенное повсеместно.... |
|
Памятк а о мерах пожарной безопасности в квартирах Согласно письма Правительства Тульской области от 04. 04. 2013г., с начала 2013 года на территории Тульской области произошло 313... |
|
Памятка для населения о гриппе Грипп – чрезвычайно контагиозное острое инфекционное заболевание, легко передающееся от человека к человеку и распространенное повсеместно.... |
|
Президент 4 Путин поручил проработать вопрос субсидирования железнодорожных перевозок дальневосточной рыбы в европейскую часть РФ 4 |