Правовое положение евреев в российской империи в конце XVIII начале XIX вв
|
Скачать 4.32 Mb.
|
|
Е.А.] законы, давно изданные и поднесь еще существующие. И 2-е. Полезно ли для государства, чтоб евреи приписываемы были в купечество во внутренних российских городах и портах?». Ответ на первый вопрос графу Воронцову представлялся отрицательным, в доказательство чего он приводит манифест 1762 года, запрещавший евреям, единственным из всех иностранцев, селиться в России, и именный указ 1766 года рижскому генерал-губернатору Ю.Ю. Броуну об отказе фактору (т.е. посреднику) новороссийских купцов Б. Беру иметь жительство в Риге. Более того, причин для отмены запретительных норм он не находил, поскольку по второму вопросу сообщал: «такие евреи, какие известны под названием польских, прусских и немецких жидов <�…> производят торги свои, как цыганы, с лжею и обманом, какой и есть единым их упражнением, чтоб простой народ проводить», поэтому «гораздо полезнее евреев не допускать к записке в купечество во внутренние российские города и порты, а только предоставить им на основании изданных законов право гражданства и мещанства в Белоруссии». Следственное дело по прошению московских купцов было рассмотрено 7 октября 1790 года Советом при высочайшем дворе – законосовещательным органом при императрице, состоявшим из высших чиновников империи152, который заключил, что все обвинения, выдвинутые против еврейских купцов, голословны. Однако итоговый вывод Совета почти дословно совпадал с содержанием «Примечания…» А.Р. Воронцова: «Не имеют евреи никакого права записываться в купечество во внутренние российские города и порты; да что и от допущения их к тому не усматривается никакой пользы; могут они, однако ж, на основании изданных законов пользоваться правом гражданства и мещанства в Белоруссии, и право сие можно бы еще с пользою распространить и на наместничества Екатеринославское и Таврическое»153. Это мнение Совета было узаконено именным указом от 23 декабря 1791 года: «Евреи не имеют никакого права записываться в купечество во внутренние российские города и порты, а только по указам Нашим дозволено им пользоваться правом гражданства и мещанства в Белоруссии. Подтверждая о точном наблюдении изданных о сем постановлений, Мы признали за благо распространить такое право гражданства154 евреям сверх белорусских губерний на Екатеринославское наместничество и область Таврическую»155. Если понимать этот указ буквально, то нужно было бы признать, что он не ограничил, а расширил права еврейских купцов, поскольку разрешил, помимо Белоруссии, свободно передвигаться еще и по Украине156. В указе говорилось только о приписке к купечеству и не содержалось запрета временно приезжать во внутренние города для ведения торговли, при том, что такое право имели по Городовому положению 1785 года все купцы. Примечательно письмо, написанное А.Р. Воронцову в самом начале 1792 года Д.П. Трощинским, приближенным чиновником Екатерины II: Трощинский сообщал о подписании императрицей указа, которым «право гражданства [евреев] распространено на Екатеринославское наместничество и Таврическую область»157, т.е. именно эта норма воспринималась как ключевая в указе, а запрет жительства во внутренних губерниях считался к тому времени само собой разумеющимся. Таким образом, законодательное установление черты оседлости не было радикальной реформой, отменившей для евреев право свободного выбора места жительства; на самом деле, и до 1791 года вопрос о праве жительства за пределами бывших польских губерний решался неоднозначно, поэтому устранение этой неоднозначности должно было восприниматься правительством как мелкая административная мера. Эта ситуация в очередной раз подтверждает вывод о том, что внутренняя логика развития законодательства, низкий уровень юридической техники правовых актов и делопроизводственный беспорядок, не позволявший унифицировать правоприменительную практику, имели в XVIII веке не меньшее значение для установления особого статуса евреев, чем политическая воля правительства. Однако хотя формально указ 1791 года почти не отличается по своему содержанию от указа 1782 года, в нем совсем по-другому расставлены акценты: во-первых, исходя из самих формулировок, главным назначением акта становится уже не дозволение, а запрет; во-вторых, этот запрет направлен уже только на еврейских купцов, не касаясь христиан. Запретительный, ограничительный характер норм указа 23 декабря 1791 года также был подтвержден административной практикой и аутентичным толкованием. После принятия указа Московское губернское правление через управу благочиния, городничих и нижние земские суды предписало евреям в 8-месячный срок покинуть губернию. В ответ на это евреи просили белорусского генерал-губернатора П.Б. Пассека добиться для них у императрицы разрешения вести хотя бы оптовую торговлю во внутренних губерниях, мотивируя это тем, что указ запрещал им только приписываться там к купечеству, в то время как, согласно Городовому положению, купцы могут торговать во всей империи, а не только в тех губерниях, к гильдиям которых они приписаны. Пассек передал это прошение Екатерине II, однако, согласно записке ее секретаря, «Ее императорское величество высочайше указать соизволила, дабы объявлено было евреям, что незаконным их поведением они сами причиною сделанного запрещения»158. Вероятно, именно поэтому большинство исследователей полагает, что именно в 1791 году была установлена черта постоянной еврейской оседлости, т.е. определенная территория, за границами которой евреям проживать запрещалось. Дальнейшее изменение черты оседлости в основном касалось только ее географических границ. 12 января 1793 года Россия и Пруссия подписали Петербургскую конвенцию о втором разделе Речи Посполитой, согласно которой к России отошли Правобережная Украина и центральная часть Белоруссии по линии Даугавпилс – Пинск с городами Борисов, Минск, Слуцк, Несвиж, Туров, Пинск. Эти земли образовали Изяславскую, Брацлавскую (затем переименованы в Волынскую и Подольскую) и Минскую губернии. Доля еврейского населения на вновь присоединенных землях была очень значительна, и число евреев – подданных Российской империи возросло в 10 раз, до полумиллиона человек. Тем не менее, значительных изменений в государственной политике по еврейскому вопросу это не вызвало: 27 марта того же года был издан манифест «О присоединении Польских областей к России»159, который в отношении евреев практически дословно повторил формулировку манифеста 1772 года, изданного при первом разделе Речи Посполитой. 23 июня 1794 года в указе, главное назначение которого состояло в регулировании налогообложения еврейского населения, был приведен новый перечень территорий, на которых евреям разрешалось приписываться к городам. Помимо названных в указе 1791 года, в этот перечень были добавлены губернии, отошедшие по второму разделу Речи Посполитой, а также Киевская, Черниговская и Новгород-Северская губернии160. Особое значение указ имеет потому, что он касался уже не только купцов, но и мещан, то есть всех евреев; вследствие этого большинство зарубежных исследователей полагает, что установлением черты оседлости явилось принятие именно этого указа161. Однако однозначно, на уровне юридических формулировок, а не только толкования, существование черты было закреплено только в Положении о евреях 1804 года, где впервые встречается формула: «где евреям жить дозволено»162. Сам же термин «черта постоянной еврейской оседлости» был впервые употреблен в Положении о евреях 1835 года163. Помимо расширения черты оседлости за счет присоединения новых территорий на западе, черта оседлости сдвигалась и на восток: в нее постепенно включались губернии Левобережной Украины (о которых, кстати, было забыто при принятии указа 1791 года, в котором противопоставлялись, с одной стороны, внутренние губернии, где евреям запрещалось проживать, а с другой стороны, белорусские и новороссийские губернии, где им проживать разрешалось; при этом малороссийские губернии, которые традиционно не относились к внутренним, а считались западными, вообще не были упомянуты). Как отмечалось выше, в 1734 году еврейским купцам было разрешено вести там торговлю. В 1792 году правлению киевского наместничества стало известно о том, что евреи проживают в малороссийских городах и даже приписываются там в сословия. Как было установлено позже, таких евреев насчитывалось около тысячи человек, т.е. довольно немного, и все они приехали в эти места из Польши и Белоруссии в предшествующие несколько лет; последнее обстоятельство, вероятно, стоит подвергнуть сомнению, поскольку имеются свидетельства, что с начала XVIII века евреи, приезжая в Малороссию по торговым делам, оставались там жить164; так, по данным, приводимым И.М. Каманиным, в 1739 году там насчитывалось 722 еврея, преимущественно в торговых городах Нежине и Лубнах165. Так или иначе, в 1792 году киевский наместник М.Н. Кречетников предписал городовым магистратам исключить их из городских обществ и довести до их сведения, что до истечения определенного срока они должны покинуть эту местность166. Принятые меры можно оценить как чрезвычайно мягкие: генерал-губернатор не только не прибег к немедленной высылке, для чего формально имелись все основания, но и не назвал туманно упомянутого «определенного срока», к которому евреи должны были выехать из губерний добровольно. Однако, убедившись, что евреи не собираются исполнять этого фактически рекомендательного предписания, Кречетников распорядился уже о немедленной и насильственной высылке167. Судя по всему, этот приказ также не был исполнен; во всяком случае, в 1794 году, когда правительство, вероятно, признало бесперспективной борьбу с естественным процессом расселения евреев по всему пространству воссоединившейся Украины, евреям было разрешено проживание в Черниговской и Новгород-Северской губерниях, а в 1804 году – также и в Полтавской. Таким образом, в вопросе о жительстве евреев в Малороссии государство проявило похвальное здравомыслие, признав нецелесообразной борьбу с естественным этногеографическим процессом проникновения евреев из Белоруссии и Западной Украины в Восточную Украину. В 1795 году в результате третьего раздела Речи Посполитой к России отошли территории к востоку от р. Буг и линии Немиров-Гродно, т.е. Литва и Курляндское герцогство. Губернии, образованные на территории Литвы (Виленская и Слонимская, объединенные в 1797 году в Литовскую губернию, которая, в свою очередь, в 1801 году была разделена на Виленскую и Гродненскую губернии), вошли в состав черты оседлости на общих основаниях Впоследствии, на протяжении XIX – начала XX вв., принимались новые нормы, касавшиеся права жительства евреев: менялся перечень территорий, на которых им разрешалось постоянное проживание, отдельным категориям евреев позволялось селиться во внутренних губерниях. Однако эти изменения носили частный характер, а сам институт, позже названный «чертой еврейской оседлости», в своих главных чертах сложился уже к концу XVIII века. Правление Александра I началось с попытки реформы положения российских евреев. Для подготовки нового закона, который должен был, по замыслу императора, систематизировать законодательство, определяющее их правовой статус, 9 ноября 1802 года был создан «Комитет о благоустройстве евреев» (первый из нескольких последовательно работавших в России Еврейских комитетов). В его состав вошли В.П. Кочубей, В.А. Зубов, А.А. Чарторыйский, С.О. Потоцкий, Г.Р. Державин. По крайней мере некоторые из членов комитета лучше, чем другие высшие чиновники Российской империи, могли быть знакомы с еврейским вопросом: Г.Р. Державин был автором отчета об устройстве жизни евреев западных губерний, который, фактически, и стал основным рабочим материалом комитета168, а А.А. Чарторыйский, В.А. Зубов и С.О. Потоцкий владели имениями в черте оседлости169. Секретарем комитета был М.М. Сперанский170. Кроме того, в деятельности первого комитета принимали участие представители от еврейских общин, но их имена и даже количество хуже отражены в документах; можно сделать однозначный вывод только о том, что в Комитете работали хорошо известные русским чиновникам Нота Ноткин и Абрам Перетц – богатые купцы, к тому времени неоднократно уже выступавшие в качестве штадланов, т.е. посредников между еврейскими общинами и русскими властями, а также, вероятно, Лейба Невахович, автор «Вопля дщери иудейской» - первого в России художественного произведения, изданного на русском языке евреем. Кроме того, на основании циркуляра члена Еврейского комитета, министра внутренних дел В.П. Кочубея, в 1803 году были присланы депутаты от губернских кагалов черты оседлости171, хотя сами евреи скептически оценивали их деятельность, считая, что «выбор их был руководим одним суеверием и страстью богачей» 172. Указ об учреждении Еврейского комитета был составлен и контрассигнован Г.Р. Державиным, и именно поэтому из текста указа можно было сделать вывод, что основной задачей комитета должно было стать рассмотрение доклада самого Державина173. Однако на самом деле через несколько месяцев после начала работы комитета Державин был отставлен со всех своих постов и выведен из состава комитета. Непосредственно перед этим в журнал заседаний комитета было занесено выступление М.М. Сперанского, предлагавшего отказаться от программы жестких полицейских преобразовательных мер: «Преобразования, производимые властью правительства, вообще не прочны и особенно в тех случаях не надежны, когда власть сия должна бороться со столетними навыками. Посему лучше и надежнее вести евреев к совершенству, отворяя только пути к собственной их пользе, надзирая издалека за движениями их и удаляя все, что с дороги сей совратить их может, не употребляя никакой власти, не назначая никаких особых заведений, не действуя вместо них, но раскрывая только собственную их деятельность. Сколь можно менее запрещений, сколь можно более свободы – вот простые стихии всякого устройства в обществе»174. Последняя фраза была собственноручно подчеркнута императором, впоследствии просматривавшим журнал, с пометкой «NB» на полях. На самом же деле, однако, провозглашение либеральной терпимости так и осталось декларацией. Хотя государство и не поддержало самые радикальные предложения Г.Р. Державина, предложенный им нарратив, предполагавший необходимость радикального насильственного переустройства жизни евреев под предлогом общей пользы, оставался определяющим для российской политики по еврейскому вопросу вплоть до XX века. Итогом работы первого комитета стало Положение об устройстве евреев, получившее 9 декабря 1804 года Высочайшее утверждение (далее – Положение 1804 года)175. Несмотря на то, что Положение позиционировалось законодателем как акт, призванный подытожить все предшествующее законодательство о евреях, многие ключевые нормы, определяющие их правовое положение и продолжавшие действовать с принятием Положения, в самом тексте документа упоминаются только косвенно, вероятно, с подразумеваемой ссылкой на указы XVIII века, которые, таким образом, продолжали действовать. В частности, нормы Положения не содержали прямого запрета на проживание евреев за пределами сложившейся черты оседлости, хотя этот запрет с очевидностью вытекал из содержания отдельных статей Положения, в тексте которого неоднократно упоминались «губернии, где евреям постоянное пребывание иметь дозволено» (ст. 9), «где им жить дозволено» (ст. 20), хотя и без перечисления таких губерний. Кроме того, многие устанавливаемые Положением права имели территориальное ограничение. Так, приобретать земли евреям-земледельцам было дозволено в губерниях Виленской, Гродненской, Витебской, Могилевской, Черниговской, Полтавской, Киевской, Минской, Волынской, Подольской, Екатеринославской, Херсонской, Таврической, Астраханской и Кавказской (ст. 13). Интересно, что две последние губернии, согласно предшествовавшему законодательству, не входили в черту оседлости; при этом Положение 1804 года не упоминало о праве проживания там евреев, не являющихся владельцами земли. Ремесленникам предоставлялось право ходатайствовать о переселении из местностей, присоединенных от Польши, в губернии Екатеринославскую, Херсонскую, Таврическую, Астраханскую и Казанскую. Временное пребывание во внутренних губерниях было разрешено только купцам и мещанам «по делам их коммерческим, для усовершения в художествах или для показания особливого искусства». Таким образом, черта оседлости, установленная в 1791 году, продолжала существовать. Впоследствии на протяжении рассматриваемого периода ее границы несколько изменились. В 1812 году к территориям, на которых было дозволено проживать евреям, была отнесена Бессарабия, присоединенная к России по Бухарестскому мирному договору. Евреи составляли в то время около 4% населения Бессарабии176. По уставу об образовании Бессарабской области, проживавшие там евреи получили особый правовой статус, который, однако, был во многом схож со статусом евреев в Западном крае: они были разделены на классы купцов, мещан и земледельцев, для заведения фабрик и обработки земли им было разрешено приобретать у казны пустопорожние земли; кроме того, им запрещалось поступление на государственную службу, приобретать населенные имения, осуществлять винную торговлю177. В 1824 году оршанский мещанин Ессель Резаков пожелал приписаться к мещанству города Георгиевска, чем обратил внимание правительства на вопрос жительства евреев в Кавказской и Астраханской губерниях. За более чем 20 лет, прошедших со времени принятия Положения 1804 года, в этой местности не поселилось ни одного еврейского семейства. В ходе рассмотрения этого вопроса Комитет министров пришел к выводу, что такое положение вещей целесообразно сохранить и в дальнейшем, поскольку через эти губернии осуществляется торговля с азиатскими народами, к которой евреи, считавшиеся склонными к нарушению таможенных правил, не должны быть допущены. Вследствие этого, указом от 30 июня 1825 года Есселю Резакову в его прошении было отказано, а Кавказская и Астраханская губернии были впредь исключены из черты оседлости178. Факт, что в тексте Положения 1804 года о запрете проживания во внутренних губерниях упоминается почти мимоходом, свидетельствует о том, что это ограничение прав евреев считалось естественным, безусловным и даже не требующим дополнительного подтверждения. Действительно, если вопросы о взыскании с евреев двойной подати, о выселении их из сельской местности или о запрете для них участия в винных откупах были предметом дискуссии, и государство, по крайней мере, осознавало, в чем состоят причины этих ограничений, то запрет селиться во внутренних губерниях казался само собой разумеющимся. Идея о том, что при известных условиях можно позволить евреям «повсеместное в России обитание», впервые была высказана министром коммерции Н.П. Румянцевым в 1802 году179 и не нашла никакой поддержки в правительственных кругах. Сведения о жительстве евреев во внутренних российских губерниях, обычно в городах, расположенных недалеко от черты оседлости, периодически встречаются с начала XIX века, однако такое переселение было редким явлением, которое охватило далеко не все слои еврейской диаспоры. В 1803 году смоленский военный губернатор сообщал, что «назад тому около десяти лет евреи, приходя из Белоруссии в Смоленск, начали торговать в городе Смоленске и жить по городам здешней губернии с семействами в постоялых и питейных домах, равно и при мельницах»180. Губернское правление, ссылаясь на указ от 23 декабря 1791 года, в 1792 году выслало евреев из города, но через некоторое время они возвратились. В частности, в рапорте Смоленской городской думы губернатору П.Н. Каверину от 24 марта 1814 года утверждается следующее: «Но, напротив, евреи во многолюдстве приезжают в здешний город <�…>, некоторые из них водворяются и живут здесь производить ремесла [так в источнике – Е.А.], и занимаются промыслами, в совершенный подрыв здешним коренным…»181. К 1822 году относятся и первые сведения о жительстве евреев в городе Великие Луки Новгородской губернии; Великолуцкий уезд граничил с Невельским и Велижским уездами Витебской губении, входившими в границы черты оседлости. Сообщалось, что «у вдовы Дахловской живет еврей Соломон, к которому с разных мест съезжаются евреи и производят торг, заводят еврейские школы и даже имеют по их званию каких-то резничьих <�…>. Дума делает постановление выслать евреев, о чем просит городничего»182. В этом сообщении обращает на себя внимание тот факт, что речь явно идет не о разовых кратковременных посещениях города евреями, что само по себе все равно было бы незаконно, а именно о постоянном проживании там достаточно большой группы евреев: на это указывает и организация «школ» (можно предположить, что под этим термином понималась не только собственно школа – хедер или иешива, но и синагога, поскольку на идише синагогу называли «шуле», от нем. Schule – «школа»183), и присутствие «резничьих», т.е. мясников-шохетов, забивавших скот в соответствии с правилами кашрута. В 1803 году министр внутренних дел подал в Сенат рапорт о высылке евреев из Харькова, уточнив, что Малороссийская губерния не входит в черту оседлости184. Речь в этом рапорте шла о запрете различным категориям подданных, не относящихся к харьковскому городскому обществу (кроме евреев, упоминались немцы, крестьяне и войсковые обыватели), осуществлять торговлю в городе. Даже из перечисленных сведений очевидно, что единственной группой евреев, действительно испытывавшей неудобства в связи с запретом доступа во внутренние губернии, были немногочисленные купцы, стремившиеся к доступу на более широкий рынок. Только с их стороны нередко встречались попытки обойти этот запрет, причем особенно интересно то, что они старались подвести под эти попытки юридическое обоснование. Вместе с тем, поселение в городе даже небольшой группы купцов неизбежно влекло за собой появление целой общины, состоявшей из членов их семей, обслуги, синагогальных служителей и т.п., что в конце концов приводило к полноценной еврейской колонизации этого места.
Как было подробно рассмотрено выше, указом от 23 декабря 1791 года был окончательно установлен однозначный запрет для евреев приписываться к городским обществам во внутренних губерниях Российской империи. Однако вопрос о том, разрешено ли им временно выезжать за пределы черты оседлости, не был законодательно урегулирован и оставался открытым. При этом местные исполнительные органы толковали норму указа 1791 года расширительно, понимая ее как запрещающую еврейским купцам даже являться во внутренние города185. При этом они объясняли мягкость относящихся к евреям законов случайной и незаслуженной милостью императрицы, и считали, что не столько искажают закон, сколько исправляют законодательную ошибку186. Однако фактически сами евреи продолжали вести дела во внутренних губерниях, причем центральная власть сначала их в этом поддерживала. Так, в 1800 году шкловские купцы жаловались на петербургское городское правление, которое не только не разрешало им приписаться к петербургскому купечеству, но и пыталось запретить вести в городе оптовую торговлю187. При этом отказ в приписке к городскому обществу был воспринят без возражений; вероятно, сами евреи признавали, что такое право было дано им только в западных губерниях. Запрет же на торговлю, напротив, как раз повлек жалобу на высочайшее имя, что вполне объяснимо: формально на тот момент не имелось никаких норм, которые ограничивали бы собственно коммерческие привилегии еврейских купцов, в частности, имевшееся у них, как и у всех купцов 1-й и 2-й гильдии, в силу ст. 104 и 110 Городового положения право вести оптовую торговлю по всей территории империи. Сенатским указом от 3 августа 1800 года было уточнено, что евреям, действительно, запрещено проживать и приписываться к городским обществам во внутренних российских губерниях, что законодательно закрепило ограничительное толкование указа 1791 года. Однако в остальном были подтверждены сословные права еврейских купцов, и торговля во внутренних губерниях была им разрешена188. Сенат мотивировал это тем, что, поскольку евреи несут государственные повинности, причем даже в двойном размере, то они имеют наравне с русскими право на получение выгод от торговли, и потому могут посылать с товарами еврейских приказчиков. Правда, уже два года спустя, в 1802 году, Сенат обратился к императору с предложением отменить упомянутый указ 1800 года и запретить евреям вести торговлю за пределами черты оседлости, ссылаясь на то, что они «предоставленную в промыслах их свободу употребляют во зло», провозя контрабандные товары189. Это предложение не было принято: Положение 1804 года разрешает фабрикантам, ремесленникам и купцам – евреям приезжать на время во внутренние губернии. Однако для этого они должны получать от губернаторов тех губерний, к которым они приписаны, паспорта (ст. 28). Эта мера ставила еврейских предпринимателей в более ограниченное положение по сравнению с российскими, которые тоже могли отлучаться из городов, к которым они были приписаны, только при наличии паспорта, но выдавать эти паспорта им должны были магистраты190. Известно, что позже евреи ходатайствовали об уравнении их в этом вопросе в правах с христианами, мотивируя это тем, что поездки в губернский город для получения паспорта причиняют им убытки. Однако даже либеральный отчет третьего Еврейского комитета не предполагал удовлетворения этой просьбы на том основании, что «чрез злоупотребления магистратов еврейские бродяги могли бы наводнить собою всю империю»191; вероятно, члены комитета учитывали бóльшую солидарность и внутреннюю сплоченность еврейских общин по сравнению с христианскими, что могло бы побудить евреев – членов магистратов к чрезмерной сговорчивости при выдаче паспортов. Указом от 16 июня 1825 года правила о паспортах для евреев были уточнены: устанавливалось, что такие паспорта обязательно должны быть плакатными, т.е. печатными, причем получать их было необходимо при каждой отлучке от места жительства не только в другие губернии, но и вообще далее 30 верст от места приписки192. При этом норма Положения 1804 года на практике толковалась правительством в том смысле, что право временного въезда во внутренние губернии не означало для купцов права ведения там торговли. В частности, в жалобе, поданной в 1818 году купцами 2-й гильдии города Бердичева министру внутренних дел, содержалась просьба разрешить им торговать в городах и на ярмарках во внутренних губерниях, при этом просители ссылались на ст. 110 Городового положения, разрешающую купцам 2-й гильдии производить торговлю на всей территории империи, и на журнал Государственного совета от 29 мая 1814 года, разрешавший лицам всех состояний торговать на российских ярмарках. Министром внутренних дел в этой просьбе было отказано193. 31 января 1821 года этот запрет был подтвержден Сенатом, с указанием на то, что правом торговли во внутренних губерниях обладают только члены Общества израильских христиан, учрежденного 25 марта 1817 года для поощрения евреев, переходящих в христианство194; действительно, устав Общества предусматривал соответствующую привилегию для его членов195. В сенатском указе особо отмечалось, что этот запрет распространяется и на те случаи, когда купцы-евреи лично не приезжают во внутренние губернии, а ведут торговлю через приказчиков или комиссионеров неиудейского вероисповедания. Основанием для рассмотрения Сенатом этого вопроса стали донесения гражданского губернатора Слободской Украины Муратова от 14 августа 1820 года, в которых он докладывал, что иногородние купцы-греки торгуют на Успенской ярмарке в Харькове не только собственными товарами, но и переданными им «по доверенности» купцами-евреями, и просил дать указания относительно того, должна ли быть пресечена такая практика, «поелику на сей предмет точного постановления нет»196. Нужно заметить, однако, что администрация Слободской Украины и до издания этого указа на практике в ряде случаев запрещала продажу еврейских товаров: так, купец Евна Исерлин в 1823 году жаловался на убытки, причиняемые воспрещением торговли во внутренних губерниях, ссылаясь как раз на то, что в 1817 году его сукно, отправленное на харьковскую ярмарку, было выслано обратно под надзором, несмотря на уплату им всех положенных пошлин197. В последний раз в пределах рассматриваемого периода вопрос торговли еврейских купцов во внутренних губерниях рассматривался правительством в 1825 году, когда Государственный совет снова подчеркнул, что такая торговля запрещена даже в том случае, если осуществляется не лично, а через приказчиков или комиссионеров198. Таким образом, правительство было вынуждено многократно прибегать к подтверждению и уточнению ранее принятых правовых норм по вопросу въезда евреев во внутренние губернии с целью пресечения обхода закона путем более узкого или более широкого, чем было предусмотрено законодателем, толкования.
В Польше вопрос о проживании евреев в конкретном городе часто решался индивидуально, при этом король, чаще всего в обмен на предоставление определенных услуг или денежного вознаграждения заинтересованной стороной, либо позволял евреям селиться в городе, либо предоставлял городу «привилегию на изгнание евреев», что случалось нередко – так, по состоянию на 1629 год, эту привилегию имели 208 из 453 польских городов199. Привилегии non tolerandis juadeorum в Средние века были обычным и широко распространенным явлением, они применялись не только в П ольше - их получали также многие города во Франции, Венгрии, Нидерландах, немецких княжествах200. Поскольку после разделов Речи Посполитой российским правительством были подтверждены все ранее данные польские привилегии, эти правила продолжали действовать в Российской империи. В 1796 году христиане городов Ковно и Каменца-Подольского ходатайствовали о выселении евреев из их городов. Оба города были присоединены по последнему разделу Речи Посполитой и имели некоторые основания для такого ходатайства. Каменец-Подольский получил привилегию не допускать евреев в соответствии с конституциями 1659, 1670 и 1699 гг., на что и указывали в своей жалобе христианские купцы201. В г. Ковно же традиционные антисемитские настроения сохранились еще со средневековых времен, когда город был членом Ганзейского союза, изгнавшего евреев со своей территории, хотя в середине XVIII века ковенские мещане разрешили евреям селиться в городе в обмен на обещание уплачивать часть городских податей202. Сенат подтвердил право евреев проживать в Каменца-Подольском, однако в следующем году киевский генерал-губернатор Беклешов снова предложил выслать их оттуда, после чего дело было передано уже на высочайшее рассмотрение203. Император Павел именным указом от 8 сентября 1797 года повелел "евреев из Каменец-Подольска не высылать, а оставить на том основании, как они и в других городах свободное пребывание имеют"204. Впрочем, это не помешало купцам-христианам в третий раз обратиться с просьбой о выселении евреев из города уже в 1801 году. Возможно, они рассчитывали на то, что новым императором дело будет рассмотрено по-другому; во всяком случае, их надежда имела под собой некоторые основания, поскольку беспорядок в делах центральных правительственных учреждений доходил до такой степени, что при разбирательстве этой жалобы департаменты Сената в ответ на официальные запросы генерал-прокурора отвечали, что о прежних спорах о выселении евреев (случившихся всего за четыре года до этого) им ничего не известно205, равно как не известно и о польских конституциях, запрещающих евреям селиться в Каменце-Подольском206. Эта неосведомленность Сената в вопросах государственного управления позволила решить дело в кратчайшие сроки: без длительных споров о коллизиях польского и российского законодательства евреям было разрешено дальнейшее проживание в городе. Ковенский же спор рассматривался несколькими месяцами позднее, и на его разрешение не мог не повлиять подольский прецедент. Кроме того, мнения о необоснованности притязаний христианских обществ и нецелесообразности высылки евреев из городов были высказаны двумя литовскими губернаторами – Н.В. Репниным207 и Я.И. Булгановым208 (мнение последнего было одобрено генерал-прокурором Сената А.Б. Куракиным). Вследствие этого, императорским указом ковенским евреям было разрешено остаться в городе209. Это решение особенно примечательно, если учесть, что в записке губернатора Я.И. Булганова, освещающей историю этого вопроса, упоминаются многочисленные королевские привилегии XV-XVIII вв., а также декреты польского задворного суда210 1753, 1782 и 1790 гг., согласно которым всем евреям было велено выселиться из города211. В 1801 году по аналогичной модели, то есть на основании жалобы христианских купцов, добивающихся реализации польских привилегий, был возбужден спор относительно выселения евреев из Киева. Согласно данным переписей, к концу XVIII века в Киеве насчитывалось всего несколько десятков евреев212, и большинство из них переселилось туда недавно; среди них было несколько богатых купцов, откупщиков и подрядчиков, остальные же были ремесленниками213. Жалоба была принесена от имени киевского магистрата, и в ней содержалась ссылка на грамоту короля Жигмунда (Сигизмунда) 1619 года, которой устанавливалось: «Чтобы ни один жид в городе Киеве и в части сего города под правом местным не жил, дворов для жительства не покупал и оных не строил, и чтобы ни одного жида никто в городе Киеве у себя не принимал, грунту или двора для жительства отнюдь не продавал, и квартирою стоять у себя жиду не позволял, и чтобы каждый жид, откуда-либо в Киеве приезжий, имел квартирование в гостином городском доме, и, не проживая здесь более одного дня, прочь из города выезжал». Поскольку именным указом от 16 сентября 1797 года было велено «общество граждан города Киева <�…> сохранить ненарушимо при всех тех правах, вольностях, преимуществах городских, доходах и выгодах, каковые пожалованными от их величеств грамотами и привилегиями сему городу присвоены», магистрат полагал, что он может требовать выселения евреев из города. Против этого, однако, возражал киевский военный губернатор, ссылавшийся на то, что среди проживающих в городе мещан нет таких искусных мастеров, как среди евреев214. 13 февраля 1801 года генерал-прокурор П.Х. Обольянинов уведомил киевского губернатора о том, что император утвердил его мнение по этому поводу, подчеркнув при этом, что указом 1797 года Киеву были подтверждены только привилегии, ранее данные российскими государями215. В 1809 году вопрос о недопущении евреев в Киев был поднят снова. В Сенат было подано прошение киевского магистрата о высылке евреев из Киева и запрете им селиться там впредь, «дабы, с одной стороны, сохранить прежние привилегии, которыми запрещалось им в сем городе записываться, жить и торговать, а с другой – прекратить происходящие от них беспорядки, многочисленные тяжбы и ссоры». Вопрос был передан на рассмотрение императору, который заметил, что, во-первых, евреи проживают в Киеве уже более пятнадцати лет, во-вторых, их переселение будет сопряжено для них с разорением, в-третьих, согласно Положению 1804 года, предусмотрена высылка евреев в города, но не из городов, в-четвертых, любые учиняемые евреями беспорядки должны пресекаться «бдительностью начальства и действием законов». В связи с этим прошение киевского магистрата именным указом от 22 января 1810 года было оставлено без удовлетворения216. 28 февраля 1812 года, спустя два года после начала строительства в городах Бобруйске и Динабурге крепостных укреплений217, евреям было запрещено держать внутри этих крепостей жилые и нежилые здания; при этом остальным горожанам запрещалось иметь в пределах крепостных стен только торговые лавки, строить там дома они могли. Это постановление, сближаясь по внешней форме с упомянутыми выше запретами евреям, все же не может считаться применением правила de non tolerantis judaeis, поскольку селиться на форштадте, то есть снаружи крепостных укреплений, им разрешалось. Кроме того, этот запрет не имел исторических оснований и не восходил к старинным городским привилегиям, поскольку к тому времени евреи жили в Динабурге уже на протяжении нескольких веков, не встречая сопротивления властей218. В указе от 28 февраля 1812 года, вопреки законодательной традиции того периода, не приводится аргументов, побудивших к его принятию. Однако можно предположить, что мотивом для введения такой меры была необходимость физически освободить центр города, чтобы обычная активность жителей не мешала строительным работам. Тот факт, что запрет распространялся преимущественно на евреев, объяснялся, вероятно, их количественным преобладанием в городе – так, в 1801 году евреи-ремесленники составляли более 70% членов динабургских цехов, а в 1810 году инженер Е.Ф. Гекель, руководивший возведением крепости, в своем докладе охарактеризовал Динабург как «маленькое еврейское местечко», где из-за тесноты нельзя разместить достаточно солдат219. Таким образом, в ситуации с наложением запрета на проживание евреев в динабургской крепости нарушение их интересов нужно признать вынужденным и оправданным военными интересами. Однако одновременно с этим Положение 1804 года, подтверждая право евреев заниматься ремеслом, оговаривало одно исключение – ремесленникам было разрешено записываться в цехи, «если то не будет противно привилегиям, особенно некоторым городам присвоенным» (ст. 23). Таким образом, несмотря на то, что в частных случаях правительство обычно становилось на сторону евреев в спорах об их праве на проживание в отдельных городах, в общем на законодательном уровне подтверждалось действие традиционных польских привилегий de non tolerantis judaeis. В дальнейшем, несколько десятилетий спустя, это не помешает принятию решений о выселении евреев из отдельных городов, например, из Ялты, Москвы, Таганрога и Ростова; более того, киевское городское общество также добилось своей цели в 1827 году, когда евреи были выселены и из этого города, причем соответствующий указ был мотивирован в т.ч. ссылками на польские привилегии220. Кроме того, в момент принятия указа от 22 января 1810 года продолжал действовать принятый годом ранее указ о полном запрете евреям селиться во вновь учрежденном в Черниговской губернии городе Новозыбкове221. Следовательно, в рассматриваемый период не произошло полного отказа от представлений о праве городов не допускать жительства в них евреев222. Это был далеко не единственный пример того, как российские власти в конце XVIII – начале XIX вв. нем смогли или не захотели пойти на эмансипацию еврейских подданных, однако в данном случае они руководствовались при этом не практическими мотивами, а исключительно формальной приверженностью средневековому, по сути своей, порядку.
В 1561 году, когда Лифляндия была присоединена к Речи Посполитой, евреи не получили там права жительства223. Эта норма была затем неоднократно подтверждена польскими королями, а после вхождения Лифляндии в состав Швеции в 1621 году – также и шведским королем. В 1710 году, когда в ходе Северной войны Рига была захвачена русскими войсками, город согласился на капитуляцию только при условии сохранения всех ранее полученных привилегий224, что по умолчанию предполагало и сохранение статуса non tolerantis judaeis. Указом от 8 февраля 1766 года было уточнено, что евреям разрешено находиться в городе по торговым делам не долее 6 недель и только при условии, что они будут останавливаться на определенном постоялом дворе225. Впоследствии евреи ходатайствовали хотя бы об отмене последнего условия, которое вынуждало их терпеть неудобства и тесноту; позднее Сенат указом от 22 мая 1788 года потребовал от рижского наместнического правления назначить достаточное число дополнительных постоялых дворов, где могли бы селиться приезжающие в город евреи, однако этот указ не был исполнен226. Не позднее 60-х гг. XVIII века нескольким еврейским семьям, которые назывались «покровительствуемыми евреями» - Schutzjuden, было персонально разрешено проживать в Риге постоянно227. Правовые основания этого разрешения не вполне ясны, но учитывая указание на некое «покровительство», а также тот факт, что историки цитируют предписание о защите прав Schutzjuden, адресованное в 1771 году из Riga Schloss (т.е. Рижского замка, резиденции генерал-губернатора Рижского наместничества и присутственного места наместнического правления) к einem wohledlen Rath (т.е. «высокоблагородному совету», под которым имелся в виду городской магистрат)228, можно предположить, что допущение в город таких евреев явилось сознательным единичным нарушением закона, допущенным по распоряжению лифляндской администрации. Вероятно, сыграло свою роль то, что в соседней Пруссии институт Schutzjuden, которым разрешалось проживать в недоступных для остальных масс еврейства городах при условии следования некоторым ограничениям, был повсеместно распространен (правда, в отличие от Российской империи, там их статус был закреплен законодательно)229. Устройство жизни рижских «покровительствуемых евреев» также подвергалось строжайшему полицейскому надзору и регламентации, вплоть до закрепления платы за арендуемое ими жилье и запрета держать религиозные книги за пределами синагоги230; при этом для наложения таких ограничений не имелось никаких законных оснований (точнее говоря, по закону евреи в Риге не должны были быть терпимы вне зависимости от выполнения ими каких бы то ни было условий). Число Schutzjuden было невелико: в документе 1770 года упоминаются главы четырех семей231, а в 1798 году о г. Рига сообщалось, что там проживает семь семейств евреев232. Особый статус Schutzjuden не распространялся на всех остальных евреев. В 1784 году, когда президент Коммерц-коллегии граф А.Р. Воронцов инспектировал Остзейский край для расследования причин крестьянских волнений, к нему обратились шесть курляндских купцов-евреев, которые ходатайствовали о приписке к российскому купечеству. Их прошение было удовлетворено (при том, что Курляндия в то время еще не была присоединена к России, т.е. эти купцы были иностранцами)233. Спустя некоторое время А.Р. Воронцов получил еще одно прошение от четырех других митавских купцов, которые сообщали, что, «будучи из Митавы в отлучке», не успели присоединиться к предыдущему прошению, но теперь также просят приписать их к рижскому городскому обществу. При этом из текста ходатайства очевидно, что просители не намеревались постоянно жить в Риге, а хотели только расширить географию своих деловых интересов: они обязались вносить в рижскую казенную палату причитающиеся взносы с купеческих капиталов, но поясняли, что собираются получить паспорта для поездок по торговым делам в Митаву и во все российские города234. Это прошение также было удовлетворено: указом от 4 февраля 1785 года было разрешено российским вольным людям и иностранцам без различия закона и народа селиться в посаде Шлоке (безуездном городе в 30 вестах от Риги), а также во всех уездных городах Рижской и Ревельской губерний235. В тот же день по тому же поводу был дан второй именный указ, адресованный рижскому и ревельскому генерал-губернатору Ю.Ю. Броуну, где объяснялось, что поводом для такого разрешения стало соответствующее прошение лифляндских евреев, поданное сенаторам Воронцову и Долгорукову во время их ревизии присутственных мест Риги, а мотивом для удовлетворения этого прошения – желание обеспечить еврейским подданным все права, дарованные мещанству и купечеству. Нетрудно заметить лукавство последнего аргумента – похвальные либеральные устремления императрицы были сильно ограничены географически и распространялись только на мелкие уездные города, но не на саму Ригу, которая, будучи крупным портом, явно гораздо сильнее интересовала еврейских купцов. Соответственно, в 1786 году указом «Об ограждении прав евреев в России касательно их подсудности, торговли и промышленности» евреям было отказано в записи в оклад Рижского форштата. В следующий раз вопрос о жительстве в Риге был поднят в 1797 году в прошении евреев о записи их в рижское городское общество236. Это прошение было препровождено для разрешения начальнику остзейских провинций графу П.А. фон дер Палену. Он пояснил, что удовлетворить эту просьбу было бы невозможно «без нарушения Остзейским провинциям от славно царствующего ныне государя императора всемилостивейше пожалованных прав и привилегий». Вместе с тем, по его мнению, евреи в Риге «не притеснены», поскольку им не воспрещалось вести там оптовую торговлю, с каковой целью приезжать туда на время, продолжительность которого определяется «по мере знатности и рода торговли их»237. При разрешении этого вопроса проявились все типичные черты российского законодательства XVIII века в отношении евреев – половинчатость мер, провозглашение нереализуемых просветительских лозунгов, рассогласованность законодательства и правоприменительной практики. Как это неоднократно случалось, местная администрация довольно скоро попыталась воспользоваться такой неопределенностью положения евреев. В 1811 году рижский губернатор Д.И. Лобанов-Ростовский доносил Сенату, что, поскольку в Положении 1804 года Лифляндия не поименована в числе губерний, где дозволено жительствовать евреям, он считает нужным в кратчайшие сроки выслать всех «покровительствуемых» евреев из Риги в Шлок. Обстоятельства, однако, сложились таким образом, что было предпринято прямо противоположное: в 1812 году в связи с трудностями военного времени шлокские евреи переселились в Ригу, где вместе с «покровительствуемыми» евреями составили единую общину, имевшую синагогу и кагал238. В 1813 году по распоряжению губернатора такое положение было узаконено (Д.И. Лобанова-Ростовского на этой должности к тому времени сменил Ф.О. Паулуччи, и, возможно, субъективный фактор сыграл некоторую роль в перемене позиции рижской администрации): всем евреям, находившимся в городе на момент издания этого распоряжения, было разрешено продолжить там жительство239. Вместе с тем, для всех иногородних евреев, вновь прибывающих в Ригу, сохранялись прежние, введенные еще в 1766 году ограничения – все они состояли под надзором местной полиции, должны были проживать в специально определенных для них гостиницах, причем остаться в Риге на постоянное жительство и приписаться к местному обществу они не имели права240. Несколько иным было положение курляндских евреев. Герцогство Курляндское было присоединено к Российской империи в 1795 году в ходе третьего раздела Речи Посполитой. Евреи селились в Курляндии с XVI века, но в правление герцогской династии Кетлеров не считались подданными, были значительно ограничены в правах и даже ежегодный налог в 400 рейхсталеров с общины вносили не как подать, а как плату за право пребывания в государстве (т.е. наказанием за неуплату этого налога должны были бы стать не обычные для подданных санкции, а высылка за границу)241. На протяжении всего XVIII века власти Курляндии неоднократно предпринимали попытки выслать всех евреев из герцогства, однако эти попытки не приводили к сколько-нибудь заметному результату242 - когда по третьему разделу Речи Посполитой Курляндия вошла в состав Российской империи, там проживало около 13 тысяч евреев243. Уже в 1795 году, сразу после третьего раздела Речи Посполитой, евреи обратились к российским властям с прошением «сделать прочное постановление» о них, но тогда ответа не последовало. Однако вскоре неопределенность правового положения евреев стала предметом недовольства местной администрации. В 1798 году гражданский губернатор Курляндии М.И. Ламздорф обратился в Сенат с представлением, в котором ссылался на трудности собирания рекрутских денег с евреев, которые, «хотя по временному (курсив мой – Е.А.) их там жительству в ревизских сказках и показаны», однако пользуются полной свободой передвижения, ограничить которую нельзя и в соответствии с местными законами (поскольку запрещено «закреплять их за кем», т.е. закрепощать, и записывать в городские сословия во всех городах губернии, кроме Газенпота), и «по пронырству их»244. Рассмотрев это представление, Сенат потребовал у губернского правления сведения о курляндских законах, касающихся евреев, и правление ответило, что «они там никогда законным образом терпимы не были <�…>, но всегда почитались за вкравшихся, каковыми их и теперь почесть можно, поелику прежние об них законы никакими указами не отменены». При этом евреи не платили податей, кроме рекрутских денег, поскольку после присоединения Курляндии к Российской империи не было сделано никаких специальных распоряжений, касавшихся обложения их налогами; впрочем, как отмечалось, даже если подати для них и были бы установлены, собирать их все равно было бы крайне затруднительно, поскольку «нет ни одного общества, которое бы за них ответствовать могло» - большинство евреев рассеяно по мызам, они не имеют собственного самоуправления, а также не могут приписываться к общим городским обществам, кроме города Газенпота, где им это разрешено по древней привилегии. По мнению правления, евреи по крайней бедности, проистекающей из «отвращения к ремеслам», не могли быть полезны государству, и потому действующие законы целесообразно было бы подтвердить, а евреев из губернии окончательно изгнать245. Разумеется, попытки немецких горожан не допустить евреев в свои города объяснялись не столько бытовым антисемитизмом, сколько нежеланием терпеть конкуренцию, которое в этих местах должно было считаться более обоснованным, чем где бы то ни было в России, из-за тесных контактов с городами Западной Европы, где были сильны традиции гильдейской замкнутости. На это, в частности, указывали в своих прошениях сами евреи, замечая, что даже русским христианским купцам было в то время запрещено приписываться к рижскому купечеству246. Одновременно с этим курляндские евреи, ссылаясь на то, что они всегда исправно платили подати, потребовали для себя права записи в сословия, участия в городском самоуправлении, учреждения кагалов с обширными, в т.ч. судебными, полномочиями, выделения земли для строительства домов и синагог, закрепления за ними монополии на маклерскую (т.е. торгово-посредническую) деятельность247. Сенат, не считая возможным ни выдворить евреев из местностей, где они проживали уже в течение 200 лет, ни предоставить им исключительные привилегии, в докладе императору предложил компромиссный проект Экспедиции государственного хозяйства, опекунства иностранных и сельского домоводства. Согласно этому проекту, евреи получали право записываться в мещанство и в купечество и, соответственно, избираться на гражданские должности, свободно исповедовать иудейскую религию и строить синагоги; также на них распространялась общая для всех евреев обязанность платить все налоги в двойном размере. Особо отмечалась необходимость немедленно учредить кагалы и приписать к ним евреев, преимущественно для того, чтобы появилась инстанция, надзирающая за исправным платежом податей (в докладе упоминалось, что в отсутствии кагалов со стороны губернского правления случались злоупотребления - рекрутские деньги за евреев, скрывавшихся от чиновников, нередко взыскивались с помещиков, на чьих землях их ранее застала ревизия, для чего не имелось ни юридических, ни фактических оснований)248. Доклад был высочайше утвержден 14 марта 1799 года249. М.И. Бикерман утверждает, что этим указом было узаконено только жительство евреев в Курляндии, но вновь селиться там им было по-прежнему запрещено, а следовательно, губерния осталась вне черты оседлости250. Действительно, в указе используется только фраза «дозволение жительства», однако и в указах 1791 и 1794 гг., которыми устанавливалась черта оседлости, не упоминается не только о праве вновь селиться, но и о праве жительства, а только о «праве гражданства и мещанства», «праве отправлять купеческие и мещанские промыслы», поэтому из формальной законодательной формулировки трудно делать определенные выводы. Однако «христианское городское общество» не хотело отказаться от прежних привилегий, ограждавших их от еврейской конкуренции, и вскоре местные власти, ссылаясь на принятое в 1804 году и кодифицировавшее законодательство о евреях Положение о евреях, истолковали указ 1799 года в том смысле, что правом проживания в Курляндии пользуются лишь те евреи (и их потомки), которые были приписаны к местным обществам на момент его принятия. Именно такое понимание было закреплено следующим Положением о евреях 1835 года251. Правовой статус курляндских и лифляндских евреев формировался под воздействием несколько иных факторов, нежели статус евреев Западного края. В данном случае речь шла о закреплении права жительства евреев (и иных сопутствующих прав и обязанностей) в тех местах, где, в отличие от бывших территорий Речи Посполитой, практически не имелось традиции терпимости евреев ни в социально-бытовом, ни в юридическом смысле. Кроме того, влияние оказывали антиеврейские настроения, выражаемые не столько российской администрацией, сколько местными национальными элитами. При этом правительство, осознававшее бесперспективность борьбы с естественным демографическим процессом проникновения евреев в российскую Прибалтику, вынуждено было, хотя и со многими оговорками, выступать в роли защитника еврейских интересов. При этом само содержание правового статуса прибалтийских евреев вырабатывалось различным образом: евреи Риги подвергались более строгим ограничениям, восходившим, вероятно, к средневековым европейским прецедентам (в частности, как уже было упомянуто, к правовым институтам, сохранившимся в ряде немецких княжеств, в т.ч. в Пруссии); правовое положение евреев Курляндии - возможно, в силу того, что там имелась сравнительно более многочисленная община - несомненно, конструировалось по образцу западных губерний.
Изначально предпринимаемые в России попытки выселения части подданных из сельской местности в города никак не были связаны с политикой по еврейскому вопросу. В 1781 году в Олонецкой губернии (где, кстати, в то время евреи не проживали вообще) случились волнения крестьян, причиной которых Екатерина II сочла то, что «записавшиеся по городам в мещанство и купечество, не переселяясь в отведенные им в городах земли, остаются в селениях крестьянских, пользуясь прибытками сих последних с крайним их угнетением». 7 февраля 1782 года императрица предписала Сенату переселить членов городских сословий в те города, к которым те были приписаны. 31 января 1783 года Сенат разослал по губерниям указ о выселении мещан и купцов. Такое распоряжение в то же время очень соответствовало намерениям Екатерины II создать большие торговые города и торгово-промышленный класс252. Разумеется, эта мера распространялась в том числе и на евреев, которые как раз в то время были приписаны к городским сословиям. При этом для них выселения оказывались особенно вредными экономически и социально, поскольку из всех горожан они чаще всего оказывались тесно связанными с сельскими районами. По данным на 1808 год (т.е. уже после первых кампаний по выселению), в частновладельческих местечках Белоруссии евреи составляли более 70% свободного (т.е. без учета крепостных крестьян) населения253. Такая ситуация сложилась еще в польские времена, когда города считали ремесла и торговлю своей привилегией и прилагали все усилия для вытеснения конкурентов-евреев в уезды. По оценкам исследователей, к концу XVIII века не менее трети польских евреев были заняты в феодальном хозяйстве254. Учитывая крайне низкий уровень развития экономики (в особенности сферы торговли и услуг) в сельской местности в западнорусских губерниях, нельзя недооценивать ту огромную роль, которую играли там евреи. Они доставляли городские товары крестьянам255, выступали как комиссионеры или перекупщики, помогая реализовывать продукты сельскохозяйственного труда, а также подвизались при имениях панов в качестве факторов (так в Польше традиционно называли профессиональных посредников в приобретении товаров и услуг) либо арендаторов отдельных статей дохода, обычно права винокурения256. По позднейшим сообщениям Т.И. Тутолмина, занимавшего пост волынского и подольского генерал-губернатора, западнорусские помещики предпочитали продавать выращенные в их имениях зерно и скот евреям, поскольку для их самостоятельной продажи за границу им пришлось бы тратить много времени и усилий257. Кроме того, владельцы местечек часто принудительно использовали живших в их поместьях евреев для получение доходов другими способами, например, навязывая им ежегодное приобретение хлеба или водки в определенном количестве258. Присутствие евреев в частновладельческих поместьях и местечках было настолько выгодно их владельцам, что они, приглашая евреев, документально закрепляли предоставление им некоторых «привилегий» - например, свободы занятий, разрешения строить молельные дома и т.п.259 Тем не менее, государство игнорировало важную роль евреев в сельской экономике, сосредоточившись на необходимости установления административного порядка и обеспечения четкого соответствия формального статуса евреев, приписанных к тому времени к городским сословиям, и их реального образа жизни. Белорусские власти прилагали все усилия для выселения мещан (в т.ч. и евреев) из уездов, что приводило к массовому разорению еврейских семей, которые лишались и своих домов, и привычных источников доходов. Разумеется, это не могло не вызвать протеста. В 1784 году в Петербург с верительными письмами от кагалов 18 белорусских городов была отправлена депутация штадланов (т.е. представителей, ходатаев от имени общин) во главе с купцом Цалкой Файбишовичем. Депутация передала императрице Екатерине II ходатайство о том, чтобы «они не были никогда от магистратов принуждаемы строиться в городах», и «буде помещик пожелает отдавать по уездам винокурение на откуп евреям, чтобы ему невозбранно было по-прежнему»260. Эти просьбы были выполнены только частично. 7 мая 1786 года |
Похожие:
 |
Религиозная жизнь русского населения Терской области (вторая половина... Конфессиональная политика в Российской империи во второй половине хiх–начале ХХ в |
|
Торгово-экономические отношения российской империи с сопредельными... Охватывают период с середины XVIII до середины XIX столетия. Нижняя граница определяется временем |
 |
Xviii–xix веков Под редакцией проф. А. В. Западова. Третье, исправленное... I. Возникновение русской периодической печати и развитие ее в XVIII – начале XIX в |
|
Возникновение и развитие российской империи в XVIII xix вв Предпосылки петровских преобразований. Внутренняя и внешняя политика Петра I. Реформы в сфере государственного управления |
|
Образовательная программа магистратуры «Музейное кураторство» Роль музеев в формировании американской национальной идентичнности в конце XIX – начале XX века |
|
Бакалаврская работа Реформы образования в Российской империи в первой половине XIX в Особенности первой половины XIX в как очередного исторического периода в жизни Российского государства |
|
Деятельность русской православной церкви в рабочей среде московского... Охватывают церковно-религиозную сторону повседневной жизни рабочих, что говорит о своевременности и актуальности данной работы |
|
Большой юридический словарь Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
|
Пётр Аркадьевич Столыпин во главе правительства Российской империи... Пётр Аркадьевич Столыпин во главе правительства Российской империи в непростой период её существования – фигура не случайная. В начале... |
|
Возникновение российской империи и её развитие в XVIII в Предпосылки петровских преобразований. Внутренняя и внешняя политика Петра I. Реформы в сфере государственного управления |
|
Руслан Скрынников Ермак Жизнь замечательных людей Руслан Скрынников Ермак предисловие В конце XV — начале XVI века на месте разрозненных русских княжеств образовалось обширное Российское государство. Русь покончила... |
|
Буддийские культовые предметы у монголоязычных народов в xviii-первой... Буддийские культовые предметы у монголоязычных народов в xviii-первой половине XIX века в собрании маэ ран |
|
Образовательная программа магистратуры вм5543 «История» Особый статус великого княжества финляндского в составе российской империи и его влияние на экономическое развитие края во второй... |
|
«100 великих авиакатастроф»: Вече; Москва; 2004 isbn 5 9533 0029 8 Стремление человека подняться в воздух и даже прорваться в космос всегда было сопряжено с огромным риском. В книге И. А. Муромова... |
|
Исходные материалы для курсовой работы по растениеводству культура соя Юго–Восточная Азия. В китае она была известна за 6 тыс лет до н э. Издавна ее возделывают и в других районах Азии – Индии, Японии,... |
|
Деятельность городского общественного управления в забайкальской... Охватывают Забайкальскую область в административно-территориальных границах последней четверти XIX – начала XX вв., совпадающую с... |