И. В. Алметева Источники по истории крестьянской грамотности и образования Козьмодемьянского уезда Казанской губернии во второй половине XIX начале XX вв
|
Скачать 5.35 Mb.
|
|
Summary: The work tells about the problem of changes of traditional religious values in a peasant environment, which took place in the 1920s in the Tatar Republic (Tatarstan). At that time the peasantry sought to understand the taking place changes by using the traditional tools of religious beliefs. This was accompanied by intensification of the activity of the clergy, of the Gentiles, and also of numerous sectarian groups. Key words: The TASSR, peasantry, religious beliefs, sects, young people. Как известно, период 1920-х гг. сопровождался значительными переменами в повседневной жизни. Сложность и многосторонность происходящих изменений создавала серьезные препятствия для их понимания большинством населения. Оторванное от источников формальных информационных каналов, крестьянство все больше замыкалось в себе. Использование репрессивных механизмов для «модернизации сознания» сельских жителей лишь усиливало их стремление укрепить основы традиционного мировоззрения. Укреплению религиозного сознания, в частности, способствовала практика раскола церкви путем поддержки обновленческого направления и прочих нововведений. В ответ крестьянство в массовом порядке составляло прошения об отказе принятия нового стиля [6, л. 17, 28, 33, 40, 41, 46−48], отказывалось от посещения служб, которые вели священники-обновленцы, порой выгоняя их из деревень [8, л. 118 об.]. В таких условиях определяющую роль играл авторитет самих служителей культа, их нравственный облик. В этом случае крестьяне охотнее посещали церкви, среди прихожан чаще оказывалась молодежь (села Тихоновка Бугульминского кантона, Спиридоновка Бугульминского кантона, Старые Кутуши Чистопольского кантона) [11, д.1495, л.27, 33 об., 35]. В противном случае прихожане прекращали посещать службы, видя вражду духовенства между собой либо наблюдая их неблаговидные поступки (села Черемшан, Афонькино, Мордовская Карманка Бугульминского кантона) [11, д.1495, л.30 об., 31, 32]. Вместе с тем некоторая часть крестьянства отнеслась к расколу довольно пассивно, что дало основания для выводов о развитии в крестьянской среде атеистических взглядов [11, д. 1378, л. 36, 43]. Однако это было далеко не так. В некоторых случаях крестьяне готовы были вместо посещения церкви организовать молитвенный дом, как это было объявлено, например, в селе Верхний Услон Свияжского кантона [6, л. 35]. Приведенный пример, скорее, подтверждает точку зрения, высказанную М.Левиным: «крестьяне вполне могут обходиться и без официальной церкви, когда она переживает кризис или преследуется и запрещается» [4, c. 107]. Характерной особенностью трансформаций религиозного сознания местного крестьянства стало распространение дохристианских культов среди народов республики, исповедовавших ранее язычество. Трагические события голода и разрухи хозяйств начала 1920-х гг. заметно ускорили данный процесс. Примером может послужить чувашское население ТАССР. Достаточно отметить, что даже в относительно спокойные времена обыденная жизнь среднего жителя чувашской деревни сопровождалась бесконечным количеством молитв, заклинаний и примет [8, д.41, л.12]. Особенно заметно отходило от православия чувашское население Бугульминского и Чистопольского кантонов, где сохранялись целые селения «чистых язычников». Именно здесь прослеживался массовый отход от христианских праздников и обрядов, наблюдалось даже сжигание икон [8, д.41, л.12], возобновились ранее забытые обычаи полевых жертвоприношений. Для покупки жертвенного скота в складчину собирались значительные средства, при этом инициаторами подобных мероприятий нередко становились местные сельсоветы [8, д.14, л. 20]. В язычество возвращалось и марийское население, возобновляя обряды жертвоприношения, причем материалы отчетов Марийской секции республиканского обкома РКП(б) подчеркивали массовый характер распространения языческих обрядов [11, д.447, л.42]. Марийцы практиковали жертвоприношения «Куго кюсё», в качестве жертв использовали крупный и средний рогатый скот. Для проведения жертвоприношений собирались довольно крупные денежные суммы (свыше 500 руб.). Кроме того, проводились обряды семейного характера с целью защиты от злых сил, сопровождавшиеся различными заклинаниями и магическими действиями [8, д.14, л.20]. Достаточно интересный факт отмечал И.С.Михеев. Он подчеркивал, что в 1920е гг. жители русских сел, проживавших по соседству с удмуртами, приняли «самое деятельное участие» в организации и проведении языческих обрядов. В условиях голода, когда активизировались языческие культы, именно русское население активно участвовало в сборе средств на проведение обрядов, а также в самих обрядах, в некоторых случаях становясь его инициатором [5, c.9]. Приведенные примеры – иллюстрация того, что в сознании русского крестьянина усилилось понимание необходимости установления контактов с теми силами, от которых зависело нормальное протекание хозяйственных процессов, обеспечивающих коллективное выживание общины. Таким образом, шла активизация прежних дохристианских культов [4, c. 103−108]. В процессе восстановления хозяйств и возвращения к нормальным условиям жизни в сознании крестьянства происходила своеобразная увязка прежних духовных ценностей с новыми политическими реалиями. Этот процесс способствовал укреплению влияния тех лиц, которые, сохраняя авторитет среди крестьян, по-своему старались объяснить им происходящие в стране изменения. Нередко этими лицами оказывались сами священнослужители. Так, в Альметьевской волости Мензелинского кантона мулла провел в мечети беседу о значении Октябрьской революции [8, д.13, л.18]. Мулла из Мамадышского кантона, работавший избачом и имевший обширную библиотеку духовной литературы, утверждал, что ислам и третий интернационал – это одно и то же [8, д.4, л.17]. В деревне Сулюково Челнинского кантона на собрании жителей мусульманский активист Сулейманов говорил о том, что следует идти ленинским курсом, поскольку сам Ленин шел по пути Мухаммеда [12, д.92, л.228]. Кризис в религиозном крестьянском мировоззрении, связанный с падением авторитета священнослужителей, стремление сохранить чистоту религиозных взглядов объясняли популярность многочисленных религиозных сект, чья деятельность в 1920-е гг. охватила территорию всей республики. По данным И. Тарадина, основной состав сектантов представляли собой крестьяне-середняки следующих возрастных групп: от 25 до 30 лет – 36,7%, от 30 до 40 лет – 27,6%. Объясняя данный факт, И.Тарадин подчеркивал активность молодого середняка «в поисках новых форм жизни» [24, c. 115−116]. Успех популярности различных сект отчасти заключался в том, что они не вели никакой политической агитации, что признавали представители властных структур [8, д.23, л.16]. Более того, сектанты демонстрировали свою лояльность власти, вели беседы о том, что сам Христос являлся «первым коммунистом» [2, c. 34−35]. Этой же цели служили воскресные проповеди о Ленине [1, c. 31]. Развитию популярности сект способствовала сама политика центральных и местных органов власти, которая в начале 1920-х гг. не была враждебной. Секретная директива ЦК РКП(б), направленная на места в 1921 г., предписывала воздерживаться от применения чрезвычайных мер против представителей сект, если их деятельность «не носила враждебной Советской власти характера» [11, д.110, л.55]. Основное внимание уделялось классовому подходу: подчеркивалась недопустимость организации сектантских собраний и съездов по причине возможного наличия среди сектантов представителей «буржуазных и антисоветских организаций» [11, д.110, л.55]. Появление в селах сектантов вызывало у крестьян интерес, а иногда ироничное отношение. Однако через какое-то время некоторые секты укрепили свое влияние. Так, в деревне Угрюмовке Калининской волости Арского кантона участник войны 43-летний Андрей Юдин организовал секту евангелистов-христиан около 14 человек [7]. Нередко сектанты занимались вопросами культурного развития населения. В селе Старое Ильдеряково Аксубаевской волости Чистопольского кантона члены евангелистского общества регулярно устраивали художественные вечера, концерты, проповеди, читали лекции по вопросам агрономии, санитарии и гигиены. Проводились коллективные чтения Библии, большое внимание уделялось работе с молодежью. Аналогичная ситуация прослеживалась и в других кантонах [8, д.11, л.42]. Материалы работы антирелигиозных ячеек союза безбожников отмечали случаи роста сектантского движения в Ново-Шешминской, Кутушской волостях Чистопольского кантона ТАССР, которые успешно конкурировали с местными священниками в борьбе за прихожан [8, д.35, л.8−9, 13]. Однако главной причиной успеха деятельности некоторых сект стало, пожалуй, то, что им удавалось на деле показывать крестьянам примеры успешной организации сельского хозяйства. Например, из села Старые Савруши Чистопольского кантона в 1925 г. часть жителей-баптистов выселилась в отдельный поселок. В складчину были приобретены молотилка и жнейка, использовались улучшенные семена для сева. В скором времени к 27 членам баптистского общества присоединилось еще 107 [8, д.14, л.20]. В селе Старое Мокшино Чистопольского кантона баптисты оказывали материальную помощь крестьянам, помогали им покупать коров и строить дома [8, д.35, л.19]. Укрепляя влияние в молодежной среде, сектанты успешно конкуририровали с комсомольскими ячейками. По признанию официальных органов, сектантским организациям удавалось «притягивать к себе… далеко не самые плохие элементы среди молодежи и в особенности… среди женской части» [2, c. 38−39]. В Арском кантоне были созданы религиозные крестьянские комитеты молодежи [3]. Будучи свидетелями успешной работы сектантов, комсомольцы сами часто попадали под их влияние. Материалы обследований различных деревень в 1920-е гг. подчеркивали факты участия комсомольцев в религиозных обрядах [12, д.187, л.74]. Относительный плюрализм религиозного и светского мировоззрения, наблюдавшийся в условиях 1920-х гг. в сельской местности, накладывал свой отпечаток на специфику работы низовых органов управления. В сельской местности наблюдалось своеобразное переплетение функций религиозных и светских структур. Сектантские ячейки, будучи организациями религиозного характера, нередко решали хозяйственные вопросы. В то же время существовавшие на местах сельсоветы оказывались втянутыми в решение религиозных проблем. Иногда религиозные общества создавались работниками местных органов власти или сектанты проходили в низовые властные структуры. Нередко сектанты проникали в сельсоветы (села Старо-Шешминское, Красный Яр Чистопольского кантона) [23, c.13]. В деревне Чувашская Бездна зимой 1928 г. была организована сектантская организация под руководством заместителя председателя местного сельсовета Николая Полякова [8, д.14, л.26 об.]. Здесь же в мае 1928 г. было проведено районное совещание сектантов, где приняло участие около 50 человек [8, д.14, л.26 об.]. В деревне Березовка Тиганской волости в сельсовет был избран организатор секты толстовцев, в ревизионную комиссию – член этой же секции [12, д.92, л.18]. Практика привлечения аппарата сельсоветов для решения религиозных вопросов в 1920-е гг. оказывалась довольно распространенной. Например, жители села Тоншерины Буинского кантона в июне 1927 г. устроили торжественные проводы местного священника. Местный сельсовет принял решение нанять на эту должность нового человека [8, д.11, л.41 об.]. Священнослужители сами оказывали помощь представителям местных властей. Пример тому приводится в докладе инструктора обкома ВКП(б) Мухутдинова, который, проводя проверку состояния работы партячеек Чистопольского и Мензелинского кантонов в июне 1926 г., обратил свое внимание на подобные случаи. По словам инструктора, председатель одного из сельсоветов обратился за помощью к мулле. Последний помог собрать людей для починки моста. Другой мулла помог местной учительнице написать заявление для вступления в партию, он же помогал местным партийцам составлять тезисы для докладов, проводил среди крестьян беседы о сельском хозяйстве [12, д.69, л.46]. Во время советско-английского конфликта 1927 г. сводки ГПУ отмечали факты повсеместного обращения мусульманского духовенства к партийным и советским организациям с просьбами разрешить им в мечети делать доклады верующим «о недопустимых выходках со стороны английского правительства по отношению к советским учреждениям, находящимся в Англии» [12, д.317, л.9]. В целом, всплеск активности «альтернативных» и традиционных религиозных течений был вызван состоянием самого общества, отразившего перестройку идеологической сферы. Эти перестройка проявилась и в русле официальных религиозных учений, допускавших ряд изменений и послаблений, ранее считавшихся незыблемыми. Антирелигиозный курс, взятый правительством, лишь способствовал развитию подобных взглядов и настроений. В то же время попытки проведения «модернизации» традиционного крестьянского мировоззрения активизировали решение, по крайней мере, двух проблем. В первую очередь сохранялись и в определенной мере укреплялись основы религиозного миропонимания. Кроме того, обращение к религиозным «новациям» отражало общее стремление крестьянства найти ответы на вопросы о том, как жить дальше, с чем связывать свои надежды. В конечном итоге, этот путь приводил к оправданию легитимности новой власти в сознании сельского человека. Решению этой задачи отчасти способствовала практика терпимого отношения властных структур к существованию на местах различных языческих и сектантских групп. Таким образом, общественно-политическая ситуация 1920-х гг. предоставила широкие возможности для проявления плюрализма во взглядах и религиозных воззрениях крестьянства. Примечания
УДК 94(47).063 Э.Л. Дубман Мобилизация крестьян Среднего Поволжья на строительство оборонительных линий в XVII – 30-е гг. XVIII вв. Аннотация: В статье рассматриваются вопросы мобилизации и использования на строительстве оборонительных линий крестьян и других категорий населения Среднего Поволжья в XVII – 30-е гг. XVIII вв. Ключевые слова: Среднее Поволжье, Казанская губерния, оборонительные сооружения, Новая Закамская линия, крестьяне, ландмилиция, строительные работы. E.L. Dubman The mobilization of the peasants of the Central Volga region for the construction of defensive lines in the XVII – the 30-ies of the XVIII century Summary: The article is devoted to the questions of the mobilization of peasants and othes categories of the Central Volga Region population and the usage of their labor force for the construction of the defensive lines from the XVII century till the 1730s. Key words: the Central Volga region, the Kazan province, defenses, New Trans-Kama Line, peasantry, landmilitia, construction works. Конец XVI – первая половина XVIII вв. – время строительства протяженных укрепленных линий, опоясавших все южное и юго-восточное пограничье России. Московское царство, защищаясь от нападений кочевников и отвоевывая у них плодородную лесостепь, вынуждено было тратить огромные средства и заниматься мобилизацией значительных групп населения для возведения этих «циклопических сооружений». Если технология строительных работ, формирование гарнизонов и расселение служилых людей вдоль засечных черт достаточно подробно проанализированы в отечественной литературе, то особенности мобилизации и использования рабочей силы при их возведении изучены в недостаточной степени. В предлагаемой статье рассматриваются отдельные аспекты этой большой темы, в основном на примере сооружения в 1731−1735 гг. Новой Закамской линии. Документальную основу для изучения истории создания укрепленной линии составляют, прежде всего, неопубликованные источники. Для реконструкции общей картины ее строительства [3; 4] нами использовались материалы архивохранилищ Москвы (Российский государственный архив древних актов [11], Российский государственный военно-исторический архив) [13] и Санкт-Петербурга (Архив Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи) [1]. Изучены фонды, содержащие делопроизводство Закамской экспедиции, Кабинета министров, Сената, Военной коллегии, Канцелярии главной артиллерии и фортификации, администрации Казанской губернии и т.д. Сведений об использовании рабочей силы в строительстве засечных черт сохранилось не так уж много. К тому же по разным регионам и хронологическим периодам они содержат зачастую противоречивую информацию. На юге, в пограничье с Диким Полем, основной рабочей силой при строительстве были низшие категории служилых людей. В.П.Загоровский писал о возведении Белгородской линии: «Как и при строительстве козловских укреплений, новые города и земляные валы решено было строить силами мелких служилых людей. Новым было лишь привлечение к работе московских стрельцов» [6, с. 96]. Разумеется, использовались также крестьяне и бобыли, но их доля была невелика [6, с. 124−125]. При сооружении Изюмской черты в начале 1680-х гг. работали служилые люди юга, а также крестьяне ряда уездов, набираемые по одному с десяти дворов [7, с. 104, 106−107]. При этом основной рабочей силой являлись служилые люди [7, с. 127, 140, 153]. Например, в 1682 г. на участке между Царевым-Борисовым и Валуйками предполагалось занять в строительстве 3298 чел.: среди них черкасы Сумского и Ахтырского полков – 1250 чел., рейтары, солдаты и служилые люди ряда городов, а также донские и яицкие казаки [7, с. 216]. Е.А.Гукова, изучавшая Украинскую линию, солидарна с мнением крупнейшего исследователя фортификационного искусства России Ф.Ф.Ласковского о том, что оборонительные сооружения возводили местное население (казаки и крестьяне) и солдаты ландмилицкого корпуса [2, с. 5; 14, с. 19−20]. Характерной особенностью строительства подобных оборонительных сооружений на юге являлось то, что основную часть рабочей силы составляло военизированное население. Иначе обстояло дело в Среднем Поволжье. При сооружении Симбирско-Карсунской линии строителями (дельцами) черты выступали подымовные люди с «Курмышских и с иных городов с уездов» по одному человеку с 5 дворов со всех сел и деревень, примыкавших непосредственно к строящимся участкам черты, которые «за Сурою рекою на Карсунской стороне» и «с тех сел и деревень, которые расположены в пределах 50 верст по Карсунской засеке» [8, с. 17]. Из русских сел и деревень строителей собирали по переписным книгам 1646 г., с пяти дворов по одному человеку. Татары и чуваши по старым писцовым, ясачным и оброчным книгам набирались по одному человеку с десяти дворов [9, с. 93]. Линия строилась около 6 лет, и «работных людей у валов его острожного дела было … во всякое лето по 3326 и по 4 898 человек» [8, с. 16, 18, 20, 32−33]. Известны случаи, когда для строительства использовали и посадских людей [10, с. 92–93], о работе служилых людей сведений нет. Для сооружения Сызранской линии в 1686 г. (от ее возведения отказались в самый последний момент, накануне начала строительства) предполагалось использовать не только русских, но и коренных жителей Среднего Поволжья [5, с. 329−330]. Согласно указу, «… к тому городовому и острожному и засечному и валовому делу взять тех же городов работных посошных людей, деловцов, которыми городы преж сего строена старая Синбирская и Корсунская черта Казанского уезду с митрополичьих, и с монастырских, и с помещиковых, и с вотчинниковых, и с мурзенских ж, и с татарских дворов, да из Свияжска, и с Чебоксар, и с Цивильска, и с Кузьмодемьянска, и с Василь города, и с Кокшаска, с Курмыша, из Ядрина, с Олаторя, с Уржума, и с Царево Кокшаска, и с Царева Санчюрска, из Яранска, и с Темникова, и с Кадома, из Шацкого, с Ынсар, из Саранска, и с Касимова, из Нижнего Новагороде, и с Арзамаса патриарших, митрополичьих ж и с монастырских, и с посацких, и уездных, с помещиковых, и с вотчинниковых, с крестьянских и з бобыльских, с русских и с ясашных з десяти дворов человека да с пятнатцети дворов лошадь…» [12, л.488–492]. Общая численность крестьян, бобылей и посадских людей, намеченных к мобилизации на строительство весной 1686 г., составляла, с учетом погрешностей до 8500−9000 чел. [5, с. 329]. Крестьянство Среднего Поволжья оставалось основной рабочей силой при создании оборонительных линий в регионе и в первой половине XVIII в. Это совершенно очевидно показывает пример сооружения Новой Закамской линии. Ее возводили в 1731 – 1735 гг., и важнейшей технологической особенностью этого грандиозного сооружения, протянувшегося на 240 км (с недостроенным участком ее протяженность должна была составить около 400 км), была высокая трудозатратность. Новая Закамская линия (наряду с Украинской на юге) являлась одной из последних непрерывных систем укреплений (позднее начали строить так называемые «живые линии», основу которых составляли отдельные локальные оборонительные сооружения, пространство между которыми защищали крутые берега рек, лесные массивы и т.д.). Ее сооружения – крепости, фельдшанцы, редуты, валы − возводились в основном из земли по западноевропейским правилам фортификационного искусства. Неукоснительное следование этим правилам вынуждало использовать при строительстве гораздо большее количество рабочей силы. Возведение линии началось сразу же после обследования территории ее прохождения и составления предварительного проекта. В указе от 26 июля 1731 г. содержалось требование срочно, «не упуская лета», начать строительство [11, ф.248, оп.8, д.478, л.141]. На «линейную работу» (т.е. земляную) было мобилизовано 3000 крестьян Казанской губернии (явилось 2916), на «лесную» (заготовка леса, строительство сооружений из дерева и т.д.) − 1600 солдат из закамских пригородов, так называемых «пригородочных» [11, ф.248, оп.8, д.478, л.328]. Осенние работы продолжались всего три недели – с 20 сентября до 10 октября и завершились ранее намеченного срока из-за плохой погоды. Для руководителей экспедиции − Ф.В.Наумова и И.А.Бибкова – это был первый опыт проведения объемных строительных работ в экстремальных погодных условиях; налаживания взаимодействия с администрацией Казанской губернии и руководством вооруженных сил на ее территории; урегулирования всей системы взаимоотношений с центральными учреждениями. Этот опыт позволил в последующие годы приступить к более масштабным и продолжительным работам, приобрести навыки организации и управления большими массами людей, мобилизованных на строительство. Новую линию предполагалось возвести к концу 1733 г. Однако уложиться в эти сроки не удалось, строительство затянулось на 1734 и 1735 гг. Строительный сезон 1734 г. был менее напряженным, чем два предшествующих. В каждую из смен намечалось мобилизовать по 5 тыс. крестьян (в 1732 г. в первую смену 5000 чел., во вторую – 10000 чел.; в 1733 г. − соответственно по 7500 чел.). В 1735 г. строительные работы велись только на отдельных участках черты с использованием значительно меньшего количества рабочей силы. Многолетняя практика строительства способствовала формированию устойчивой системы мобилизации и использования крестьян и солдат на строительстве линии. Осенью, после завершения строительного сезона, руководство экспедиции подавало в Военную коллегию отчет о проделанных работах и предлагало меры, необходимые для успешной их организации на следующий год. Военная коллегия, Сенат и Кабинет министров обычно в целом одобряли полученные предложения, но при этом вносили в них определенные коррективы. Например, на 1732 г. Ф.В.Наумов просил прислать на работы в каждую из двух смен по 10000 крестьян [11, ф. 248, оп. 8, д. 478, л.38−53, 82−85]. Однако руководство Военной коллегии посчитало, что в первую смену следует использовать только 5 тыс. крестьян и лишь во вторую – 10 тыс. Кроме того, в добавок к ним следовало задействовать на строительстве не менее половины из наличного состава пригородочных солдат [11, ф.248, оп.8, д.478, л.89–90 об.]. В вопросе мобилизации рабочей силы руководство Закамской экспедиции и администрация Казанской губернии четко разграничили сферы своей деятельности. Первое должно было обеспечить направление в район строительства пригородочных солдат (с 1733 г. их записали в полки ландмилиции). Второе проводило мобилизацию уездных крестьян и обеспечивало им денежное жалованье. Продукты для пропитания крестьяне должны были приносить с собой или покупать из экспедиционных припасов. Продовольствие, необходимое для прокорма всей этой огромной армии работных людей, заготавливали власти Казанской губернии. Все строительные работы в весенне–летний период должны были проводиться в две смены: первая − с 1 мая (с 15 мая в 1732 г.) и до 15 июля; вторая − с 16 июля до 1 октября. Однако начальные и конечные сроки каждой смены приходилось серьезно корректировать. Начинать строительство в указанный срок не удавалось. Крестьяне начинали прибывать к месту строительства небольшими партиями к концу мая–началу июня. Да и пригородочных солдат удавалось собирать с большим опозданием. Провальной оказалась весенняя мобилизация 1732 г. 1007 пригородочных солдат удалось собрать к 16 июня, а достаточное количество крестьян подошло только к концу первой декады июля. В результате, работы первой смены на линии начались только 17 июня, а завершились 19 августа [4, с. 70, 75]. К тому же, с 26 июня по 7 июля строительство было приостановлено из-за опасности эпидемии. Отметим, что руководство экспедиции приняло все необходимые в тех условиях противоэпидемические меры [11, ф. 248, оп. 8, д. 481, л.253]. Поденные сведения о состоянии работающих крестьян показывают, как к концу первой смены накапливалась усталость, увеличивалось число больных и даже умерших. Если в первый месяц работ (до 18 июня) ежедневное количество больных не превышало 100 чел., то во второй месяц оно резко возросло со 115 – 120 чел. до 300 в последние дни работы. В августе начались «первые смертные случаи» (всего 8) [4, с. 71−72]. Вторая смена оказалась сдвинутой по срокам. Из 10 тыс. крестьян к работе явилось только 5635, да еще около 1000 солдат [11, ф.248, оп.8, д.484, л.25 об.]. Несмотря на то, что строительство продолжалось до 20 октября, выполнить весь запланированный на этот год объем работ не удалось. В 1733 г. и в последующие годы удалось несколько снизить сроки опоздания к строительству крестьян. Как сообщали сами руководители экспедиции, максимальное количество одновременно работающих на линии людей в отдельные моменты достигало 14 тыс. чел. Численность крестьян в одну смену могла колебаться от 5 до 10 и более тысяч человек. К ним прибавлялись те мобилизованные, кого губернские и уездные власти обязывали отработать за неявку в предшествующие годы. По отчетным документам, на отдельных стадиях строительства их число могло превышать 3 – 3,5 тыс. чел. Кроме того, в строительных работах принимали участие от 1 до 1,5 тыс. и более пригородочных солдат. И все равно потери рабочего времени оказались весьма значительными [4, с. 80]. В 1733 г. за вторую смену только за счет тех, кто опоздал на строительство из наряда этого года, было потеряно 62724 человеко-дня, да из набора прошлых лет еще 17864 человеко-дня [4, с. 85]. Итоги рабочего сезона 1734 г. были изложены в донесении Ф.В.Наумова от 8 декабря 1734 г. Для характеристики производственного процесса был использован такой показатель, как суммарное количество, говоря современным языком, «трудодней», отработанных в течение всего сезона строительных работ. Использование подобной методики отчетности позволило более наглядно и определенно представить организацию рабочего процесса в Заволжье. Ландмилицией был отработан с 3 мая по 1 октября 101 день на посадке леса и починке линии. Общее количество трудодней составило 11102. Соответственно, в среднем каждый день на работах было занято по 110 чел. Мобилизованные крестьяне были задействованы 133 рабочих дня − с 17 мая по 30 октября. Количество отработанного времени достигло 539540 трудодней. В среднем каждый день на строительстве работало по 4057 чел. Всего же общее количество трудодней в сезоне этого года с учетом ряда дополнительных работ составило 554962 [11, ф.248, оп.8, д.487, л.1, 5 − 5 об.]. Если учесть, что в каждую смену на строительных работах предполагалось занять по 7,5 тысяч чел. (и условно посчитать, что отрабатывавшие в этом году крестьяне, не приходившие к строительству в предшествующие годы, компенсировали лишний месяц дополнительных работ в октябре), то можно сказать, что за сезон было потеряно не менее 40% трудодней. Мобилизованные крестьяне использовались прежде всего на производстве линейных земляных работ, наиболее тяжелых и малоквалифицированных. Пригородочные солдаты (которые позднее вошли в два полка ландмилиции) были заняты на валке леса и его вывозке, строительстве деревянных сооружений, строений ландмилицких слобод и т.д. Но иногда и их использовали на земляных работах. Практически полностью отсутствуют сведения об условиях размещения всей этой армии рабочей силы. Если командный состав экспедиции жил в более–менее комфортных условиях, то для остальных, и прежде всего крестьян, строились шалаши, землянки и другие временные жилища. Вся эта огромная масса рабочей силы была малоквалифицированной, могла выполнять только относительно простые задания под командованием инженеров. Лишь небольшую группу мобилизованных можно отнести к ремесленникам: каменщиков, кузнецов, минеров и т.д. Приведенные нами данные лишь частично раскрывают экономическую составляющую создания в Среднем Поволжье гигантских укрепленных линий. Но все же они дают определенное представление о мобилизации и использовании в их возведении людских ресурсов региона. Примечания
УДК 94 (470) 16/18 |
Похожие:
 |
Роль обычного права в развитии тувинского общества (вторая половина XIX первая половина ХХ в.) Охватывают территорию тувинских хошунов, находившихся под властью амбын-нойона во второй половине XIX и начале XX веков и в период... |
|
Торгово-экономические отношения российской империи с сопредельными... Охватывают период с середины XVIII до середины XIX столетия. Нижняя граница определяется временем |
|
Религиозная жизнь русского населения Терской области (вторая половина... Конфессиональная политика в Российской империи во второй половине хiх–начале ХХ в |
 |
Социально-экономическая трансформация пермского майората строгановых... Охватывают вторую половину XIX – начало XX в., время от кануна реформы 1861 г до революций 1917 г., период раннеиндустриальной модернизации,... |
|
Лекция Введение в историю экономики > Предмет истории экономики и... Историко-экономическая наука оформилась как самостоятельная ветвь системы экономических наук в XIX в. Вначале произошло становление... |
|
1. Введение. Основные этапы развития рекламного бизнеса бизнеса во... Грицук А. П. История современного рекламного бизнеса: учебно-методическое пособие для заочного отделения. М.: Издательство Международного... |
|
Н. В. Поташева россия в первой половине XIX века Россия в первой половине XIX в. Эпоха Николая I: Лекция. Ч. – Ростов н/Д: Рост гос ун-т путей сообщения, 2002. – 28 с |
|
Становление и функционирование русской диаспоры в Калифорнии во второй... |
|
Правительство Российской Федерации Федеральное государственное автономное... На тему «Сравнительная характеристика стратегий интернационализации «Виерлпул Корпорэйшн» (сша) и «Хайэр Груп» (Китай) во второй... |
|
Бакалаврская работа Реформы образования в Российской империи в первой половине XIX в Особенности первой половины XIX в как очередного исторического периода в жизни Российского государства |
|
Политическая полиция Тобольской губернии и революционное движение... Политическая полиция Тобольской губернии и революционное движение в начале XX в. (на примере г. Тюмени) |
|
Макеев Село Иваньково Алатырского уезда (материалы к истории села... Иваньково Алатырского уезда раскрываются вопросы истории села с древнейших времён до начала ХХ века. Написана она на основе архивных... |
|
Образовательная программа магистратуры вм5543 «История» Особый статус великого княжества финляндского в составе российской империи и его влияние на экономическое развитие края во второй... |
|
Библиотечное обслуживание инонационального населения Оренбургской... Охватывают исторический период с 1860-х гг до 1917 г. Нижняя граница исследования связана с социально-экономическими реформами, территориальными... |
|
Л. А. Нифонтова (Подпись) (Ф. И. О.) Прогулку организуют два раза в день: в первой половине дня – до обеда, во второй половине дня – после дневного сна или перед уходом... |
|
Высшего образования «санкт-петербургский государственный университет»... Подготовка кадров лесного ведомства в системе профессионального образования Российской империи в первой половине XIX в |