А. И. Попов отечественная война 1812 года: «новые открытия»
|
Скачать 0.49 Mb.
|
| А.И. Попов ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1812 ГОДА: «НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ» И ПСЕВДОПРОБЛЕМЫ В преддверии 200-летия Отечественной войны 1812 резко возрастает интерес к этой «вечно живой» теме российской истории со стороны профессиональных историков, музейных и архивных сотрудников, чиновников и широких кругов читателей. Но одновременно возрастает опасность увеличения количества дилетантских публикаций и ремесленных поделок, подобно тому как набегающая волна гонит перед собой мутную пену. В связи с этим у строгой науки появляется дополнительная задача поставить предел этому потоку антинаучной литературы. «Новый» взгляд на войну 1812 года В своё время книга Н.А. Троицкого произвела настоящий фурор в отечественной историографии. Мы лично написали на неё положительную рецензию1, несмотря на то, что наши коллеги уже тогда обращали наше внимание на то, что автор никоим образом не расширил источниковую базу исследования, а ограничился лишь анализом научной литературы. Но тогда мы посчитали главной заслугой Троицкого его попытку «очистить» историографию от самых очевидных пороков марксистской литературы. Мы и сейчас не отказываемся от той высокой оценки. Прошло 20 лет, и в издательстве «Омега» в серии «Загадочная Россия. Новый взгляд» появилось второе издание данной книги, на обложке которой указано: «Новый взгляд на Отечественную войну 1812 года»2. После таких многообещающих ярлыков читатель вправе ожидать от переиздания этой книги чего-то поистине нового, оригинального. Повысить «рейтинг» издания призвана также солидная вступительная статья известного историографа И.А. Шеина, который подробно изложил карьеру автора книги. Он заверил читателя, что перед ним находится «2-е, исправленное и дополненное с учётом новых фактов, взглядов и суждений издание книги», и пообещал проследить «динамику развития авторских суждений, сравнив его с новой работой». Но вскоре становится очевидным, что все попытки историографа отыскать нечто новое во 2-м издании, оказались тщетными. Вот его собственные признания: «Новая работа осталась сориентированной на марксистско-ленинские подходы к освещению темы», её «целевые установки фактически дословно взяты из первого издания книги», «Троицкий принципиально не изменил своего отношения к зарубежной историографии», «практически не изменилась источниковая база работы», «общий замысел работы не претерпел значительных трансформаций», «практически без изменений остались основные концептуальные положения», «без каких-либо принципиальных правок и дополнений остались параграфы книги», «в новой книге её автор повторил свои ранние суждения», и, «делая заключение, историк в целом повторил свои прежние выводы» (С. 9-10, 34, 48-50, 54-55, 57, 65-66). Вовсе не случайно Шеин вынужден констатировать: «Следует признать потерявшими на сегодняшний день актуальность авторское утверждение о том, что в нашей литературе весьма редко привлекаются иностранные источники». Уже само по себе повторение Троицким этой констатации, сделанной советскими историографами в 7080-х гг. прошлого века в отношении советской литературы, свидетельствует о том, что он плохо знаком с новейшей российской историографией. Именно поэтому Шеин сам вынужден был привести краткий обзор современной историографии (отсутствующий в самой книге), чтобы у читателя не сложилось превратного представления об упомянутых ранее неких «кризисных явлениях», появившихся в ней в «перестроечные годы» (С. 33, 50-53). Из современных книг Троицкий подробно раскритиковал лишь самые общие и популярные работы, авторов которых учёными никто и не считает, а о работах настоящих исследователей отозвался лишь несколькими презрительными и уничижительными фразами. Набор цитируемых и критикуемых автором зарубежных авторов до неприличия узок, включая и таких третьестепенных авторов, как Ж. Тири, Р. Делдерфилд, Р. Рьен. Он совершенно не знает современной западной историографии, хотя мог бы познакомиться с ней по работам В.Н. Земцова. Троицкий остаётся приверженцем старой классификации отечественной историографии «по социально-классовому признаку господствовавших концепций». Полагаем, что такая периодизация несовершенна, ибо исходит не из закономерностей развития самой науки, а из господствующей идеологии. Выражение же «советская литература» некорректно, ибо это прилагательное не имело никакого отношения к науке, а служило для маскировки истинной сущности коммунистического режима; поэтому правильнее было бы называть её «марксистско-ленинской», в соответствии с основной идеологической «подавляющей» той эпохи. В начале работы Троицкий ещё пытался быть объективным, когда подчеркнул «диалектическое своеобразие войны», поскольку «такой отсталой и реакционной державе, как царская, феодальная Россия… противоборствовала в 1812 г. буржуазная Франция – страна, которая унаследовала завоевания Великой революции» (С. 118). Но буквально тут же автор сошёл с объективного пути, свернув на дорожку пресловутого «классового подхода». По марксистски просто он решает вопрос о характере войны: «Именно с того дня (24 июня 1812 г.), когда войска Наполеона вторглись в Россию, вопрос о характере войны решается однозначно», ибо русский народ тут же «поднялся на защиту отечества и повел с захватчиками справедливую, освободительную войну», «русские, украинские, белорусские, литовские крестьяне и горожане сопротивлялись захватчикам. С приближением французов массы людей оставляли родные места, уводя за собой всё живое» (С. 119-120, 201). Не ясно, правда, как можно, бегство от неприятеля называть сопротивлением ему. Никаких доказательств того, что народ начал борьбу с захватчиками сразу от границы, автор не привёл, а его ссылка на слова Г.П. Мешетича представляет собой наглядный пример подтасовки фактов, поскольку мемуарист писал о времени после оставления Смоленска! В другом месте Троицкий заявил, будто «трудовой люд России от самой границы, как мы видели, противодействовал снабжению врага, сжигая населённые пункты, уничтожая<�…> хлеб и фураж, угоняя скот» (С. 364). На самом же деле значительная часть населения Литвы встречала наполеоновские войска как освободителей, помогала им и вредила русским, а крестьяне Белоруссии скрывались в лесах, отбиваясь от мародёров и грабя имения своих помещиков. Вовсе не мирное население уничтожало здесь запасы, а отступавшая русская армия, чаще всего казаки – свои магазины. Одним словом, никакого «народного партизанского движения» здесь не было, и первый официальный призыв к народной войне был опубликован М.Б. Барклаем де Толли лишь 1/13 августа в Смоленске. Троицкий по-прежнему утверждает, будто в этой войне «“верхи” и “низы” России защищали от общего врага не одно и то же отечество: “верхи” боролись за отечество самодержавно-крепостническое, а “низы” – за отечество, свободное от самодержавно-крепостнического гнёта» (С. 119). Такая трактовка настроений народа выглядит наивной. Очевидно, что против самодержавия крестьянство никогда не выступало. Оно сражалось под лозунгом: «За веру! и царя!». Именно так говорил «народный герой» Г. Курин, призывая мужиков «стараться за веру, умереть за царя... Государь наших сердец, что родной он нам отец». Сомнительно также, что народ боролся ради своего социального освобождения – тому нет ни единого доказательства. Временами автор проявляет неосведомлённость, неприличную для исследователя. Так, он именует генерала Ж.Б. Эбле «главным военным инженером Наполеона» (С. 136, 442). На самом же деле командующим инженерными войсками Великой армии являлся генерал Ф. Шасслу-Лоба, а Эбле был лишь начальником понтонных экипажей и подчинялся командующему артиллерией армии. Автор явно не читал нашу с А.А. Васильевым книгу, откуда он также узнал бы, что Великая армия, созданная для войны с Россией, была сформирована не в 1805, а по декрету от 1 апреля 1812. Княжеский титул маршала М. Нея правильно переводить не «Московский» (С. 149), а «Москворецкий (prince de la Moskowa)». Графа П. Дарю лучше именовать не «статс-секретарём» (С. 155), а «государственным секретарём» (ministre secrétaire d’Ėtat). «М.-Л. Пюибюска» Троицкий нелепо именует «оберпровиантмейстером» Великой армии (С. 420), так как на самом деле Луи-Гийом де Пюибюск был всего лишь военным комиссаром и интендантом Смоленска. Довольно забавно в начале 21 в. читать у Троицкого описание Великой армии и её вождей, сделанное на основе цитат из книг философов, писателей и поэтов К. Маркса, Ф. Энгельса, В.Г. Белинского, Г. Гейне, В. Гюго, К.Ф. Рылеева и Л.Н. Толстого. Мы уж не говорим о том, что в зарубежной историографии имеются сотни книг и статей, специально посвящённых этим вопросам, они автору недоступны, но он не использовал даже капитальное исследование О.В. Соколова. Вызывает удивление принятая автором метода определять численность противоборствующих армий и их потери в отдельных сражениях на основе сравнения цифр из книг Левицкого, Бескровного, Богданова, Грюнвальда, Жилина, Тарле, Тири и т.п. авторов, хотя априори понятно, что никто из них не вёл самостоятельных подсчётов по архивным документам, а просто переписывали цифры у предшественников. В некоторых случаях Троицкий слепо доверяет русским документам, хотя в них цифры потерь противника всегда завышались. Так, он написал, что в бою при Кобрине 27 июля «больше 1000 саксонцев были убиты» (С. 206), хотя известна точная цифра убитых – 1 офицер и 108 нижних чинов. Автор не читал нашего исследования о «львином отступлении» отряда Д.П. Неверовского, а потому повторил выдумки советской литературы. Он бросает в атаку на два каре Неверовского «пехотные полки из корпусов М. Нея и Е. Богарне». На самом же деле русская пехота отступала не в каре, а сбившись в толпу; всего лишь один французский пехотный полк штурмовал Красный и в преследовании не участвовал; а корпуса Э. Боарнэ не было даже поблизости от этого городка! Автор по-прежнему заявляет, будто «Неверовский задержал французов почти на сутки» и что «дивизия Неверовского не позволила армии Наполеона пройти к Смоленску» (С. 215-216). Между тем, мы доказали, что всё это выдумки «патриотической» литературы, ибо «обсервационный корпус» (а не 27-я дивизия) Неверовского вовсе не задержал армии Наполеона, а буквально «пробежал» на восток более 50 км; французы же в тот день просто физически не могли добраться до Смоленска. Не менее удивительна привычка автора ссылаться на произведения художественной литературы. Так, описывая действия 8-го корпуса А. Жюно под Смоленском, он сослался на роман С.Н. Голубова (С. 222), хотя в одной из статей мы наглядно показали, что в данном сюжете сей представитель «социалистического реализма» дал волю своей фантазии, двинув этот корпус в направлении, прямо противоположном реальному. Приняв на веру заявление Н. Поликарпова столетней давности, Троицкий продолжает уверять, будто бы первым партизанским отрядом в 1812 был отряд Ф.Ф. Винценгероде (С. 231, 368). Это далеко не так – первым партизанские действия начал вовсе не Барклай, а А.П. Тормасов. К тому же, это был не «партизанский отряд», а «летучий корпус», и фамилию его командира – Винцингероде – автор пишет неправильно. Шеин уверяет, будто «наиболее существенные дополнения и изменения Троицкий внёс в содержание глав, относящихся к рассмотрению Бородинского сражения», хотя тут же критикует его за повторение выдумки о восьми атаках французов на Багратионовы «флеши» (С. 58, 60). С этим заявлением трудно согласиться. Нет никаких следов того, чтобы Троицкий использовал десятки статей и книг об этой битве, вышедшие за последние 20 лет из под пера настоящих исследователей, а не тех «плагиаторов и мародёров», которых сам он с упоением критикует. Лишь улыбку может вызвать ссылка автора на книги Ф. Меринга и В. Скотта при определении численности наполеоновской армии при Бородино, при полнейшем незнании нашего с Васильевым, а также Земцова специальных исследований по данному вопросу. Точно также не знает он нашей статьи о назначении и расположении 3-го корпуса Тучкова и о том, что сделал в этой связи Л.Л. Беннигсен. Укрепления у д. Семёновское Троицкий по старинке именует «флешами», хотя два из них были именно люнетами. Он продолжает писать о восьми атаках на Багратионовы «флеши» (С. 261, 267), хотя эта цифра была буквально «высосана из пальца» неким А. Балтийским в 1911. С большой неохотой Троицкий упомянул «небезосновательный, хотя и небесспорный вывод» [перл! А.П.] Васильева и Л.Л. Ивченко о том, что Багратион был ранен вовсе не в 12, а в 9 час. Он пишет, что единственным доказательством этого является дневник Э. Сен-При, хотя существует несколько свидетельств в пользу этой хронологии. Нелепо звучит выражение Троицкого, будто «две дивизии Жюно неожиданно для французов натолкнулись возле Утицы на 2-й корпус К.Ф. Багговута», после чего «Жюно был отброшен войсками Багговута к Утицкому лесу» (С. 268). Здесь что ни слово, то враки. В Утицкий лес поначалу вступила лишь одна дивизия 8-го корпуса, состоявшего не из французов, а из вестфальцев; наткнулась она не на весь 2-й корпус, а лишь на одну из его бригад. Корпус Жюно действовал вовсе не возле Утицы и не мог быть отброшен к лесу, внутри которого он сражался! Настоятельно рекомендуем автору почитать наши статьи, посвящённые данному сюжету. Автор повторил старую выдумку о том, будто лейб-гвардии Финляндский полк, вместе с Литовским и Измайловским, отражал атаки французской кавалерии к югу от Семёновской (С. 269). Советуем ему почитать нашу статью, из которой он узнает, где же на самом деле сражались финляндцы. Троицкий заявил, будто во время демонстрации кавалерии Платова и Уварова Наполеон «сам помчался к д. Беззубово» (С. 279). Рекомендуем автору внимательно перечитать нашу книжку об этом сюжете, где доказано, что император к этой деревне в тот момент точно не ездил. Неверно и выражение Троицкого о том, будто генерал О. Коленкур «живым ворвался на батарею, взял её и остался на ней мёртвым» (С. 282). Опять вынужден отослать автора к другой нашей статье, где ясно показано, что Коленкур пал в 30 шагах от редута, так и не добравшись до него, на что, кстати, указывают и все живописные изображения данного сюжета. Зачем было при этом ссылаться на писателя В. Гюго, если было несколько свидетелей этой героической смерти? Говоря о потерях высшего командного состава Великой армии в Бородинском сражении, автор ссылается на книгу П.П. Деннье (С. 293), даже не подозревая, что сведения его неточны. Наиболее точные данные он мог бы найти в одной из наших статей, а также в нашей с Васильевым книге, если бы удосужился их прочитать. Думается, что после всего вышесказанного, у читателя не осталось более сомнений в том, каким «знатоком» Бородинской баталии на самом деле является тов. Троицкий. Но наиболее слабой и безбожно устаревшей частью книги Троицкого является раздел «Народная война», не подвергшийся абсолютно никакой модернизации. При этом автор сознательно и надменно игнорировал выводы, сделанные нами в нескольких статьях и в монографии. Явно подражая своему кумиру Е.В. Тарле, автор «глубокомысленно» заявил будто бы «вся война 1812 г. со стороны России была народной, ибо она решала судьбу русского народа», не задумываясь о том, что многие войны в российской истории на этом «наивном» основании могут быть объявлены народными, а посему война 12-го года напрочь лишится своей особой специфичности. Мы уж не говорим о том, что в составе российской империи находился не один только русский народ… Троицкий самоуверенно заявляет, что «советская историография давно уже опровергла тезис дворянских историков о том, что вождём народной войны против Наполеона был господствующий класс России, которым героически руководил… Александр I. На деле дворянство и сам царь не столько возглавляли народную войну, сколько боялись и тормозили её». Остаётся лишь подивиться таковой марксистской наглости, ибо народная война была инициирована, а, следовательно, разрешена именно двумя царскими манифестами, и без активной деятельности дворянства просто не состоялась бы! Впрочем, автор не забыл упомянуть, что именно царь «призвал дать всенародный отпор врагу», но тут же оговорился, что «инициатива народа при этом заведомо ограничивалась. Крестьяне и дворовые могли вступать в ополчение только от лица своего помещика». Диву даёшься такой «революционной наивности» автора, который способен предположить, будто бы в начале XIX в. самодержец всероссийский мог разрешить крепостным крестьянам самовольно взяться за оружие. В изложении Троицкого только крестьяне выступают бескорыстными и самоотверженными патриотами. В патриотизме всех остальных сословий он усматривает некий изъян, обусловленный их социальным положением: дворяне защищали отечество из-за своих социальных привилегий, купечество наживалось на войне, а среди духовенства нашлось более всего предателей (интересно узнать, кто и когда доказал это последнее утверждение?). Абсолютно непогрешимым, беззаветным защитником родины показал себя только народ. «На фоне суесловного и корыстного патриотизма привилегированных сословий выделялся своим бескорыстием и действенностью патриотизм народных масс», которые шли на неприятеля, «движимые отнюдь не сословными, а исключительно национальными интересами» (С. 349357). Это, разумеется, явная идеализация и преувеличение. Нельзя возводить патриотические чувства народа в непогрешимый абсолют. Проявление этих чувств крестьянами было обусловлено и ограничено их социальным положением. Они были лишены возможности добровольного проявления этих чувств при наборе в ополчение. «Поголовное вооружение» дозволялось лишь населению нескольких «прифронтовых» уездов под руководством местной дворянской администрации. Всё это, конечно, не вина, а беда низшего сословия. Что же касается бескорыстия в поведении крестьянства, то здесь марксист Троицкий вошёл в противоречие с самим собой, заявив, будто «многомиллионные массы русских крестьян» шли воевать, в надежде получить освобождение. При этом он сослался на слова К. Маркса о том, будто бы мужикам «было обещано освобождение от крепостной зависимости в награду за их патриотизм» (С. 356, 478). Так где же здесь бескорыстие? Что здесь цель, а что средство? Нет ли здесь прагматического расчёта? Onus probandi в данном случае лежит на том, кто согласился с мнением Маркса. Ни одного достоверного примера, подтверждающего постулат Маркса, советские писатели привести так и не смогли. Видимо поэтому Троицкий «взял на вооружение» слова своего ярого оппонента Б.С. Абалихина: «Патриотическая, хотя и казённая, пропаганда тоже возбуждала их (неожиданно для властей) против помещиков, ибо часто употреблявшиеся слова “свобода”, “освобождение” и т.п. порождали иллюзию о ликвидации крепостной зависимости» (С. 357). Перед нами типичный пример марксистской схоластики, ибо совершенно непонятно, откуда у крестьян могли возникнуть такие мечтания. Можно, конечно, допустить, что отдельные лица тешили себя такими надеждами, но подобные мечтания нельзя экстраполировать на всё крестьянство. Крепостные крестьяне, отдаваемые в ополчение, знали из царского манифеста, что «по изгнании неприятеля из земли нашей всяк возвратится<...> в первобытное свое состояние и к прежним своим обязанностям». В уездах, где подавлялись крестьянские бунты, они также знали о намерении правительства сохранить в незыблемости существующий социальный порядок. О необходимости сохранения верности «властям предержащим» и помещикам непрерывно вещали с амвонов. Опровергая утверждение дворянской историографии об исключительной роли дворянского сословия в той войне, Троицкий не заметил, как встал на тот же путь абсолютизации. Только теперь, вместо одного сословия стало превозноситься другое. Между тем, известно, что нередко богатые крестьяне покупали у помещиков крепостных людей, поставляя их в ополчение взамен себя. Да и в армию крестьяне отнюдь не всегда шли с охотой (как убеждает читателя Троицкий), они убегали или калечили себя, чему есть свидетельства. После оставления Москвы значительная часть ратников Московского и Смоленского ополчений покинула ряды и разбрелась по своим домам. С нескрываемым удовольствием рассказав об обострении классовой борьбы крестьянства в 1812 (С. 356-359), Троицкий стыдливо умолчал, что многочисленные мятежи и грабежи поместий (нередко совершаемые мужиками вместе с неприятельскими мародёрами) затрудняли положение правительства, занятого борьбой с грозным завоевателем и отвлекали от этой войны отряды русской армии, в том числе партизан. Уже тот факт, что Наполеон думал о возможности отмены крепостного права в России, чтобы привлечь к себе крестьянство, а русское дворянство заранее опасалось такой перспективы, говорит о «потенциальной направленности» антикрепостнического движения, вектор которого был прямо противоположен борьбе за национальную независимость. Но марксисты рассматривали классовую борьбу как некую самоценность («двигатель прогресса»), и то, что в 1812 она обострилась именно из-за вторжения Великой армии и при подстрекательстве отдельных её представителей, нисколько их не смущало. Процитировав декабристов, Троицкий резюмировал: «На защиту отечества народ поднимался в 1812 г., как свидетельствуют очевидцы, “не по распоряжению начальства”, а “сам собою” с первых же дней войны, хотя не везде сразу» (С. 362, перл!). Но это был всего лишь постулат, ибо никаких фактических доказательств своих утверждений декабристы не привели. Тот факт, что они участвовали в войне младшими офицерами гвардейских полков, ещё не доказывает, что они были очевидцами народного вооружения. К тому же, эти слова были написаны много лет спустя антиправительственно настроенными революционерами, что ставит под сомнение их объективность. Но для марксистов, с их убогим «классовым подходом», это было как раз положительным качеством. Стремясь всячески превознести роль народа в войне, Троицкий, вслед за хронически нелюбимыми им советскими историографами пишет, что партизанское движение и ополчение, это «главные, но далеко не единственные формы борьбы народов России с агрессором». К другим, неизученным формам он вслед за ними отнёс: кордоны и дружины самообороны, строительство военных дорог, мостов и укреплений, самоотверженную работу на полях и оружейных заводах, перевозку миллионов пудов боеприпасов, продовольствия и раненых (С. 363-64). Однако последнее не является специфической особенностью 1812, этим рабочий люд занимался во время любых войн, а доказать, что в 12-м году он делал это с особым энтузиазмом и самоотдачей вряд ли когда-нибудь удастся на уровне фактологии. Скорее, народ ощущал это как повышение степени эксплуатации - сам же Троицкий признаёт, что «это был принудительный, почти каторжный труд». Вслед за теми же нелюбимыми им историографами Троицкий заявил, будто «важным, но поныне малоисследованным компонентом народной войны 1812 г. были разнообразные формы самозащиты населения оккупированных и прифронтовых губерний – кордоны, дружины, “охранные войска”« (С. 364). В данном случае автор либо беззастенчиво лжёт, либо проявляет непростительную для учёного мужа неосведомлённость. Во-первых, упомянутые им «народные дружины» в подавляющем числе случаев являлись звеньями так называемой «кордонной цепи», которая была создана усилиями дворянской администрации. Во-вторых, изучение этой кордонной системы было начато ещё дореволюционными историками, а ныне продолжено в статьях В.А. Бессонова и весьма подробно описано в нашей монографии (2002 г.). Ничтоже сумняшеся, Троицкий повторил старую байку о том, будто в 1812 «русские крестьяне не один раз повторили подвиг Ивана Сусанина 200-летней давности», но при этом привёл один единственный известный науке случай с крестьянином Семёном Силаевым (С. 364). Между тем, мы давно уже выяснили происхождение этой легенды и установили, что, во-первых, Силаева никоим образом нельзя сравнивать с Сусаниным, так как он вовсе не заманивал неприятеля в непроходимые дебри, а напротив отговаривал его туда идти, заверяя, что в г. Белом собрано 700 казачьих полков! Во-вторых, выяснилось, что на самом-то деле это был не крестьянин, а помещик Семен Силаевич Воеводский! В итоге образ героя-крестьянина «испарился, оставив в осадке» героя-помещика. Троицкий пишет, будто «народ не просто откликнулся на царский манифест 18 июля о созыве ополчения, но даже опередил царя: на Смоленщине крестьяне пошли в ополчение ещё до манифеста». Сия фраза попахивает клиникой, ибо каким образом мужики могли пойти в ополчение до того, как было объявлено о его созыве? Да и как могли крепостные «откликнуться» на приказ царя, если их об этом никто не спрашивал? При этом Троицкий сослался на книгу печально известного фальсификатора Бабкина, где, впрочем, таких данных нет, а лишь указаны даты, непонятно, по какому стилю. У этого же мистификатора автор охотно позаимствовал весьма сомнительное утверждение, будто бы «во “внеополчающихся” губерниях пришли в ополчение 100 тыс. ратников» и «больше 120 тыс. ополченцев присоединились к регулярной армии и начали боевые действия уже в тарутинский период». Впрочем, автор оговорился, что «данные В.И. Бабкина нуждаются в некоторых уточнениях, но все они документированы» (С. 365367). Последнее утверждение абсолютно не соответствует истине, и все цифры, приведённые Бабкиным, нуждаются в обязательной перепроверке. Совершенно не соответствует действительности заявление Троицкого, будто «с началом контрнаступления вся ополченская армия<�…> приняла участие в боях». На самом деле, помимо московских ополченцев, включённых в состав регулярных частей, в боевых действиях участвовали только Петербургское ополчение и лишь отдельные части Калужского, Тверского и Черниговского ополчений. Весьма двусмысленно звучит его фраза о том, что «к организации народного ополчения 1812 г. были причастны лучшие люди из дворян» (С. 366-367). Она навязывает читателю вывод, будто бы ополчение создавал сам народ, а из дворян к этому процессу были причастны лишь некоторые, самые прогрессивные люди. На самом же деле всё обстояло с точностью до наоборот. С помощью такой вот казуистики «истинные марксисты» до сего дня фальсифицируют историю. Описание партизанской войны Троицкий открывает весьма показательной фразой: «Ещё более активной, чем даже ополчение, самой действенной формой народной войны 1812 г. было партизанское движение. Оно с наибольшей силой воплотило в себе энергию, инициативу, патриотическое “остервенение” русского народа. Собственно, в 1812 г. было два партизанских движения – армейское и крестьянское. Развернулись они почти одновременно и развивались параллельно» (С. 367). Эта фраза является квинтэссенцией марксистского представления о народной и партизанской войне, антиисторичность которого мы развенчиваем в течение последнего десятилетия. Даже исходное определение «партизанское движение» явно позаимствовано марксистами из опыта войны 1941-1945 и к 1812 совершенно неприменимо. Те, кого советские авторы объявили партизанами, в источниках именовались иначе: «Вооруженные обитатели, вооруженные крестьяне, кордоны пограничные, ополчение, внутреннее охранное войско». Д. Давыдов чётко различал «партизан и поселян», называя последних «поголовным ополчением», «общим и добровольным ополчением поселян»; он писал о «народной войне, возбуждаемой и поддерживаемой партизанами». Р. Вильсон, сообщая о высылке из армии партизанских партий, добавил: «Теперь также набираются многочисленные крестьянские ополчения, коим роздано достаточное число оружия». Под портретом Курина ныне красуется надпись: «Партизан», хотя на обороте полотна написано иное: «Предводитель милиции», то есть, ополчения. В листовках русского штаба партизанские отряды чётко отличались от «крестьян из прилежащих к театру войны деревень», каковые, «устраивают между собою ополчения». Одним словом, участники войны не называли крестьянские отряды «партизанскими». Вслед за другими марксистами Троицкий записал «по разряду» народной войны даже партизанские отряды, высланные из армии, которая в 1812 вовсе не являлась народной. Лишь извращённое марксистское сознание может включить армейские отряды в понятие «народная война». Перечисляя командиров 10 партизанских отрядов, высланных М.И. Кутузовым из Тарутинского лагеря, Троицкий упомянул также И.Ф. Чернозубова, В.А. Пренделя, А.С. Кожухова и С.И. Лесовского (С. 368, 380), совершенно не подозревая, что первые двое входили в корпус Винцингероде, третий – в отряд Н.Д. Кудашева (упомянутые им выше), а последний вообще не был отправлен на поиски. Непостижимым образом он привёл откровенно бредовое заявление о том, будто бы сам Наполеон дал какую-то характеристику А.С. Фигнеру, о котором он, скорее всего, и слыхом не слыхивал! Описывая славные дела российских партизан в Верее и Ляхово, Троицкий «забыл» сослаться на наши статьи и книгу, специально посвящённые этим сюжетам, а потому и по сию пору пишет, будто дивизия генерала Л. Барагэ д’Ильера входила в состав 9-го корпуса маршала К. Виктора. Далее Троицкий заявил, будто «партизанских отрядов из крестьян было во много раз больше, чем армейских: только на Смоленщине – до 40 общей численностью около 16 тыс. человек. А ведь они действовали по всему театру войны<…> По существу, едва ли не все крестьяне, причём обоего пола, способные носить оружие, становились тогда в зоне военных действий партизанами» (С. 373374). Последняя фраза является выдумкой чистой воды. При этом Троицкий ссылается вовсе не на источники, а на сочинения советских писателей, которые, в угоду «единственно верной» идеологии от души фальсифицировали показания источников. На самом деле речь опять же идёт о звеньях кордонной цепи, созданной дворянами по призыву Барклая. Не иначе, как беспардонной ложью, следует назвать заявление Троицкого о том, будто «крестьянское партизанское движение 1812 г. должным образом ещё не изучено» (С. 374). Он самым бесцеремонным образом умолчал о десятке статей по этому вопросу, написанных нами и другими авторами в последние десятилетия. Анекдотично звучит заявление Троицкого, будто «крестьянский партизанский» отряд Г.М. Курина «освободил Богородск» от неприятеля, ибо из источников известно, что неприятель оставил этот город по приказу Наполеона, после чего туда вступили русские армейские отряды, а затем - части Владимирского ополчения. Столь же смешным является заявление Троицкого, будто бы народные «партизаны Четвертакова очистили от французов весь район Гжатска», поскольку французская армия по собственному почину отступила к Смоленску. С упоением описал Троицкий подвиги «командира третьего по численности крестьянского отряда Фёдора Потапова, называвшего себя Самусем» (С. 375). Он до сих пор не ведает того, что подвиги сего героя были в полном смысле слова выдуманы известным патриотом-баснописцем С.Н. Глинкой, скопировавшим сей образ с реального Е.В. Четвертакова! Упомянул Троицкий и гренадера С. Еременко: «Тяжело раненный в Смоленске, этот солдат был спасён жителями города», а затем «стал партизаном и начал с того», что истребил неприятельский отряд из 47 чел. (С. 375376). На самом деле раненого выходил помещик с. Мичулова Кречетов, о котором никто из советских сочинителей по понятной причине не упоминал. Троицкий неслучайно не назвал даты описанного «подвига», намекнув, что с него только начался боевой путь этого отряда. На самом же деле данный «подвиг» был единственным известным деянием Ерёменко, и случился он 30 октября ст. ст., когда французы уже отступили до Смоленска. Между тем, советский академик Тарле, возведённый Троицким в разряд марксистского божества, написал, будто отряд Еременко начал действовать ещё до выступления Давыдова (который вышел на поиски 25 августа ст. ст.)! Далее Троицкий перечислил и другие «крестьянские партизанские отряды», в том числе отряд Половцева и Анофриева из Массальского уезда Калужской губернии (С. 376). Но по архивным данным мы установили, что в Мосальском уезде помещика М.П. Нарышкина сокольник В. Половцов и бурмистр Ф. Анофриев «от баревых стрелков» набрали «50 верховых стрелков и 300 человек для кардону. Всегда в готовности продержали их с дозволения г. Нарышкина на щот вотчины» до прихода калужских ратников. Следовательно, они набрали крестьян для кордона, то есть по приказу губернатора, и единственный описанный в источниках «подвиг» они совершили лишь тогда, когда сюда подошли калужские ополченцы. Просто анекдотична ссылка Троицкого на писания живописца В.В. Верещагина, который «из устных преданий стариков» узнал о подвигах старосты одной из деревень Красненского уезда Смоленской губ. Семёна Архиповича, отряд которого якобы истребил более 1,5 тыс. и взял в плен около 2 тыс. неприятелей. Архипов якобы был расстрелян по приказу Наполеона. Под пером Троицкого эта байка, сочинённая художником, обретает статус реальности «этот факт запечатлён на картине Верещагина» (С. 376, 539). Автору и в голову не пришло, что в этом уезде, по которому проходила основная коммуникация французов, в котором долгое время кантонировал 9-й корпус Виктора, и повсюду шныряли отряды фуражиров, такого попросту быть не могло, а если бы даже что-то и случилось, то непременно нашло бы отражение во французских источниках. «Иногда руководили крестьянскими отрядами и представители других сословий», пишет Троицкий и в качестве примера приводит отряд смоленских помещиков братьев Лесли. Это ещё один пример марксистской казуистики. Само построение фразы должно, во-первых, навести читателя на мысль, что в большинстве случаев отрядами руководили сами крестьяне, и лишь иногда – дворяне, а во-вторых – в очередной раз намекнуть, что крестьяне самостоятельно собирались в отряды, а дворяне лишь иногда командовали ими. Разумеется, что в случае с братьями Лесли всё было с точностью до наоборот. Хорошо известно, что именно смоленское дворянство, «еще до получения манифеста об ополчении отправило к государю просьбу: дозволить временно вооружить до 20-ти тысяч человек». В Сычовском уезде той же губернии предводитель дворянства Н.М. Нахимов, по словам Троицкого, «вооружил несколько малых партизанских групп из крестьян». На самом же деле в источниках эти отряды именовались «конные разъезды» и «ночные караулы», которые совершали поиски под руководством дворян. Они нигде не назывались «партизанами», и по сути были идентичны «кордонной цепи», наиболее развитой в Калужской губернии. Среди других командиров «партизанских отрядов» Троицкий называет дьячков И. Скобеева и В. Рагозина (С. 377). На самом же деле Рагозин занимался разведкой для партии А. Бенкендорфа. О Скобееве же известно лишь то, что он привёл около тысячи крестьян, которые разрушили неприятельские укрепления в Верее, после того, как город был захвачен «экспедиционным отрядом» генерала И.С. Дорохова. В «партизана» его впервые превратили Бескровный и Жилин, которых во всех прочих случаях Троицкий беспощадно (и справедливо) критикует. Особенно забавно из уст именитого профессора звучит тирада в честь прекрасного пола: «О русских женщинах-партизанках 1812 г. надо говорить особо. Простые крестьянки, они самоотверженно делили со своими мужьями, отцами, братьями тяготы их партизанской жизни, были верными их помощницами, а то и равноправными товарищами по оружию и даже иногда командирами. Имена их, буквально за единичными исключениями, до нас не дошли» (С. 377). Вот так, даже имена их до нас не дошли, не говоря уж об их «деяниях», но это ничуть не помешало профессору пропеть в честь анонимных героинь столь вдохновенный дифирамб! Воистину, одна только сила марксистского прозрения могла послужить основой для такого вдохновения. Правда, в качестве примера Троицкий привёл вполне реальный персонаж Василису Кожину, которая, по его словам, «возглавила местный партизанский отряд в основном из подростков и женщин». На самом же деле известно, что Василиса просто конвоировала в тыл пленных, захваченных мужиками, и на карикатурах она изображена именно в виде конвоира. Троицкий заявил, будто бы мы, говоря о Кожиной, сослались только на «скандальный опус Гарнича, тогда как специально о Василисе изданы несколько книг». Это, разумеется, ложь, а упомянутые Троицким «лубочные поделки» не имеют ровным счётом никакого отношения к науке. А вот обнаружить источник его «поэтического вдохновения» очень даже легко, достаточно открыть соответствующие страницы книги того же Гарнича (С. 228229). Троицкий упомянул также некую «кружевницу Прасковью из д. Соколово Смоленской губ.», которая «по своим подвигам едва ли уступала Василисе, а, может быть, и превосходила её». Ничтоже сумняшеся, он повторил выдумки о том, будто она убила некоего полковника. Рекомендуем ему почитать нашу статью, где указаны имена всех «пострадавших» полковников Великой армии и определены места, где это случилось. Поражаешься такой доверчивости со стороны доктора наук, который первым делом должен помнить о понятии «критика источника». В данном случае он сослался на книжку некого Зарина, который выдумал, будто Прасковья возглавила отряд из 20 чел. и навела такой страх на противника, что губернатор Смоленска А. Жомини доложил самому Наполеону о том, что из-за действий «неуловимой предводительницы Прасковьи» невозможно собирать провиант в Духовщицком уезде! Между тем, в этом уезде нет д. Соколово, зато известно, что здесь боролись с мародёрами помещики и чиновники при помощи казачьих партий из отряда майора К.Ф.В. Дибича 1-го. |
Похожие:
 |
Россия, Наполеон и 1812 год «Год российской истории»: экспозиции, посвящённые 1150-летию российской государственности; к 200-летию Отечественной войны 1812 года... |
|
Великая отечественная война 1941-1945 г г Польшу, развязав вторую мировую войну. Англия и Франция, связанные с Польшей союзными договорами, 3-го сентября объявили войну Германии,... |
 |
Внеклассное мероприятие на тему: «Великая Отечественная война 1941-1945 гг.» Цель: в игровой форме проверить знания по истории Великой Отечественной войны (хронология, термины, исторические события, исторические... |
|
Аптон Э. Советско-финская «Зимняя война» // От Мюнхена до Токийского залива. Сборник. М. 1992 Марта 1940 года и известная на Западе как «Зимняя война», была прямым следствием советско-германского пакта о ненападении, заключенного... |
|
Новые поступления книг в июле-августе 2013 года 4 Метрология, стандартизация и сертификация : учебник для студ учр среднего проф образ. / В. М. Клевлеев, И. А. Кузнецова, Ю. П. Попов.... |
|
Отечественная история О82 Отечественная история : учеб методич пособие для студентов неисторических специальностей / С. В. Левин, Т. В. Платонова, И. М.... |
|
Одним из самых трагических и важных событий XX века стала борьба... Великая Отечественная война. Сегодня каждый житель района чтит память земляков, не вернувшихся с полей сражений, помнит подвиги великих... |
|
Тарле Евгений Викторович Северная война и шведское нашествие на Россию. Содержание От Северная война до вторжения шведской армии в пределы России. 1700–1708 гг |
|
Региональный конкурс методических разработок внеклассных мероприятий... Познакомить с героями Отечественной войны 1812 года, участниками Бородинской битвы |
|
А. С. Попов, А. В. Прохоров, О. Н. Тельпуховская Рецензент канд тех наук, доц. Яманов Д. Н. Попов А. С., Прохоров А. В., О. Н. Тельпуховская |
|
А. С. Попов, А. В. Прохоров, О. Н. Тельпуховская Рецензент канд тех наук, доц. Яманов Д. Н. Попов А. С., Прохоров А. В., О. Н. Тельпуховская |
|
Шаубергер Виктор – Энергия воды Виктор Шаубергер (1885—1958), потомственный лесничий, сделал, вероятно, самые фундаментальные открытия XX столетия и своей техникой... |
|
Шаубергер Виктор – Энергия воды Виктор Шаубергер (1885—1958), потомственный лесничий, сделал, вероятно, самые фундаментальные открытия XX столетия и своей техникой... |
|
Голицына О. Л., Максимова Н. В., Попов И. И. Базы данных / О. Л.... Цель занятия: сформировать у студентов представление о понятии «Структурированный язык запросов», познакомить с его синтаксисом и... |
|
Газета «Российская газета» 05. 12. 2011 в париж галопом Небольшой казачий отряд повторит путь русский армии, прошедшей от Москвы до Парижа во время Отечественной войны 1812 года. Во французскую... |
|
Александр Навара Злая война S. T. A. L. K. E. R. 80 Там, где интересы сильных мира сего — запутанный клубок противоречий, где самый длинный путь к цели — прямая, где подчас единственное... |