Скачать 2.26 Mb.
|
: в специфике биоценоза степи. К сожалению, у биологов имеется ряд нерешенных вопросов, касающихся “особенностей трансмиссионного способа передачи и сохранения возбудителя чумы и многих других опасных заболеваний” [Крылова, с. 106-109, см. также Эйгелис]. Известно, что жители степных городов были двух типов – постоянные, как в Западной Европе, и временные, живущие, в основном, зимой. Непременной чертой городов были не только стационарные дома, но и юрты. Кочевники и полукочевники жили в степи. В степи распространителями чумы являются мелкие позвоночные грызуны – полуденные песчанки. Их роль в биоценозе степной жизни, их взаимодействие с людьми, взаимосвязь динамики популяций песчанок с хозяйственными и политическими процессами является еще тем аспектом, которым историки до сих пор не интересовались, и здесь, думаю, нас еще ждут неожиданные открытия. Ле Гофф писал о средневековой Европе, что это был “мир на грани вечного голода, недоедания и употребляющий скверную пищу” [Ле Гофф, с. 223]. Вплоть до XV в. в Западной Европе не было практики импорта хлеба из отдельных стран и местностей. Там часто бывали локальные неурожаи, не покрываемые урожаями из соседних местностей, поскольку технически перевоз хлеба по внутренним путям был почти невозможен и “рассказы об ужасах голода в качестве постоянного рефрена” лишь c XV в. стали сходить со страниц хроник [Сказкин, с. 175, 176]. В Золотой Орде люди жили по-разному, но не на грани вечного голода. Золотоордынские города отличались не только от европейских, но и от восточных городов и походили на пригороды современных городов развитых стран. “В отличие от среднеазиатского города того времени, золотоордынские города Поволжья имели усадебную планировку... Сейчас может быть построен ряд, представляющий переход от бедных к средним и богатым усадьбам... Размеры городских усадеб значительны и превосходят усадьбы русских средневековых городов. Площадь городских усадеб, раскопанных на Царевском городище, достигает 5200 и 7500 квадратных метров, а нераскопанные, но прослеживаемые по микрорельефу, – и того больше. Видимо это объясняется отсутствием в течение долгого времени фортификации... [Федоров-Давыдов 1997, с. 94]. Мы знаем, что главные города Золотой Орды не имели стен. “Рассказывают, что одним из самых сильных впечатлений участников четвертого крестового похода был греческий город Андровида, не имевший укреплений: на своей родине такого городского поселения крестоносцам не приходилось встречать”. В Европе “крепостные стены – предмет неустанных забот горожан, на поддержание их в порядке и укрепление прежде всего взымался городской налог. Они были жизненно необходимы городу, и без их защиты нормальное развитие городского хозяйства – ремесел и торговли – было просто-напросто невозможно в ту эпоху: городу постоянно угрожала опасность то со стороны воинственных норманнов и венгров (в Х-XI вв.), то соседа-феодала, а то просто шаек грабителей. Город был замкнут и насторожен. Дозорные на его стенах днем и ночью напряженно вглядывались вдаль и при малейшем подозрении на опасность ударами колокола на сторожевой башне рыночной площади оповещали горожан... Стены не только защита, но и символ независимости города. Право на их возведение добывалось в долгой и жестокой борьбе с феодалом, сеньором города, на землях которого город сложился. Это право даровалось королями вместе с привилегией горожан вершить свой суд, собирать в свою пользу таможенные и рыночные пошлины. И одним из тяжелейших наказаний, которым только могли быть подвергнуты непокорные горожане, являлось разрушение стен их города” [Ястребицкая 2, с. 100, 101)]. У городов Золотой Орды не было стен, а значит, и городских западных свобод и привилегий. Государство взяло на себя обязанность защищать жизнь горожан, вершить суд, организовывать общественную культурную и экономическую жизнь. Иными словами, в Золотой Орде были не просто другие города, но жители в них были другими, с иными представлениями о жизни. Изучение этих представлений – интереснейший объект исследований. Не только в наши дни, но и в прошлом жизнь общества определялась не столько столицами, сколько “глубинкой”, и не столько деревней, сколько провинциальным городом – средоточием экономической и культурной жизни округи. Еще недавно мы думали, что в степном поясе Золотой Орды было не более двух десятков городов. На школьных исторических картах, по которым учатся будущие поколения, по-прежнему в степи сиротливо стоит один Сарай. Сегодня, благодаря археологам, известно (к сожалению, только узким специалистам), что всего ордынских городов было более ста [Егоров, с. 72], в том числе значительная их часть была в степях и по границам Великой степи. Следовательно, количество городов в степях Золотой Орды было однопорядковым с таковым в Западной Европе. Ныне (с известной долей осторожности, поскольку не знаем, что будет открыто, точнее отрыто завтра) можно попытаться представить себе провинциальный город Золотой Орды по раскопкам, видимо, типового города в Молдавии близ Старого Орхея, носящего название Шехр ал-Джедид (ал-Джадид). (Краткое содержание отчета археологов, без генерального плана города и планов зданий, приводится в Приложении). Большая часть из городов Золотой Орды были новыми. И в отличие от старых, как правило, давно существующих в районах земледельческой оседлой цивилизации – Хорезма, Крыма, Волжской Булгарии и Руси, возникли не стихийно, а по государственному указанию – приказу хана, преимущественно в первой половине XIV века. Эти города имели восточный облик, но не имели обычной для восточного города цитадели – арка, городской стены и торгово-промышленного предместья – рабата, хотя отдельные районы располагались на окраине города. Так, в недавно раскопанном Шехр ал-Джедиде [Новые исследования, с. 107-110] на окраине города был район гончаров. Строились степные города быстро, в отличие от старых селищ практически одновременно (во второй половине XIII – первой половине XIV века), и если не по единому “типовому проекту”, то по единым принципам и нормам. Основными строительными материалами фундаментальных сооружений были камень и кирпич. Кирпичи, как и связующие материалы – известь, изготовлялись на месте, а дерево для обжига кирпича и извести могло быть поставлено в безлесную степь нередко только издалека, да и камень тоже не всегда был рядом. Функции старых городов помимо того, что они являлись местами пребывания властных органов заключались в обслуживании прежде всего земледельческой периферии и местной торговли, новые города располагались в степи и обслуживали скотоводческую периферию, частично ближайшую земледельческую округу, но кроме того, а иногда и прежде всего – магистральные торговые пути, в том числе главный – Великий Шелковый Путь. Этим определялось наличие в каждом городе от одного до нескольких караван-сараев. Последние играли роль не только гостиниц, трактиров, но и бирж. Облик любого города определяется центральной площадью. Поскольку новые города создавались буквально на пустом месте и без ограничивающих пространство стен, то центральные площади их были большими, как правило, много большими, чем в старых городах и имели прямоугольную или квадратную форму. В Шехр ал-Джедид городская площадь занимала территорию 2 тыс. кв. м. На центральной площади находились монументальные сооружения, в обязательном порядке – культовые, соборные. Как правило, это были большие мечети с шести- (редко восьми-) угольными высокими минаретами, видимыми со всех районов города. Малые мечети и церкви находились в районах сосредоточения жителей, исповедующих ту или иную религию. При храмах, как правило, были помещения духовных школ. Характерной деталью соборных мечетей был мощный портал, с традиционной для таких сооружений высокой арочной стрельчатой нишей, и малый портал, открывавший вход во внутренний прямоугольный двор, где часто и находились помещения медресе. На центральной площади напротив мечети располагался караван-сарай (главный караван-сарай, если в городе их было несколько). Здесь же находились торговые ряды и мастерские. В Шехр ал-Джедиде на центральной площади была ювелирная мастерская и 11 тандыров (печей) для выпечки лепешек, гончарные мастерские. Помимо храмов в городах на видных местах строились мазары – мавзолеи духовных лиц и знати. Во всех населенных пунктах Золотой Орды были бани, которые в это время в Западной Европе были редкостью даже в крупных городах. Знаменитые римские термы не остались даже в воспоминаниях. В провинциальном же Шехр ал-Джедиде имелись три бани – крупные прямоугольные каменные здания с мужскими и женскими отделениями и индивидуальными номерами для каждого моющегося. Бани выполняли функции современных клубов. Люди там встречались, общались и даже вели деловые переговоры. Размеры и планировка трех бань Шехр ал-Джедида показывают, что жители города четко делились на три страты: низшая, средняя и высшая. Чем выше страта – тем больше размер здания, а в нем– меньше помывочных отделений и больше помещений, выполняющих функции мест встреч, отдыха, деловых переговоров. Аналогичными были бани в Поволжье. Герман Федоров-Давыдов так описывает планировку одной из раскопанных общественных бань: “Вход в нее вел с площади перед мечетью. Сначала входили в холодный предбанник с полом, узорно выложенным кирпичами, с фонтаном в центре, с окнами, имевшими алебастровые решетки и застекленными. было еще две теплых раздевальни. Горячие помещения обогревались подпольным отоплением – традиция, идущая еще от римских бань. Они образуют типичную для восточных общественных бань крестовидную планировку. Имелся отводящий воду канал с отстойником. Баня предназначалась для зажиточной части населения города” [Федоров-Давыдов 1997, с. 94]. Крупные степные города были не только административными центрами, они были крупными центрами промышленного производства военного и гражданского назначения – металлургического, керамического, стекольного, ювелирного и др. Целые районы были специализированы на том или ином производстве и были населены соответствующими по профессиям ремесленниками [Егоров, с. 75]. Столицы империи были городами социальных контрастов. Провинциальные города были менее контрастны. Монументальными здесь были, как правило, только общественные здания. В Шехр ал-Джедиде все дома были небольшими. В стольных градах, с одной стороны, выделялись дворцы ханов (отдельные залы которых имели площадь до 200 кв. м.) и знати, оборудованные всеми мыслимыми в то время удобствами, с другой – масса однокомнатных (однокамерных) зданий (наследие юрты, где нет внутренних стен) – жилища “среднего класса”. Это, как правило, небольшие (не более 6х6 м) дома из дерева, глины, кирпича, реже камня, иногда на каменном фундаменте. “А если бы мы могли зайти в золотоордынский дом – самый обыкновенный, рядовой – то наверняка бы увидели в нем теплую лежанку, под которой проходят горизонтальные дымоходы от печи, – это приспособление происходит от китайского отопительного приспособления – кана. На Царевском городище (развалины Нового Сарая) раскопан был дом, стены которого были сооружены из деревянных щитов. В центре была теплая комната с каном, а кругом – холодный неотапливаемый коридор. Этот дом также имеет аналоги в китайском домостроительстве” [Федоров-Давыдов 1997, с. 98]. Кан – великое изобретение в истории человечества. Он создавал эффект соединения современного центрального отопления с традиционной русской печью с полатями. И здесь нельзя не вспомнить, что в Западной Европе того времени печей не было, и даже знать в своих замках зимой мерзла у каминов. Интерьер золотоордынских домов, пишет Вадим Егоров, “на редкость однотипен и прост: вдоль трех стен постройки в виде буквы “П” располагалась теплая лежанка (кан) с топкой на одном конце и вертикальным дымоходом на другом. Внутри печки-лежанки проходили два дымоходных канала, которые и обогревали ее. По сути это сооружение было единственной мебелью золотоордынского жилья: днем здесь расстилали скатерть и ели, а ночью спали на войлочных кошмах [Егоров, с. 75]. Кроме домов “среднего класса”, во всех степных городах немало было маленьких полуземлянок и землянок мастеровых, прямоугольной формы, снабженные тамбурами входа – деталь необходимая в суровом климате степей. Отапливались они печами, очагами, тандырами или канами – системой из отопительного сооружения (тандыра) с горизонтальными дымоходными каналами и дымоходной трубой [Новые исследования, Там же]. И конечно, непременной и отличительной деталью всех степных городов было значительное количество юрт степняков, наезжающих в город летом и постоянно живущих лишь зимой. *** В подавляющем большинстве исторических книг, если и говорится о красоте и богатстве городов Золотой Орды, то почти неизменно с рефреном, что они были созданы рабским трудом ремесленников покоренных народов, насильственно сорванных с родных мест и согнанных в низовья Волги. Это правда. Но не вся. Во-первых, это действительно имело место сразу после нашествия. Но дальше массовых притоков мастеровых не было. Во-вторых, в Золотой Орде "редко рабы переживали в одной линии несколько поколений, и – по большей части – если отец был рабом, то сын садился на землю, наделялся средствами производства и становился сабанчи (свободным пахарем) или уртакчи (испольщиком). Огромное количество рабов из военнопленных были ремесленники, вывезенные при завоеваниях из одного места в другое. Оседая на новой территории, в новом городе как военнопленные-рабы, они постепенно делались свободными лицами" [Греков, Якубовский, с. 116-117]. Если массовый приток мастеровых был практически одноразовым и имел место в первой половине XIII, в эпоху Бату и Берке, а высший взлет градостроительства и архитектуры пришелся на первую половину следующего XIV века – времена Узбека и Джанибека, следовательно, создание городов осуществлялось самими жителями этих городов. Кто были эти от полумиллиона до миллиона горожан, о высоком культурном уровне которых, по крайней мере, уровне их бытовой культуры свидетельствуют приведенные выше данные? Какая из страт организовывала жизнь, что представлял из себя “средний” житель столичных и провинциальных городов по уровню культуры, конфессиональной принадлежности, этническому происхождению? На все эти вопросы у нас нет достаточно полных ответов, во всяком случае, хоть немного сравнимых с таковыми в отношении западноевропейских городов. Можно высказать лишь некоторые осторожные общие предположения, но прежде обратимся к самому авторитетному из ныне живущих ученых, исследующих феномен Золотой Орды – Герману Федорову-Давыдову. “Искусственное сосуществование кочевых орд и городов с их мощным ремеслом и торговлей держалось только одной объединяющей силой общей ханской власти. В степи пышно распускается совершенно чуждая кочевникам яркая городская культура, культура поливных чаш и мозаичных панно на мечетях, мусульманской духовной учености, толкователей Корана и математиков-алгебраистов, изысканно тонкого орнамента и каллиграфии. Эта культура не опиралась на традиции оседлости в Нижнем Поволжье, где до этого были кочевые степи. В отличие от Болгара и Хорезма. Золотоордынские города Нижнего Поволжья возникли на “пустом месте”. Нигде не обнаружено подстилающего предмонгольского слоя” [Федоров-Давыдов 1997, с. 89]. В данном случае мне трудно согласиться с мнением глубокоуважаемого мной ученого о “совершенной чуждости” кочевникам городской культуры. Согласию препятствуют фундаментальные положения общей теории систем и социоестественной истории – истории взаимоотношений человека и природы. Государство, существующее достаточно длительное время, измеряемое жизнями нескольких поколений людей, является сложной открытой системой, элементы которой не могут не быть связанными друг с другом органическими связями. Специфика же Золотой Орды, обусловленная ее вмещающим ландшафтом, заключалась в том, что поддержание взаимосвязей ее отдельных частей могло обеспечиваться подвижными социальными слоями населения и среди них прежде всего – кочевниками. Конечно, не все кочевники выполняли роль атомов связующих звеньев инфраструктуры государственной политической, экономической и социальной системы, но поскольку процесс постепенного оседания тюрков на землю к моменту создания Золотой Орды уже насчитывал несколько столетий говорить об абсолютной чуждости для степняков городской культуры вряд ли возможно. Культура степных городов Золотой Орды действительно не опиралась на локально-местные городские традиции. Не было до этого государства и вплоть до второй половины XIX в. городов в степях. Однако причины явления в данном случае нельзя искать в прецедентах традиционной истории, изучающей только жизнь социума, а необходимо также и в иной сфере – во взаимоотношениях человека и природы, о чем речь пойдет в следующей главе. Конкретно, в специфике природных условий степи. Тот факт, что города возникли там, где до того и много после не возникали, сам по себе свидетельствует о мощи и организованности государства, его способности сплачивать общество и готовности общества идти навстречу государству. Но даже, если бы не было специфики, обусловленной природной средой, только на основании отсутствия подстилающего предмонгольского слоя делать однозначный вывод об искусственном сосуществовании, о симбиозе кочевников и жителей городов, можно было бы, если бы не было прецедентов постепенного оседания кочевников на землю, при тесных родственных связях между кочевниками и земледельцами, кочевниками и горожанами. В Восточной Европе с VI в. кочевники-тюрки, сначала болгары, затем хазары стали оседать на землю, создавать свои города. Эти процессы столь известны, что не требуют подтверждения. Даже, когда большинство, как у волжских болгар, становилось земледельцами и горожанами, “тяга” к кочевьям, как отмечал Газиз Губайдуллин, у них не пропадала. “В селах и городах большинство булгар жило лишь зимой. Летом там оставались только купцы и мастеровые. Большинство же выезжало на лето в степи, где булгары пасли своих лошадей, коров, овец. Там же сеяли хлеб” [Газиз, с. 36]. Но при всем этом не было искусственного симбиоза, сосуществования кочевников и горожан: народ оставался единым. О симбиозе скорее можно говорить, когда речь идет об этносах изъясняющихся на разных языках и, что для средневековья важно, исповедующих разные конфессии, адепты которых настроены резко антагонистично. Но даже и в этом случае известны многочисленные прецеденты связей кочевников с городом. Достаточно вспомнить взаимоотношения половцев и славян. Обратимся к Василию Ключевскому. “В XI в. Поросье (край по реке Роси, западному притоку Днепра ниже Киева) с Ярославова времени является хорошо заселенной страной. Здесь жило смешанное население: рядом с пленниками ляхами, которых сажал здесь Ярослав, селились русские выходцы и мирные кочевники, торки, берендеи, даже печенеги, спасшиеся от половцев и примкнувшие к Руси для борьбы с ними. Эти мирные инородцы вели полукочевой образ жизни: летом они бродили по соседним степям со своими стадами и вежами (шатрами или кибитками), а зимой или во время опасности укрывались в свои укрепленные становища и города по Роси, составлявшие сторожевые военные поселения по степной границе. Русские в отличие от диких половцев звали их «своими погаными»”. Термин «поганые» в то время не носил нынешнего негативного отттенка, а значил лишь одно иноверцы-язычники. И далее Ключевский приводит такие слова князя Святослава: “взял я город Чернигов с семью другими городами, да и то пустыми: живут в них псари да половцы” [Ключевский, т. 1, с. 283, 285]. По-видимому, прав Андреас Каппелер, когда пишет о взаимоотношениях славян и тюрок: “Само собой разумеется, этот действительный симбиоз Руси и татар далеко неполно и неадекватно отражается в современных, исключительно церковных источниках, в которых прокламируется фундаментальный антагонизм между “правоверными” русскими и “неверными” татарами” [Каппелер, с. 27]. Специфика Золотой Орды, где был религиозный плюрализм, где межконфессиональная рознь преследовалась государственно, где удивительно быстро в городах преобладающей религией населения стал ислам, где языком общения горожан был тот же тюркский – татарский, объективно способствовала в пользу органичности соединения кочевников-тюрков и тюркоязычных горожан. Даже в традиционно полиэтничном и поликонфессиональном Крыму “в это время, очевидно, преобладающим языком в молодом административном центре был тюркский. Тюркский язык безусловно доминировал на его базарах, что отразилось в надписях на монетах местного чекана, где выделяется четыре варианта пулов с фразой «сорок восемь – один ярмак» ”, и “центральную роль в формировании облика нового золотоордынского города сыграла исламизированная часть тюркоязычной общины” [Крамаровский 1997, с. 103, 105]. Так кто же были жители городов Золотой Орды? Знать – потомки самих завоевателей – крайне немногочисленных монголов и ведомых ими тюрков, общая численность которых в середине XIII веке, как говорилось выше, вероятно, составляла 300 тыс. человек. Безусловно, демографический рост у этой страты был самым значительным. Однако, сколько было потомков завоевателей, каков был их удельный вес в империи и степных городах, мы не знаем. Существенная часть (какая, сегодня определить трудно) незнатных тюрков, по всей вероятности, осталась кочевниками или полукочевниками, но другая часть постепенно становилась постоянными жителями городов, как это уже было в прошлом у болгар, хазар, “черных клобуков”, торков и других тюрков. Социальная страта, из состава которой формировались чиновники государственного аппарата – организующей силы империи, была, вероятно, чрезвычайно пестрой. Известно, что советниками монгольских завоевателей были китайцы, имевшие огромный тысячелетний опыт управления государством и социальными процессами. Однако в составе названной страты преобладали тюрки и персоязычные жители, покоренной монголами Средней Азии. К сарайскому двору приглашались ученые из арабских стран. Наконец, знать покоренных народов стремилась породниться со знатью завоевателей и войти в социальный слой, принимающий главные государственные решения, определяющий социальное, хозяйственное и культурное развитие общества. Ясно, что в стране, являющейся мостом между Востоком и Западом, где торговля приносила основные доходы государства, разноплеменные купцы (по принципу “кто платит, тот и заказывает музыку”) также играли важную роль. В соответствии с законами социальных миграций, столицы государства притягивали к себе наиболее активных жителей окраин, и, возможно, ту же роль выполняли другие степные города, поскольку именно в них жил господствующий слой империи. К тому же, известно, что Среднее и Нижнее Поволжье в то время на довольно большом протяжении представляло собой несколько сплошных мегалополисов. Объективно это разноплеменное городское население, со временем сплавлявшееся в единое целое, способствовало созданию единства всех народов государства, сложению из разных этносов – единого суперэтноса. Можно предположить, что чем дальше от столиц империи, тем более этнически однородным становилось население. Но почти повсеместно, даже в среднем течении Волги, мы видим этнически смешанное население. Например, о территории нынешней Самарской области историк и археолог Валентина Зудина пишет следующее: “Памятники золотоордынского времени можно разделить на 3 группы. К 1 группе относятся памятники Правобережья Волги, расположенные в основном в пределах большой Самарской Луки. Эти памятники представлены городищами, крупными поселениями, могильниками и кладами. Известны три крупных городища... Они связаны с переправой через Волгу и заселялись смешанным населением... Наиболее интересную группу представляют памятники, расположенные по Усе. Здесь обнаружен ряд поселков, могильников, кладов русского, мордовского, болгарского населения... Большинство из них основано в золотордынское время и, вероятно, в рамках государственной политики монголо-татарских ханов. Жители этих пунктов обслуживали Волжский торговый путь... Левобережье Волги до нашествия Батыя являлось северной границей половецких кочевий. В золотоордынское время здесь также продолжали кочевать племена половцев, ассимилировавшие тонкий слой монгольского населения... Археологически эта группа населения прослеживается по курганным захоронениям кочевников с разнообразным инвентарем в южных районах Самарской области... Третья группа памятников, представленная в основном селищами, расположена в восточных и северо-восточных районах области. На территории Похвистневского района известны болгарские поселения золотоордынского времени, но в отличие от правобережных районов – без чужеродных этнических включений. Археологами исследован крупный ремесленный центр на реке Кинель...” [Зудина, с. 11-12]. В этом процессе межэтнического синтеза для истории нашей страны большое значение имеет определение славянского, русского вклада в процесс степного этногенеза. В канун нашествия в Восточной Европе славяне были самым многочисленным этносом. По оценкам их было 7-8 миллионов. В степях, Поволжье и на Северном Кавказе проживало существенно меньше людей. Исследования последних лет показали, что население Руси за время татаро-монгольского ига удвоилось [см. “Путь России”]. Как сказался этот демографический взрыв на этническом составе степных городов – центре империи? Как определить этническое происхождение жителей степных городов, для которых всеобщим языком общения был тюркский (татарский)? Марина Полубояринова, специально занимающаяся русскими в Золотой Орде, убеждена, что русские в городах Орды были исключительно рабами, еле влачащими существование [см. Полубояринова 1, 2]. При этом она пишет: “И если круг письменных источников практически уже не пополняется, то новые археологические материалы появляются с каждым полевым сезоном” [Полубояринова 3, с. 53]. И здесь важна идентификация археологических материалов с этническим происхождением. У данного автора, как и у ряда других, этничность определяется по предметам, связанным с православием – крестикам, иконам, деталям церковного убранства, с керамикой, частично, – с ювелирными украшениями. Но конфессинальная и этническая принадлежность, как правило, совпадают для первого поколения любых мигрантов, но для следующих – совпадение необязательно. Из того, что в новых городах эпохи расцвета Золотой Орды всегда есть мечети, но редко – церкви, еще нельзя делать вывод об исключительно тюркском этническом составе горожан. Вспомним, что при постепенном завоеванием турками византийской Малой Азии часть ее греческого населения (причем большая) из христианства переходило в ислам... и превращалась в турков, что давало неофитам освобождение от крепостного права и от долгов. В степях империи аналогичный переход упрощал (в отличие от греков) и язык общения горожан между собой – татарский. Далее. Русские люди могли пользоваться в Орде прежде всего золотоордынской керамикой. Католический епископ в Сугдее (Судаке), судя по данным музея “Генуэзская крепость”, пользовался, к примеру, золотоордынской керамикой. Что касается ювелирных украшений, то они и в те времена были во многом интернациональными. Иными словами, мне кажется, что в данном случае много больше может дать метод комплексного антропологического анализа, успешно применяемый в лаборатории Татьяны Алексеевой в Институте археологии РАН [см. Алексеева 1,2, Бужилова 1,2]. Не исключено, что именно этот метод позволит реально прояснить этническое многообразие жителей степных городов Золотой Орды. *** Золотая Орда была государством с высокой культурой. “Золотоордынская культура сложилась в тех городах Золотой Орды, которые были расположены в степи. Это были центральные, собственно золотоордынские города. Их культура являлась сплавом традиций мастеров-ремесленников различных стран, покоренных монголами. Здесь уживались черты китайского искусства и ремесла, среднеазиатского декоративного искусства, черты домостроительства, взятые из центральной Азии, Китая и Средней Азии. На этой культуре сказалось мощное влияние иранской и закавказской культур, а также традиции ремесла Крыма, Волжской Болгарии” [Федоров-Давыдов 1997, с. 97]. Среди всего перечисленного мне хотелось бы прежде всего обратить внимание на заимствование китайских традиций. Отблеск великой китайской цивилизации, несла на себе вся империя Чингисхана, а после ее распада и Золотая Орда. Для историков, исследующих асинхронные процессы развития различных цивилизаций нет сомнений в том, что в XIII-XIV в. самой высокой земной цивилизацией была китайская. В отличие от Западной Европы, несмотря на периодические (циклические) кризисы [механизм их см. Кульпин 1990, с. 106-116], эта цивилизация не знала культурных провалов. С глубокой древности она только наращивала культурный потенциал. Западная Европа в XIII-XIV вв. находилась лишь на подступах к эпохе Возрождения, поэтому в то время источником высокой культуры был Восток, а нем прежде всего – Китай. О тесных связях Золотой Орды с Китаем красноречиво говорят данные археологии. “В погребениях, раскопанных на Селитренном и Водянском городищах, были найдены шелковые ткани китайского происхождения. На золотоордынских городищах находят китайские зеркала и местные подражания им. Много китайского фарфора найдено при раскопках этих городищ... Находят даже фарфоровые ящички-подставки для головы, которые китайцы использовали при спанье. Этот фарфор породил в самих золотоордынских городах подражания. На Селитренном городище раскопаны горны, в которых обжигали чаши с такого же салатного цвета поливой, но не фарфоровые, а из особой белой массы – песка и глины на клею, так называемом «кашине». Там же обжигались и кашинные чаши с белой поливой и росписью синим кобальтом. Они подражают китайскому фарфору не только расцветкой – синий рисунок на белом фоне, но и сюжетами и мотивами росписи – цветы лотоса, хризантемы, букеты в вазах, изображения драконов. Найден обломок чаши с нарисованным мостиком – типичный китайский горбатый мостик. Есть характерные для китайских орнаментов облака, изображались птицы на китайский манер, драконы... Под влиянием китайских мастеров в золотоордынских городах возникло литье чугуна” [Федоров-Давыдов 1977, с. 97-98]. Самый авторитетный исследователь Золотой Орды Герман Федоров-Давыдов констатирует, что “ряд авторов склонны видеть в золотоордынской культуре именно синтез (культуры Востока – Э.К.). Вероятно, они правы. С некоторым оговорками можно принять этот тезис. Но его следует наполнить живым содержанием”. Пока это “наполнение” идет медленно. “В некоторых областях этот сплав достиг уровня синтеза новой культуры – прежде всего, в художественной керамике, а в других областях мы чувствуем в значительной степени механическое соединение разнородных традиций” [Федоров-Давыдов 1977, с. 97]. Обожженные глиняные черепки, как известно, самые большие долгожители. Остальные свидетели прошлого – недолговечны. Не потому ли “в других областях” видится “механическое соединение разнородных традиций”? Синтез культуры проявиться и в одной области, но это скорее исключение, чем правило. *** Глядя на Золотую Орду, нельзя не поражаться наивной уверенности ее господствующих слоев и простых жителей степных городов в том, что их благополучие будет вечным. Что всегда будет действовать Великий шелковый путь, наполняющий казну звонкой монетой, что армия всегда будет столь сильной, а противники столь слабыми, что городские стены не нужны, наконец, что население молодой цивилизации, которое всегда растет, не будет иметь ограничений в своем росте. Для укрепления устойчивости государства прежде всего нужна была ориентация руководства на быстрый процесс межэтнического экономического и культурного взаимодействия. В средневековье эти процессы всегда замедленны, а в огромном пространстве Золотой Орды, как впоследствии в России и СССР, ускорение внутренней консолидации требовало активных, целенаправленных действий центрального правительства. Прежде всего необходимо было установить тесные связи между представителями системообразующего этноса – татар и самого многочисленного этноса государства – русских, жителей административного, экономического и торгового центра империи в южных степях и жителей северных лесов. Тесных связей ордынской знати с русскими князьями, о чем убедительно писал Арсений Насонов, в данном случае было недостаточно, хотя наличие таких связей могло создавать у золотордынского правительства иллюзию культурного и экономического единства государства. ГИБЕЛЬ ИМПЕРИИ 4. ЗЕМЛЯ И ЛЮДИ БРЕМЯ ИМПЕРИИ Империя Чингисхана была столь велика, что кажется странным, что при столь неразвитой тогдашней инфраструктуре, при отсутствии экономических связей между ее частями она могла сохраниться как единое государство более полувека. Даже возникшие после ее распада новые государства были огромными. В Золотой Орде политической властью были объединены не просто многочисленные и разные народы и земли, но народы, живущие вдали друг от друга, независимой экономической и культурной жизнью. Это были мусульмане-хорезмийцы, говорящие на фарси, живущие в низовьях Аму-Дарьи, испокон веков освоившие этот оазис в окружении пустынь и полупустынь. Народы Северного Кавказа и Крыма, говорящие на разных языках, пока еще в XIII-XIV вв. в своем большинстве христиане, но уже начавшие омусульманиваться. Севернее земледельцев Хорезма, Кавказа и Крыма в широкой полосе степей кочевали разные, но в своей основе тюркоязычные скотоводы – язычники, мусульмане, христиане и иудаисты. Далее на север за степью в лесостепи и лесах жили славяне, финно-угры, тюрки (булгары, чуваши, башкиры), балты. Они также не были конфессионально объединены, делясь на христиан, мусульман и язычников. Все народы Золотой Орды в условиях господства натурального хозяйства были экономически самодостаточны, что для средневековья естественно. У них не было, столь характерной для современного мира, внутренней сильной потребности в обмене знаниями, продуктами производства, технологиями и культурными достижениями. Завоеватели объединили политически в одном государстве многие этносы, но сила и жизнеспособность империи объективно зависела от того, насколько эти самодостаточные регионы объединятся экономически, культурно, идеологически, насколько народы их населяющие станут двуязычными, говорящими как на своем родном языке, так и на общем для всех подданных империи. Миссию ведущего системообразующего этноса должны были выполнить либо сами завоеватели, либо уступить ее другому, другим этносам. Завоеватели были кочевниками, имели свою специфическую культуру, созданную для специфического хозяйствования в суровых природных условиях – кочевого скотоводства, их образ жизни, культура и духовные представления во многом определялись спецификой хозяйства и имели ограничения, обусловленные типом хозяйствования. Во все времена кочевники были маргиналами цивилизационного развития, которое традиционно связывается с развитым земледелием, ремеслом, городской культурой. В силу своей высокой территориальной мобильности, обусловленной производственной необходимостью, кочевники могли стать связующим информационным звеном в управлении империей и выполнять роль аппарата насилия в силу традиций степи, где каждый мужчина – воин. Но государство непрочно, если опирается на одно насилие. Устойчивое государство объективно требует не только развитой инфраструктуры, обмена, но и развитого производства. Чтобы быть устойчивым, государство должно быть необходимым, полезным обществу. Следовательно, завоеватели должны были создать систему управления и производства, которая бы удовлетворяла основные потребности общества в существовании, или опереться на уже созданное другими, как это было, когда кочевники завоевывали страны с оседлым населением и высокой традиционной культурой. Обычная судьба завоевателей-кочевников – либо ассимиляция местным населением, либо изгнание из страны, либо отход в завоеванной стране на второстепенные социально-экономические роли, занятие какой-либо второстепенной социальной экологической ниши. Но в Золотой Орде ситуация была нетипичной. В империи не было компактного и этнически однородного населения. Управление огромным государством при неразвитости тогдашних путей сообщения могло осуществляться только из центральной части империи. Но там не на что было опереться управленческим структурам, не было местного оседлого населения, не было городов и ремесленного производства. Была степь с суровыми природными условиями, малопригодная в условиях средневековья, для земледелия и развития городов. Не случайно до образования великой монгольской империи в евразийской степи, за редкими исключениями, не было городов, развитого производства и земледелия. Бремя империи требовало от завоевателей-кочевников, если не полностью, то в значительной степени превратиться в оседлое население – земледельцев и горожан-ремесленников, либо организовать земледелие и ремесленное производство из других народов, либо выбрать компромиссный вариант, и тогда в степи возник бы новый этнос, в создание которого вложили бы свою лепту все народы империи. Ясно, что первый вариант (массово сесть на землю) не имеет отношения к реальной истории Золотой Орды. Лишние кочевники, только лишние, те, которые уже не могли кормиться от скотоводства, традиционно переходили к земледелию, но психологически этот переход для кочевников всегда был тяжел. "Как показывает исторический опыт, оседание происходило у беднейшей части кочевников, которая уже не могла прокормиться самостоятельно, ведя кочевой образ жизни. Попытки же насильственным путем заставить кочевников сесть на землю вызывали резко негативную реакцию, вплоть до вооруженных восстаний" (Федоров, с. 100). Свидетельств о массовых насильственных обращениях кочевников в земледельцев в истории Золотой Орды мы не знаем. Такие акции известны, например, для Крымского ханства, но более позднего времени. По-видимому, в случае Золотой Орды речь может идти о втором или, скорее, о третьем варианте – создании нового этноса в степи, но вопрос этот требует специального изучения. Хотя известны слова Бату-хана о том, что мир можно завоевать сидя в седле, но нельзя управлять им с седла, неизвестно, насколько завоеватели-монголы, составившие верхушку правящего социального слоя, осознавали данную задачу. Скорее всего они решали текущие проблемы и в итоге действовали в направлении разрешения главной задачи. Не случайно столица империи была равномерно удалена от основных районов плотного заселения как на севере, так и на юге, и этот выбор диктовался задачами управления. Сарай Ал-Джадид (Новый Сарай) был расположен почти точно в середине империи, если смотреть с севера на юг: на 48 параллели северной широты, и лишь немного сдвинут от середины к западу по долготе – 46 восточной долготы (географический центр Золотой Орды – 50 северной широты и 51 восточной долготы). Сдвиг на запад был обусловлен не только великой меридианальной магистралью Восточной Европы – Волгой, но и массой населения, которая тяготела к западу и северу государства. Не случайно, столица государства первоначально создавалась трудом представителей покоренных народов – специально отобранных высоких (каждый в своей области) профессионалов, насильственно вывезенных на постоянное местожительство в степь. Не случайно, в степи вдоль рек стало развиваться не только богарное, но и орошаемое земледелие и садоводство. Урбанизация степи началась с одного города – столицы государства. Воздвигнуть на голом месте большой город невозможно без создания строительной индустрии, строительных материалов, в том числе и тех, которых не было в окружающей город степи. Деревья в степи встречаются редко и локально – в понижениях рельефа, чаще всего в долинах рек или руслах временных паводковых водотоков. Для строительства городов в нижнем и среднем течении Волги дерево сплавлялось с севера. Оно было необходимо тогда не только как непосредственно строительный материал, но для обжига кирпича, для отопления домов, для любого производства – от керамического до оружейного. “Город был не просто столицей государства, – пишет Вадим Егоров, – а крупнейшим центром ремесленного производства. Целые кварталы занимали ремесленники, специализировавшиеся на какой-то определенной отрасли (металлургической, керамической, ювелирной, стекольной, косторезной и т.д.” [Егоров, с. 75]. Для пропитания городского населения необходимы были зерновые, которые стали частью выращиваться вдоль Волги, частью доставлялись издалека. Само существование столицы, а затем растущих около нее поселков, городков требовало хозяйственных связей с провинциями. Эти связи были тем более необходимы, что центр империи географически находился в климатической зоне, не слишком благоприятной не только для градостроительства, но и жизни людей. Историки знают, что городская цивилизация Золотой Орды возникла в зоне степей, там, где до того “гардарика” не возникала, биологи знают, почему не возникала. Их твердые знания основываются на хорошей изученности природной жизни степи. Только такие специальные, экспертные знания позволяют оценить масштаб, силу и значимость человеческих усилий, а последнее дает возможность историку классифицировать Золотую Орду не как варварское, а высокоцивилизованное государство. Приводимое ниже описание степи может показаться читателю чрезмерно подробным, но не является излишним: жизнь степи приводится далеко не во всем ее разнообразии, а затрагиваются только те аспекты, которые необходимы для социально-экологического анализа. Общее описание, собранное в одном месте, позволяет в дальнейшем анализе не обращаться неоднократно к одним и тем же аргументам. ЖИЗНЬ СТЕПИ Сейчас антропогенный ландшафт изменил облик природы и во многом микроклиматы. Той европейской степи, располагавшейся в полосе между 52 и 48 северной широты, о которой будет говориться ниже, уже нет, но в отличие от Золотой Орды, ценоз степи был детально изучен биологами, и в общих чертах представить его особенности не представляет труда. В степи в древности и средневековье не случайно жили только кочевники, но не земледельцы. Не случайно, в средневековье Великая степь до Золотой орды не была страной городов. Климат степей Евразии суров и плохо приспособлен не только для земледелия, но и для жизни людей. Степь отличается сезонной и суточной контрастностью температур с сильным перегревом земли летом и резким остыванием зимой, большим суточным перепадом дневных и ночных температур. “Степной климат отличается от климата других ландшафтных зон прежде всего поразительным непостоянством, – пишет Вячеслав Мордкович, – Жизнь между засухой и потопом, жарой и холодом – обычное состояние экосистем степного типа. Климатические контрасты проявляются также чередованием морозных дней и оттепелей зимой, внезапным похолоданием летом или таким же неожиданным потеплением (до 30С) рано весной в апреле, когда еще не полностью растаял снег”. Летом “холодный душ” сменяется изнуряющей жарой и засушьем. “Даже в середине лета бывают похолодания как в тундре. Среднесуточная температура воздуха в июле может вдруг опуститься с 30 до 7С... Требуется всего 2-3 часа, чтобы температура поверхности степной почвы подскочила с 16 до 42С. Суточная амплитуда температур воздуха в степи даже в середине лета достигает 31С” [Судьба степей, с. 129, 140, 142]. Практически вся выпадающая атмосферная влага (80%) в степи приходится на летние месяцы, причем крайне неравномерно: в июне-июле от Молдавии до Дона – засуха. С третьей декады сентября все евразийские степи погружаются в зимнюю спячку либо из-за нехватки тепла, либо воды, либо того и другого. Иногда вся влага может выпасть одним большим летним ливнем и быстро испариться из-за жары, а во все остальное время – сушь, из-за которой в степи не растут деревья, мало сочного разнотравья и у людей пересыхает язык во рту. Растения могут использовать не более одной пятой выпадающей в степи влаги. Через каждые 3-4 года в степи повторяются сильные засухи. Не случайно земледелие кочевников сводилось к весеннему посеву и уходу от поля с возвращением к нему лишь осенью, сбору скудного урожая, если он был. Степной климат нашего материка определяется областью высокого давления, которая тянется узким языком на запад от Сибирского антициклона, проходя по условной линии, соединяющей города Кызыл – Уральск – Саратов – Харьков – Кишинев – Секешфехервар. Эта условная линия названа Большой климатической осью Евразии. Ось служит ветроразделом на материке. Зимой к северу от нее, там, где располагается зона лесостепи и леса, где в средневековье жили земледельцы, дуют теплые ветры с запада и юго-запада, несущие осадки. К югу, там, где находятся степи, полупустыни и пустыни, где преобладают сухие и холодные северо-восточные и восточные ветры, в средневековье жили только кочевники. “Узкий язык от области высокого атмосферного давления и степи, тесно связанные с этим своеобразным климатическим явлением, вонзаются в Европу как холодный клинок. В страны мягкого климата, сочных, ярких ландшафтов и комфортного людского быта степи пропускают морозы, засухи, виды растений и животных, способных выносить суровые внешние условия, а в VII-XII вв. – армии кочевников”, – пишет Вячеслав Мордкович. Направление ветров продиктовано движением воздушных потоков в антициклонах по часовой стрелке, из центра, где атмосферное давление высокое, к окраинам, где оно ниже. В январе сильный перепад давления между Атлантикой и Сибирью создает мощную воздушную тягу от центра Азии к Атлантическому океану. Этот морозный “сквозняк” выбирает свой путь между возвышенностями, горами по ровным низким пространствам. Территории к северу от Большой климатической оси Евразии получают зимой больше осадков, чем к югу от нее. Глубокий снежный покров предохраняет почву от чрезмерного промерзания. Весной здесь не просто много воды, но особенность паводка в том, что вода не сбегает сразу в реки, а постепенно просачивается в почву, увлажняя ее. К югу же от Большой климатической оси Евразии вода весной быстро испаряется, не успев просочиться в мерзлую почву. Степи получают воды не меньше, чем лесные экосистемы весной при таянии снега, а летом – от ливневых дождей. Однако период обильного увлажнения в степях быстро сменяется засухой [Судьба степей, с. 27-28, 30, 33 – 35]. Можно сказать, что жизнь в степи зависит от воды. Как четко заявил Игорь Иванов в специальном докладе на семинаре “Человек и природа – проблемы социоестественной истории”, богатство видов и интенсивность жизни степи во всей ее истории – от плейстоцена до голоцена – определялась не столько похолоданиями и потеплениями и толщиной гумусного слоя, сколько уровнем увлажненности [м. также Иванов 1997–1]. Не случайно степные города Золотой Орды выросли на реках. Биоценоз степи устроен таким образом, чтобы максимально сохранить влагу и фитомассу в засушливые периоды. О структуре почв, жизнедеятельности растений и животных в этом направлении Станислав Мордкович и Сергей Баландин пишут следующее. Мордкович: “Типичный профиль зрелого чернозема выглядит следующим образом. С поверхности лежит трех-, четырехсантиметровый слой степного войлока. Его основу образуют отмершие, но еще не успевшие разложиться, надземные части степных растений... Под степным войлоком располагается дернина – горизонт толщиной 3-7 см, густо пронизанный живыми и мертвыми корнями... Она очень плотная и упругая, как батут. Даже очень сильному землекопу трудно пробить ее лопатой. При распашке дерновой горизонт полностью уничтожается... Ниже дерновины следует собственно гумусовый горизонт черного цвета мощностью от 35 до 130 см.” Баландин: “Умеренное вмешательство человека, будь то выпас скота или выкашивание с целью заготовки сена, приводит к процветанию растительных сообществ”. Степной войлок (litter) снижает испарение и улучшает водный режим верхних горизонтов почвы. “Степной войлок угнетает развитие дерновидных злаков, и в то же время способствует поселению и росту злаков корневищных. В условиях ослабленной конкуренции со стороны дерновидных злаков появляется возможность для развития кустарников и даже некоторых древесных пород. Кроме того, степной войлок задерживает семена плодоносящих растений, которые буквально “зависают” в его толще и, не достигнув почвы, погибают... В естественных условиях накоплению мощного слоя подстилки препятствует съедание части растений многочисленными животными фитофагами и случайные степные пожары, вызываемые ударами молний. ... Подстилка все время нарушается, разбиваемая копытами. При этом у семян многих растений появляется возможность проникнуть в почву; некоторые из них просто втаптываются в землю, что существенно облегчает их прорастание... До заселения человеком евразийских степей в них паслись стада сайгаков и диких лошадей – тарпанов... Кроме того, свою лепту вносили грызуны, а также некоторые насекомые”. Мордкович: “Непрерывные кочевки – необходимое условие выживания крупного животного в ландшафте степного типа... Прерии и степи не могут быть полностью съедены копытными, благодаря их непрерывным перемещениям. На ходу травоядные не успевают съесть всю траву сразу, а скусывают лишь верхушки растений... Кочевки происходят не хаотично, а в соответствии с основными векторами экологических условий в степной ландшафтной зоне, т.е. с севера на юг и обратно, или же в направлении с запада на восток. Зимой обильные снегопады на севере степной зоны делают недоступной сухую траву (ветошь), которой питаются в это время года копытные. Поэтому они вынуждены перемещаться к югу, где сухая трава, стоящая на корню, доступнее. Летом засуха вынуждает травоядных, а вслед за ними хищников, откочевывать в северные или западные регионы степной зоны... Стадный образ жизни облегчает добычу корма, особенно в зимнее время, когда стадо идет колонной, впереди находятся самые сильные самцы, которые своими крепкими копытами разбивают снежный наст. Из этих копанок молодые члены стада легко достают травяную ветошь... Если бы копытные при огромной плотности их населения были равномерно распределены по всему пространству степи или прерии, они съели бы всю надземную массу растений за несколько дней, не давая ей возможности отрастать” [Судьба степей, с. 43, 75-76, 87-88, 90]. Но копытные не распределялись равномерно по всему пространству степи, этому в естественных условиях мешали хищники. Они вынуждали стада непрерывно двигаться, они заставляли располагаться сильным самцам по периферии стада, чтобы защищать молодняк, самок и слабых особей. Они регулировали численность млекопитающих, осуществляя естественный отбор. До человека степь находилась в состоянии устойчивого гомеостазиса. Как образно пишет Сергей Баландин, “Степь, как хороший туркменский ковер, нуждается, чтобы ее потоптали” [Судьба степей, с. 76]. Чем больше копытные топчут степь, тем больше на ней травы. Но топтать степь можно не беспредельно, хотя рекреационные возможности степного биома поразительно велики: “поверхность степи, утрамбованная скотом до состояния, напоминающего асфальтовое покрытие, уже через три года после снятия пастбищной нагрузки восстанавливает исходную форму...” [Судьба степей, с. 134]. Появление человека сделало степной гомеостазис менее устойчивым по ряду причин. Степные города создавались на пустом месте. Люди, их заселившие, не знали, как вести себя в степи, не знали, что навыки, выработанные предками в других природных условиях, могут оказать на новом месте плохую услугу. Зачастую не знали новую степь и кочевники. Она казалась им несравнимо более богатой их прежних родных мест, но они не знали границ ее возможностей, за которыми следует экологический кризис или локальная экологическая катастрофа. Границы эти определены прежде всего общей универсальной закономерностью: физическая масса домашнего скота при полностью антропогенном ландшафте или суммарная масса домашних и диких животных при не полностью антропогенном не может превышать массу диких копытных, которые здесь были до человека. Кроме того, для сохранения экологического равновесия биоценоза степи большое значение имеет соотношение отдельных видов животных в общем их количестве. Время от времени, как это было в Рын-песках в XIX в. или сегодняшней Монголии, скотоводы попадают в экологический “капкан” превышения удельного веса овец и коз в общем поголовье. Человек защитил от хищников самых слабых копытных – овец. А овцы оказывают самое сильное давление на землю, как в прямом, так и в переносном смысле слова. Овца, в отличие от крупных копытных, двигается медленно и топчет землю основательно. В овечьих загонах, в отличие от коровьих, не увидишь и травинки. Давление маленьких овечьих копытец на единицу площади в четыре раза превышает давление гусениц среднего танка [Судьба степей, с. 164]. Если крупные копытные лишь обкусывают траву, то овца, по народному бурятскому выражению, – “стрижет”. В современной Бурятии сокращение поголовья овец сразу отозвалось снижением темпов деградации почв [Панарин, с. 100]. Как свидетельствует исследование экологической катастрофы в Волго-Уральском междуречье в XIX-XX вв., осуществленное Игорем Ивановым, там кризисные явления были спровоцированы резким увеличением поголовья скота (с 200 тыс. до 5 млн. голов), в котором 77% составляли овцы [Иванов 1995, с. 181]. В Прикаспии степь сохраняется при плотности менее 0,7 овцы на гектар, при более одной – пустыня [Мирошниченко, с. 40]. Для Калмыкии принято такое соотношение: при населении 300 тыс. человек, 1 млн. овец (69%), 200 тысяч лошадей (13,8%), 200 тысяч коров (13,8%), 50 тысяч верблюдов (3,4 %) [Виноградов и др., с. 103]. Экологическая катастрофа в Прикаспии ясно показывает, что традиционное скотоводство не гарантировано от кризисов, хотя чаще всего до кризиса дело не доходит. Другое дело, если степь обрастает городами, притягивающими кочевников со своими стадами. Здесь возможно то же явление, что и на водопоях, вблизи которых уже ничего не растет. Иными словами, даже средневековая урбанизация чревата нарушением по крайней мере локального экологического равновесия в степях. Однако само существование Золотой Орды – с учетом ее границ, особенностей климатических поясов, неразвитости средневековой инфраструктуры объективно требовало локального сосредоточения в степях – географическом центре государства, не только административного и экономического управления, но скота и промышленности, что ложилось дополнительным бременем на биоценоз степи. ДИНАМИКА ДЕМОГРАФИЧЕСКОГО РОСТА Возможность выявления предельной численности населения для определенного вмещающего ландшафта при той или иной технологии хозяйствования для историка, который не имеет иных путей получения точных количественных данных, уникальна. В данном случае, когда, по всей вероятности, в течение одного века демографического потолка достигли сначала Степь, а затем Лес [Кульпин 1995, с. 73-131], одно их количественное соотношение позволит понять и иначе оценить многие известные исторические процессы, явления и события. Получение количественных данных, возможно, дело ближайшего будущего. Сейчас можно сделать лишь предварительные подходы к анализу. Какова же была динамика роста населения в степи? Монголы и ведомые ими тюрки Азии, – писал Магомет Сафаргалиев, –"будучи кочевниками, не менее чем другие народы, занимавшиеся земледелием, нуждались в землях, пастбищах и местах охоты. Главная причина монгольского завоевания и заключалась в стремлении приобрести большие необитаемые пространства земли как непременное условие кочевого способа производства монгола-скотовода. Отвоевав все пространства земель от Иртыша до низовьев Дуная, удобных для кочевья, потомки Чингиз-хана стали собственниками этих земель..." [Сафаргалиев, с. 93]. Известно, что монголы разбили кипчаков – главных своих конкурентов за пастбища и гнали их до Венгерской пушты, что с приходом монголов исчезли в степи половецкие бабы и курганы. Разумеется, это не значит, как подчеркивают практически единодушно все исследователи Золотой Орды, что все половцы были уничтожены. Во всяком случае, женщин завоеватели не убивали: молодых обращали в жен и наложниц, пожилых делали служанками. Сколько осталось половцев в южнорусских степях, мы не знаем. Сколько всего жителей степи вместе с завоевателями было в XIII веке также неизвестно. Но, так или иначе, факт: степь в середине XIII в. позволяла кочевникам осуществлять расширенное демографическое воспроизводство. Известно, что в стагнационном режиме кочевая семья имела 4-5 человек, а при возможностях роста – до 12 [Тортика, с. 55]. До проведения специального исследования можно лишь грубо оценить возможный рост и нижний предел численности степного населения Золотой Орды, исходя из прецедентов. Один из таких прецедентов исследовали совместно биолог Игорь Иванов и историк Игорь Васильев. В 1801-1803 гг. небольшая казахская (Букеевская) орда из 50 тысяч человек с 200 тыс. голов скота по разрешению царского правительства поселилась на пустующих землях Рын-песков в междуречье Волги и Урала. Через 20 лет у них было уже 5 млн. голов скота (т.е. рост в 25 раз), что оказалось чрезмерным для вмещающего ландшафта и вызвало экологический кризис в междуречье Волги и Урала, продолжающийся вплоть до наших дней. Несмотря на кризис и его следствие – падение поголовья скота до 1,5-2,6 млн., население, стартовав со стагнационного демографического состояния, за 40 лет утроилось, составив 150 тысяч человек [Иванов 1995, с. 181, 184]. Если принять численность завоевателей, пришедших в восточную Европу, в 300 тысяч человек (в соответствии с аргументацией в предыдущей главе) и темпы демографического роста как в Букеевской орде, то со времени окончания завоевания Восточной Европы в 1242 г. и до первой эпидемии чумы в 1346 г. только число потомков пришельцев возросло до не менее 3 млн. человек. Ограничений для расширенного воспроизводства, как хозяйственного, так и демографического (подобно тем, что получили букеевцы через 20 лет жизни в Рын-песках) завоеватели не имели, не находились в стагнационном демографическом режиме, мужчины – главы семей могли иметь не по одной жене. Расширенное хозяйственное воспроизводство основывалось не только на опустевшей после половцев степи, но и в больших, если не уникально огромных, возможностях расширения пастбищ. Известно, что половцы в своих сезонных кочевьях не переходили границ Большой климатической оси Евразии [см. Смирнова, Киселева, с. 27]. Как уже упоминалось направление сезонных перекочевок в евразийской степи было либо с юга на север, либо с востока на запад. Половцы кочевали, в основном, с востока на запад: от Дона к Киеву. Чем было вызвана такая направленность кочевий – предмет специального исследования, поскольку они выбирали с хозяйственной точки зрения не лучший вариант. К северу от Оси более мощные черноземы, более устойчивый и влажный климат, больше объем фитомассы. Как пишет Аркадий Тишков, в степях в “течение сезона меняется кормовая ценность, доступность и количество кормовых трав. Если привес скота, получаемый на пастбище в мае принять за 100%, то в июне он составит – 88%, в июле – 78%, августе – 65, сентябре – 58, а в октябре – только 35%” [Судьба степей, с. 191]. Однако, если скот пасти севернее Оси, в европейской лесостепи, где до осени сохраняется кормовая ценность, доступность и количество кормовых трав, то потерь привеса половцы бы не имели. “В луговых степях нет перерыва в вегетации растений и жизнедеятельности животных, вызванного засухой, поэтому экосистема функционирует дольше, чем в более сухих степях. За счет этого общая масса растительности достигает 3,2–4,2 т/га, а животных – 0,4 т/га, что в 5 раз больше, чем в других типах степей” [Судьба степей, с. 144]. Проблему, которую ставят половецкие кочевья, можно сформулировать так: |
Материалы международной ежегодной научно-практическая конференция «Правовая политика российского государства в XXI веке: состояние, проблемы и направления развития» |
Теории изучения Государство Золотая Орда (сер. XIII сер. XV вв.) и государство Литовско-русское (сер. XIII сер. XVI вв.) |
||
Новости от dhl «Золотая колесница 2007». Итоги конкурса 6 Стратегия развития российского железнодорожного |
М. В. Кричевцев История государства и права зарубежных стран Учебно-методический... «История государства и права зарубежных стран» является одной из обязательных дисциплин в образовательной подготовке студентов юридического... |
||
А. Общее влияние развития Российского государства в xviii–xx вв на Русскую Церковь |
Дагестанский научный центр ... |
||
Программа дополнительного образования «Золотая нить» «Золотая нить», бюджетного образовательного учреждения дополнительного образования детей Должанского района Орловской области» «Дом... |
Извещение о проведении аукциона «База отдыха «Золотая Лоза», расположенного по адресу: Российская Федерация, Краснодарский край, г. Геленджик, с. Прасковеевка, база... |
||
Шариат в истории Старостина С. А. Шариат в истории Российского государства: объективная закономерность или парадокс. – Калининград: кюи мвд россии,... |
Мероприятия В рамках XV международного молодежного архитектурно-художественного фестиваля «Золотая АрхИдея-2016» (Тюмгасу, 21-24 апреля 2016... |
||
Закупочная документация Приоритет товаров российского происхождения, работ, услуг, выполняемых, оказываемых российскими лицами, по отношению к товарам, происходящим... |
Реферат на тему: самозванцы. Причины появления. Исторические портреты В XVII столетии на территории Российского государства действовало около 20 самозванцев (из них только в Смутное время человек 12),... |
||
Бакалаврская работа Реформы образования в Российской империи в первой половине XIX в Особенности первой половины XIX в как очередного исторического периода в жизни Российского государства |
Лекция Отечественная историография Гражданской войны в России Лекция... Лекция Национальная политика советского государства: теория и практика вопроса |
||
Информационно-образовательная среда учителя как ресурс для реализации компетентностного подхода Стратегическая задача Российского образования, – повышение качества образования, достижение новых образовательных результатов, соответствующих... |
Н. И. Кузнецова социо-культурные проблемы формирования науки в россии (XVIII — середина XIX вв.) Издание осуществлено при поддержке Российского гуманитарного научного фонда по проекту 98-03-16121 |
Поиск |