Апостолы

лалось другими, которые, как говорят, обращали в свою пользу даже деньги, взимавшиеся в виде штрафа.

Вследствие такой его небрежности те, кто вел тогда государст­венные дела, опустошали продовольственные запасы, и в Риме возникла огромная нужда в продуктах, хотя неурожая и не было. Тех, которые все расхищали, Коммод впоследствии казнил, а иму­щество их конфисковал. Придумав название «золотой век Коммо-да», он распорядился снизить цены, чем вызвал затем еще боль­шую нужду. Во время его правления многие покупали за деньги кару для других и спасение для себя. Он продавал даже измене­ние вида наказания, погребение казненных и смягчение наказаний и за деньги убивал одних вместо других. Продавал он также про­винции и административные должности, причем те, через кого он производил продажу, получали свою часть, а Коммод – свою. Не­которым он продавал даже жизнь их врагов. При нем вольноотпу­щенники продавали даже приговоры по тяжбам. Префектов Патер-на и Перенния он терпел недолго; из тех префектов, которых он сам назначил, никто не продержался в течение трех лет – боль­шинство из них он погубил ядом, либо мечом. С той же легкостью он менял и городских префектов.

Своих спальников он убивал, не задумываясь, хотя во всем всегда поступал по их внушению. Спальник Эклект, видя, с ка­ким легким сердцем он убивает своих спальников, предупредил его и сам принял участие в интриге, имевшей целью убить Коммо-да. Выступая как секутор ¹, Коммод брал гладиаторское оружие и набрасывал на свои обнаженные плечи небольшой пурпурный лос­кут. Он обыкновенно приказывал заносить в городские ведомости ² сообщения обо всех своих позорных, бесчестных и жестоких по­ступках, о тех случаях, когда он поступал как гладиатор или как сводник, – об этом свидетельствуют сочинения Мария Максима. Коммодовым он назвал даже римский народ, на глазах которого он очень часто бился как гладиатор. Несмотря на то, что при его выступлениях в боях народ часто встречал его с благоговением как бога, он, думая, что над ним насмехаются, дал в амфитеатре приказ морским воинам, натягивавшим тент, избивать римский народ. Еще раньше он приказал сжечь Рим – именно как свою

Секутор – гладиатор, вооруженный мечом и большим щитом. Городские ведомости – официальная «газета», основанная в 59 г. до н.э. Юлием Цезарем (см. Светоний. Юл. 20.1); в ней публиковались правительст­венные постановления, выписки из сенатских протоколов и пр. Газета издава­лась на отбеленной гипсом доске.

колонию; и это было бы сделано, если бы префект претория Лет не отговорил Коммода...

Под влиянием всего этого, хотя и слишком поздно, префект Квинт Эмилий Лет и наложница Коммода Марция составили заго­вор с целью убить Коммода. Сначала они дали ему яду, но яд не подействовал. Тогда, по их приказанию, его задушил атлет, с кото­рым Коммод обычно упражнялся в борьбе. Коммод отличался хо­рошим телосложением. Выражение его лица было бессмысленное, какое обычно бывает у пьяниц, речь – бессвязная; волосы были всегда накрашены и сверкали золотыми блестками. Волосы на го­лове и бороду он подпаливал, боясь цирульника. Сенат и народ потребовали, чтобы труп его волокли крюком и бросили в Тибр, но позже, по приказанию Пертинакса, он был перенесен в усы­пальницу Адриана. Кроме бани, которую построил от его имени Клеандр, никаких других его построек не существует. Имя его, вырезанное на чужих сооружениях, сенат приказал выскоблить. Даже построек, начатых его отцом, он не закончил...» ¹

Когда Коммод был убит, то сенаторы стали требовать от Пер-тинакса, назначенного императором, расправы со всем окружени­ем Коммода, включая его наложницу Марцию. Юлий Капитолин пишет: «…Когда Пертинакс выразил признательность Лету, консул Фалькон сказал: “Каким ты будешь императором – мы заключа­ем из того, что позади тебя мы видим Лета и Марцию, слуг Ком-мода в его преступлениях”. На это Пертинакс ответил ему: “Ты молод, консул, и не понимаешь необходимости склоняться перед обстоятельствами. Они повиновались Коммоду против воли, а как только представилась возможность, они показали, каковы были их постоянные желания (т.е. убили тирана. – А.В.)”» (Перти-накс, V.2-3) ².

Удивительное дело, но оценка церковных историков разитель­но отличается от всего вышесказанного. «С возвращением Коммо-да, – пишет Евсевий, – пришло для нас время тихое, относиться к нам стали мягче, и Церковь, по милости Божией, жила в мире по всей вселенной. Спасительное учение начало приводить всякое звание к благочестивому служению Богу, Творцу всего; в Риме

Лампридий Элий. Коммод Антонин // В сб.: Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Перев. С.Н.Кондратьева. СПб., 2001. С.62-72.

Капитолин Юлий. Гельвий Пертинакс//В сб.: Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Перев. С.Н.Кондратьева. СПб., 2001. С.74-75.

многие, известные богатством и родовитостью, вместе со всем до­мом и всей родней шли по пути спасения (т.е. становились хрис­тианами. – А.В.)» (ЦИ.V.21).

Может быть, для Римской церкви хаос в стране шел на пользу, но страна явно погибала. Коммод, сменив умершего отца, возродил порядки Нерона. В Империю вернулись времена массовых репрес­сий. Ведение государственных дел он, как отмечалось выше, пере­дал фаворитам. Впоследствии Пертинакс, избранный по смерти Коммода императором, вынужден был заниматься реабилитацией лиц, незаконно репрессированных его предшественником (Кас­сий Д. История Рима. LXXVIII, 5), объявить вне закона поощряв­шихся прежней властью доносчиков (Herodian, II.4.8), начать борьбу с коррупцией в судебной сфере (SHA.VIII.6.8). Пришлось упорядочивать финансы государства (SHA.VIII.9), а также выпла­чивать по долгам Коммода (SHA.VIII.9.2). Все это свидетельство­вало о крайней развращенности прежней власти. Преторианцы (громадное войско императорской охраны, некий прообраз «служ­бы безопасности») при Коммоде фактически превратились в поли­цейское управление, организующее травлю и смещение неугодных политиков, конфискацию их имущества и пр. Их вмешательство во внутриполитическую жизнь было огромным (SHA.VIII.9.1). Перти-накс, придя к власти, вынужден был возвращать имения, конфис­кованные Коммодом (SHA.VIII.4.6). Убив Пертинакса, преториан­цы дошли до того, что выставили на продажу звание императора: кто им больше заплатит. После скорой гибели купившего это зва­ние Дидия Юлиана преторианцы развязали гражданскую войну.

Принимала ли косвенное участие Римская церковь в описан­ных злоупотреблениях? В том числе в подкупе продажных влас­тей и сведении счетов со своими противниками? Болотов, напри­мер, писал: «Эта Марция благоприятно влияла на императора для судьбы христиан. Она из полудикого императора делала все, что хотела, и потому при ней совершилось редкое явление: христиане, сосланные за веру в рудники, получили освобождение. От рим­ского епископа Виктора (189 – 198) потребован был список этих христианских исповедников, и все значившиеся в нем были воз­вращены из места ссылки» ¹. Ограничилось ли потворство христи­анам или даже влияние христиан на императора этой единствен­ной поблажкой?

Болотов В.В. Собрание церковно-исторических трудов в восьми томах. Т.3. М., 2001. С.107.

В другом месте Болотов сообщает, что освобождение христиан с каторжных работ являлось не просто спасением всех единовер­цев, но было, между прочим, избирательным. Подобное «право по­милования», на самом деле неведомо какою ценою оказавшееся у Виктора, могло стать мощнейшим инструментом римского папы по проведению на территории всей Империи (среди христианских церквей) политики римского епископата.

Болотов рассказывает о Каллисте (будущем римском папе), имя которого папа Виктор первоначально решил в список на осво­бождение не вносить, ибо тот попал в «историю»: повздорил с ев­реями из-за денег и учинил разбирательство прямо в синагоге. Бо­лотов сообщает:

«Раб по происхождению, он (Каллист) от имени своего госпо­дина, христианина Карпофора, вел банкирские операции, обанкро­тился, хотел спастись бегством, настигнут был Карпофором в ту минуту, когда садился на корабль, бросился в воду, был вытащен и отправлен своим господином работать на ручных мельницах. Христианские друзья упросили Карпофора освободить Каллиста и дать ему возможность оправдаться. Но, сознавая невозможность оправдаться, Каллист задумал покончить с собою мученическою смертию. В одну субботу он явился в иудейскую синагогу, произ­вел здесь беспорядок и за этот беспорядок отдан был под суд (Ланген делает остроумную догадку, не затем ли в действительнос­ти Каллист пришел в синагогу, чтобы поймать нескольких евреев, может быть, состоявших в долгу у него). Praefectus Urbis Фускиан (189 – 192) отправил Каллиста в сардинские рудники. Но вскоре затем известная Марция (наложница Коммода. – А.В.) выхлопо­тала освобождение сардинским исповедникам за имя Христово. Епископ Виктор отделил дело Каллиста от дела исповедников и, не желая освобождения Каллиста, пропустил его имя в поданном списке, но пресвитер Иакинф, приводивший в исполнение указ Коммода, освободил почему-то и Каллиста. Выждав смерть своего господина, Каллист явился в Рим, вошел в доверие Зеферина (сменившего умершего папу Виктора. – А.В.) и сделался самым влиятельным римским пресвитером. Известно, что ему Зеферин (198 – 217) поручил устройство обширного христианского кладби­ща (тоже, вероятно, доходное предприятие. – А.В.)…» ¹. Короче, Каллист стал в конце концов главою Римской церкви (217 – 222) и по всем позициям христианского порядка пошел на компромиссы

Болотов В.В. Собрание церковно-исторических трудов в восьми томах. Т.3. М., 2001. С.400-401.

и снисхождения в дисциплине. Последнее повлекло церковную смуту и появление первого антипапы – Ипполита (знаменитого христианского писателя, епископа римского, ум. ок. 235 г.).

Влияние и авторитет Римской церкви в христианском мире должны были вырасти также и в связи со значительными денеж­ными возможностями этой епархии (факт на фоне финансового расстройства и долгов Коммода довольно примечательный). Исто­рики сообщают о том, что в это время Римская церковь оказывала финансовую помощь всему христианскому миру. Богатство церкви было столь значительно, что церковь смогла, если верить Тертул-лиану, вернуть Маркиону ранее внесенные им 200 тыс. сестерци­ев ¹. Выше мы видели, что христианином был даже банкир, что также примечательно, ибо банкиры издревна славились наиболь­шей осторожностью, а также корпоративной солидарностью – зна­чит, быть христианином было уже не столь опасно. Это позволяет предположить отнюдь не единичный случай присутствия финанси­ста в церкви. А если допустить некое влияние христиан на импера­тора или, еще вернее, на продажную власть, постоянно нуждавшу­юся в деньгах, то из названного факта банкира-христианина и бо­гатства Римской церкви можно сделать очень даже смелые и далеко идущие выводы. Кроме того, денежное могущество Рим­ской церкви могло прирастать за счет значительных сенаторских пожертвований, ибо, как выясняется, в это время христианами яв­лялись «несколько высокопоставленных лиц сенаторского зва­ния» ². Христианские катакомбы, обнаруженные в Риме, оказались одними из богатейших по отделке, что заставило историков пере­смотреть традиционные взгляды на христианство этого времени как на сообщество исключительно «отверженных и рабов». В свою очередь, пребывание в числе христиан сенаторов и, надо думать, иных высокопоставленных персон позволяло Римской церкви оп­ределенным образом проводить в провинциях нужную ей полити­ку. Все это с неизбежностью вело к концентрации общецерковной власти, способствовало занятию Римской церковью доминирующе­го положения среди прочих церквей.

История церкви, прежде всего Западной, свидетельствует о том, что, когда в одних руках концентрировались финансы и власть, – это в конечном счете неизбежно приводило к злоупо­треблениям и преступлениям. Так или иначе, но деньги и власть

Тертуллиан. Против еретиков, 30.

Болотов В.В. Собрание церковно-исторических трудов в восьми томах. Т.3.

М., 2001. С.111.

становились магнитом, к которому притягивалось все самое худ­шее. Столица огромной Империи, этого некогда могучего, но те­перь разлагающегося организма, должна была стать самым притя­гательным местом для различного рода аферистов и интриганов, влекомых со всей Империи легкостью наживы. Иоганн Готфрид Гердер (1791 г.) писал о длительной деградации населения Рима:

“…Со всех сторон и со всех концов стало собираться в Рим всякое зло. Уже и раньше все устремлялись в этот город, и на­столько невозможно было блюсти здесь чистоту цензорских спис­ков, что однажды появился даже консул, который не был рим­ским гражданином; а что же теперь, когда этот город, «голова мира», стал скопищем собравшихся со всей Италии людей – са­мой чудовищной головой на свете! Сразу же после смерти Суллы эти владыки земли (жители Рима. – А.В.) насчитывали четырес­та пятьдесят тысяч человек; когда к ним прибавились союзники, число это весьма возросло, и во времена Цезаря не менее трехсот двадцати тысяч человек претендовали на хлеб во время его бес­платных раздач. Представьте себе эту неуемную и по большей части праздную толпу во время голосования – она сопровождает патронов, она околачивается вокруг кандидатов на почетные должности, – и вам сразу же станет понятно, что, раздавая по­дарки, устраивая в Риме игры и торжественные процессии, льстя толпе, можно было и поднять тут бунт, и учинить кровавую рез­ню, и основать триумвираты, от которых «владыка мира» делал­ся своим собственным рабом. Чтo´ авторитет сената, этих четы­рех, пяти или шести сотен людей, в сравнении с бессчетной тол­пой, требующей для себя господских прав и целыми полчищами отдающейся в распоряжение того или иного политического деяте­ля? Какую жалкую роль играл этот «бог сенат», как называли его льстивые греки, а какую великолепную – Марий и Сулла, Помпей и Цезарь, Антоний и Октавий, – не говоря уж о злоде­ях-императорах (Калигула, Нерон, Домициан. – А.В.)! Сам «отец отечества» – Цицерон – превращается в жалкую фигуру, когда обрушивается на него какой-нибудь Клодий, и самые луч­шие советы, какие может подать Цицерон, – ничто в сравнении не то что с реальными действиями Помпея, Цезаря или Антония, но даже с тем, чего едва не добился какой-нибудь Катилина. Вся эта диспропорция – не от азиатских пряностей и не от изнежен­ности Лукулла, она идет от самого строя Рима: будучи городом, он пожелал встать во главе всего мира… Я не в силах описать весь тот беспорядок и всю ту мерзость, причиной которых стали вольноотпущенники и любимчики-рабы. Римская история, рим­ские сатиры полны рассказов об этом; ни один варварский народ на земле не знает ничего подобного. Рим покарал Рим, угнетате-

ли целого света стали смиренными слугами гнуснейших своих рабов… Тот самый Рим и та самая Италия, что наполовину обра­тили в пустыню населенные и цветущие земли – Сицилию, Гре­цию, Испанию, Азию, Африку и Египет, – навлекли на себя са­мую естественную и самую неестественную погибель, навлекли её на себя всеми своими законами, войнами, но еще более испорчен­ным и праздным образом жизни, пороками и развратом, презре­нием к женщине, жестоким обращением с рабами, а позднее и тираническим преследованием самых благородных людей” ¹.

Вряд ли кто согласится, что Римская церковь самим Провиде­нием была защищена от засилья проходимцев и нравов «черни». Это объяснение не годится, потому что возникает вопрос, почему же в таком случае Провидение не защитило христиан от так назы­ваемых «имперских гонений» или не предотвратило позорные де­ла, скажем, римских пап в последующие, уже более известные на­уке времена. Ведь и Тертуллиан писал:

“Что касается ваших (язычников) утверждений, что христи­ане – люди самые низкие и подлые вследствие их жадности, склонности к роскоши и бесчестности, то мы не будем отрицать, что среди нас есть и такие (мол, где их нет