Книга Т. И. Солодовой (Матиканской) «Человек долга и чести. Жизнь и деятельность тобольского педагога Г. Я. Маляревского»
|
Скачать 10.89 Mb.
|
СЕМИНАРИСТ ГРИГОРИЙ МАЛЯРЕВСКИЙ Когда умер отец, Грише исполнилось всего четыре года. Их росло двое братьев: старший, Константин, названный по имени деда с материнской стороны, родившийся в 1865-м году, и Григорий, младше на два года, получивший имя деда со стороны отца. Своего родного батюшку Гриша почти не помнил: лишь смутные впечатления чего-то доброго и ласкового жили в его душе. А вот надсадный кашель, которым страдал его больной отец, врезался в память на всю жизнь. И капли пота на бледном, исхудалом лице. Черты самого лица расплывались, как отражение в речной воде, если бросить в неё камушек, и собирались в цельный образ только на единственной оставшейся от отца фотографии. Мать, Александра Константиновна, была женщиной суровой, детей держала в строгости, но, вместе с тем, не только понимала необходимость учить их, но и всеми силами стремилась осуществить это, что было совсем нелегко вдове, оставшейся без родственной поддержки. Хорошо хоть времена изменились к лучшему. Раньше как бывало? Постареет сельский батюшка, по немощи и дряхлости своей не сможет исполнять церковные службы – тут его в «заштат» и выведут да без всякого пенсиона, без куска хлеба на прожитьё оставят: добредай до могилы, как можешь! А ежели - не дай Бог! – самого кормильца на кладбище снесут, то-то беда неизбывная его семейным: жене и детишкам! Одна дорога – побираться с сумой идти. Спасибо царю-радетелю Александру II! Упокоил, можно сказать, старость служителей сельских храмов и чад их с жёнами, по воле судьбы сиротами оставшихся, не забыл. Да и не озолотил! Пособия и пенсии им назначил, только уж больно невеликие! Ноги протянуть – не протянешь, но и сытым ходить не будешь!.. Рассудительная, энергичная и практичная Александра Константиновна нашла выход из затруднительного материального положения: спустя какое-то время после смерти Якова Григорьевича она снова вышла замуж. О её втором муже известно немногое. Иван Николаевич Дёмин был человеком спокойным по характеру и мог противостоять своей напористой и довольно жёсткой в обращении с близкими жене только молчанием и незлобивостью. К своим пасынкам он относился с теплотой и даже старался заступаться за них, когда рассерженная чем-нибудь Александра Константиновна срывала своё настроение на сыновьях. Или когда она, наказывая их за провинность, не жалея, драла за уши, раздавала оплеухи, не разбирая, кто из них виноват. - Что-то ты, голубушка, Александра Константиновна, сильно расходилась! Пожалей свои рученьки, коль парнишек не жалко! – с хорошо скрытой иронией увещевал он расходившуюся супругу. - Не лезь лучше, Иван Николаич, под горячую руку! Смотри, кабы и тебе не досталось! Шутки-то со мной не шуткуй! Ишь, какой заступник нашёлся! Я их, пакостников, родила, я их и наказую! Право, чай, имею! - Право-то, матушка, у тебя есть. И спорить с тобой не буду. Только уж шибко ты лютуешь! Озлобятся парнишки-то! - Я им озлоблюсь! Скорее бы в ученье отправить. Не забалуются, небось, в казённом-то доме. Ещё не раз матушку добром вспомнят. А мне всё ж полегшее будет. Я, чаю, их как сирот по отцу на всё готовое примут. Как ты, Иван Николаич, разумеешь? - Примут-то примут! А не жаль тебе их от себя-то отрывать? - Жаль – не жаль! Заладил! Пусть ума-разума набираются! Глядишь – и матери подмога будет! И поехали братья Маляревские ума-разума набираться: Константин – в омскую учительскую семинарию, а Гриша – в Тобольск. О губернском городе Тобольске Григорий давно наслышан был. А как же: и в начальном училище об этом много говорили, и в книжках сколько интересного написано. О том, что Тобольск стольным городом Сибири был, и как войска Ермака, правда, уже после смерти атамана, этот город основали. Батюшка там в духовной семинарии обучение получал. И он, Гриша, тоже хочет! Гриша давно книгочеем слывёт: буквы сам собой в пять лет складывать научился, а потом вскоре и за чтение принялся – не оторвёшь! Сколько от матушки попрёков, а когда и тычков принято! - И чо ты, как привязанный, в книжку уткнулся? Други парнишонки в колок да на речку: всё ни то в дом прибавок: ягоды, когда и рыбёшка! А эти, чо старшой, то и меньшой: вот ужо плетьми-то огрею! А ведь они с Костей тоже успевают: и грибы, и ёршиков с окуньками на ушицу нарыбалят. Не без рук поди! Понимают: в хозяйстве помощь нужна! Но лучше маменьке не перечить! А то совсем разгневается! Уж скорее бы на ученье отправиться. Тобольск представлялся мальчику похожим на столицу государства российского. Ведь в Тобольске, по рассказам тех, кто бывал в этом городе, есть кремль, единственный в Сибири. Сколько там мест, хранящих историю завоеваний Ермака! И леса в округе могучие. Не то что их колки! И река Иртыш весной широко разливается. И люди, наверное, живут в Тобольске особые: каждый день их освящён встречами с древней стариной! Ранним августовским утром 1880-го года Гриша Маляревский вместе с матерью приехал в заманчивый, как мечта, город Тобольск. С тех пор намного лет его жизнь окажется тесно связанной с этим городом. И вот они уже в канцелярии духовной семинарии. Мать подаёт должностному лицу заранее написанное прошение: «Вдова, дьяческая жена Александра Константинова Маляревская, просит принять сына своего Григория в семинарию и поставить на полное казённое содержание по сиротству его»… Скоро начнутся испытания. Гриша, обычно живой и бойкий, жмётся ближе к матери: его волнуют необычная обстановка и предстоящий экзамен. Рядом, также тревожась, стоят, сопровождаемые родственниками, разновозрастные кандидаты в семинаристы. Страшно заходить в большой зал, где собралась целая комиссия незнакомых строгих педагогов во главе с ректором, протоиереем Головиным. Готовясь к ответу, Гриша прислушивался к тому, что отвечают его будущие однокашники, оказавшись перед экзаменационным столом. Вот вышел к доске светловолосый кудрявый мальчик. От испуга он растерялся и не может ответить на простой вопрос: «Что есть имя существительное?» - Тогда приведи пример, - хочет помочь ему один из преподавателей. Мальчик что-то тихо шепчет про себя, но вслух сказать ничего не может. На глазах у него появляются слёзы. И тут происходит взрыв. Сам ректор семинарии встаёт со своего стула и, покраснев от возмущения, начинает кричать страшным голосом: - Ну, что ты слёзы льёшь, как дитя малое! Тебе не в семинарию поступать надо, а за мамкин подол держаться. Здесь некому тебе будет нос вытирать! Какой невежда тебя учил, если ты ерунды не знаешь! Митрофан ты этакий! Иди, садись на своё место! Сердце у Гриши ушло в пятки. Конечно, он знает, и что есть существительное, и что есть глагол и даже наречие. Но уж больно грозен отец ректор. Жалко этого мальчика – не выдержал он экзамен. Что теперь с ним будет, может быть, он сирота, и мамки-то никакой у него нет. Когда подошла Гришина очередь отвечать, он, несмотря на страх, сумел без запинки рассказать басню Крылова «Мартышка и очки», решить задачку в два действия и бойко определить части речи в длинном, запутанном предложении. Лицо ректора посветлело: «Этот, по всему видно, будет первым учеником! – с удовольствием заявил он. Каково же было удивление Гриши, когда при выставлении оценок, Головин объявил положительный балл светловолосому мальчику. - Значит, он тоже будет принят на учёбу, - порадовался за него Гриша. Позже, учась у ректора, который преподавал нравственное богословие, Григорий понял, что за внешней вспыльчивостью и грозными разносами Головина скрывается большая душевная доброта, благожелательность, умение понять воспитанника. Он крайне редко ставил неудовлетворительный балл за экзамен. Выйдя из себя при неудачном ответе ученика, Петр Дмитриевич разражался таким градом страшных слов и угроз, что весь класс замирал. А виновник вспышки гнева, изгнанный от экзаменационного стола, понурив голову, садился на своё место. Но вот проходило несколько минут, и ректор, обращаясь к прогнанному ученику, давал ему задание просмотреть по учебнику плохо выученный материал. В конце экзамена Головин его снова спрашивал и ставил положительный балл. Испытания успешно пройдены. Гриша зачислен на казённый кошт. Довольная тем, что сын пристроен, мамаша, наскоро поцеловав мальчика – нечего разводить антимонии! – перекрестив и наказав вести себя примерно, поспешила на пристань. Ей надо было успеть на пароход: следующий пойдёт только через несколько дней. К этому времени семинария полностью перешла из монастырского корпуса в новое здание, построенное в 1875-м году. Огромное двухэтажное строение покоем простиралось на три стороны света. Толстые кирпичные стены, большие удлинённые окна, сводчатый коридор, массивность и основательность делали его похожим на неприступную крепость и вызывали мысли о твердыни православия. Проводив мамашу, Гриша понемногу стал приходить в себя. К новичкам пока не приставили воспитателя, так как часть мальчиков ещё дожидались своей очереди на экзамен. Воспользовавшись этим, новоиспечённый семинарист решил поближе познакомиться с местом, где ему предстояло учиться. Ведь он был так взволнован предстоящим испытанием, а потом прощаньем с матерью, что не замечал ничего вокруг. Теперь же ему сразу бросились в глаза красивые округлые своды длинного коридора, который проходил через всё здание. У окон, выходящих в коридор, были необычные подоконники, с сильно скошенной к полу плоскостью. «Это, наверное, для того чтобы ученики не могли на них сидеть», - подумал догадливый мальчик. На второй этаж вели целых три лестницы с металлическими широкими ступенями. Одна, посередине здания, - видимо, парадная: пошире и поположе. Две другие, гораздо круче, находились по углам коридора. В середине каждой из них вместо площадки были винтовые ступеньки, располагающиеся веером. «Если будешь бегом спускаться с такой лестницы, можно и голову разбить. Специально сделано, чтобы семинаристы учились всегда ходить степенно и важно: ведь они будущие священники», - пришло в голову Грише. Любознательному мальчику всегда хотелось найти объяснение непонятному или необычному для него. Коридор второго этажа, тоже со сводчатым потолком, то расширялся и переходил в рекреацию, то становился узким. Очень хотелось Грише заглянуть в комнаты, но сделать это он не решился. Так произошло первое знакомство мальчика с учебным заведением, которое на несколько лет заменило ему родной дом. Далеко от дома и близких Гриша чувствовал бы себя совсем одиноким, если бы не доброе участие Анны Николаевны Дёминой, под опеку которой отправила его мать. Анна Николаевна была сестрой второго мужа Александры Константиновны. До конца своей жизни Григорий Яковлевич сохранил в своей душе благодарность этой женщине, сердечную привязанность к ней, которую он ласково называл тётушкой. По сути дела это был почти первый человек, проявивший к мальчику теплоту и душевность, мягкость и даже снисходительность. Спустя много лет, находясь далеко не только от Тобольска, но и от России, Григорий Яковлевич напишет своей тётушке: «Как это было давно: сорок четыре года тому назад, 1-го августа 1880 года, я тринадцатилетним неотесанным мальчуганом приехал к Вам в Тобольск, в Ваш и тогда уже старенький, но такой милый и уютный домик… Дай Бог Вам доброго здоровья и всего хорошего».14 Режим жизни и обучения в семинарии был строгим и напряжённым. Поведение семинаристов – от времени побудки до отхода ко сну – регламентировалось обязательными правилами; запрещались самовольные отлучки в город и общение со сверстниками вне семинарии, свободная форма одежды, пресекались пустые разговоры и ничегонеделанье. Не все мальчики были готовы к такой жёсткой дисциплине. Многие замыкались в себе, находились в постоянном нервном напряжении, некоторые предпринимали попытку сбежать. Грише, несмотря на то, что он привык к постоянной требовательности матери, к обязательному выполнению порученных ему дел по хозяйству, тоже приходилось нелегко. Подчас ночью мальчик плакал в подушку, так хотелось ему домой, на вольную волюшку. Ведь как ни строга была родительница, а всё же – не удержишь птичку в клетке – бывали у него не только свободные минутки, но и целые часы. И тогда он самозабвенно играл с товарищами, убегал в лес, наблюдал за ящерками около колодца или читал, растянувшись на крыше их невысокого домика. Да мало ли дел у мальчика, когда его отпускают из-под домашнего надзора на свет Божий. А иногда, чего греха таить, и убежишь без спроса – так захочется вырваться из тесного дворика в поле, на речку, на широкий луг за поскотиной – хоть и знаешь: не миновать после возвращения наказания от мамаши. Однако, поступив учиться, Гриша понимал: семинария для него – единственный путь к образованию. Ничего так страстно не хотел мальчик, как много узнать, выучиться, а, может быть, даже самому стать учителем! Ради этого надо было вытерпеть всё! Тем более, что в семинарии Григорий содержался на казённый счёт как сирота по отцу и как отличник. А ещё поддерживала тётушка, Анна Николаевна. Как радовался мальчик, когда ему разрешали по праздникам отлучиться из семинарии и навестить её! Анна Николаевна приходила за Гришей утром, сразу после службы в церкви, нарядная, в шёлковом тёмном платье с глухим воротником; накинутая на плечи шаль заканчивалась длинной цветной бахромой, а на гладко причёсанных прямых волосах красовалась белоснежная кружевная наколка. Тётушка крестила и ласково обнимала мальчика, а потом, не торопясь, душевно разговаривая, они шли по тобольским улицам, пыльным летом и занесённым снегом зимой, к её небольшому аккуратному домику, который «глядел на мир в три окошечка». Дома, переодевшись в тёплый капот, она становилась такой простой, милой, родной. Как приятно пахло ванилью и корицей в её кухоньке! Как вкусны были пышная сдоба и маленькие пирожки с капустой и грибами! Какими уютными казались невысокие комнатки, украшенные милыми сердцу тётушки вещичками: вазочками с засушенными цветами; деревянными шкатулочками; крохотными, как кукольными, чашечками и блюдечками из тонкого, полупрозрачного фарфора; пасхальными яйцами! Каждая из них хранила в себе свою историю, была дорога памятью, и Анна Николаевна любила, от души угостив Гришу всякими вкусностями, рассказывать ему о прошлом, воплощением которого являлись для неё эти предметы. Часто воспоминания тётушки о молодости сопровождались рассматриванием фотографий в старинных альбомах. Тяжёлые кожаные переплёты с причудливым полустёртым тиснением; толстые картонные страницы, медные застёжки с хитроумным замочком, который запирал их, - всё это было очень интересно! И так не хотелось возвращаться в семинарию с её мрачными, тёмными коридорами, холодной неуютной спальней, строгими учителями и требовательными воспитателями! Летом монастырский двор-сад, с большими тенистыми деревьями, покрытый зелёной травой, был излюбленным местом прогулок семинаристов в свободное время после ужина. А зимой в середине его строили изо льда и снега «библейскую» пещеру, в которой родился младенец Иисус. Семинаристские умельцы делали из снега и фигурки волхвов, пришедших поклониться божественному ребёнку. Поодаль громоздилась радость и младших, и старших учеников – разрешённая забава – высокая ледяная горка-катушка. То-то весело было лететь во весь дух с самой вершины её на застывшей от холода рогоже и потом ещё долго катиться по гладкой, блестящей дорожке, и снова залезать наверх, шутливо расталкивая зазевавшихся товарищей! Молоденькие монахи, чинно гуляющие по расчищенным аллейкам сада, с завистью наблюдали за раскрасневшимися семинаристами: им такая потеха не дозволялась. Кататься на лыжах и коньках - ещё не было принято в то время среди учащейся молодёжи, тем более у семинаристов, и горка – единственное развлечение, которое скрашивало монотонное течение их жизни зимой. Григорий очень любил читать и, как когда-то его отец, являлся частым посетителем семинарской библиотеки. Преподаватель словесности был человеком просвещённым. Много знал о жизни и писательском труде классиков 18-го века, не чуждался и новой литературы; почитал Пушкина и Гоголя. Он не только приобщал семинаристов к книгам, но и прививал потребность и любовь к чтению. Хотя творчество современников-беллетристов не входило в учебную программу семинарского курса, он рассказывал своим ученикам о том, чем интересны книги Фёдора Достоевского, Ивана Гончарова, Николая Лескова. Самым любимым его писателем был Иван Сергеевич Тургенев. Учитель с восхищением говорил о его многостороннем таланте: перу Тургенева подвластны рассказы и повести, романы и статьи, даже стихотворения. На уроках русского языка учитель словесности часто давал семинаристам в качестве дикта небольшие стихотворения Тургенева. Особенно он любил одно из них, под названием «Русский язык», недавно опубликованное автором. - Дети! Вы только послушайте! – с восторгом говорил учитель. И начинал: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, - ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!» Прекрасное стихотворение! Золотые строки! В них сказано больше, чем в ином многотомном труде! - Разве это стихи? – удивлённо спросил Гриша. - Да! Дети! Пусть вас не удивляет необычность такого стихотворения. Правильно, здесь нет рифмы. Что такое рифма? Мы с вами говорили о ней. Вспомните стихи Александра Пушкина. Ну-ка, Гриша, скажи, что называется рифмой? - Рифма – это созвучное окончание слов в стихе. - Молодец! Но есть такие стихи - без рифмы. Литераторы называют их стихотворениями в прозе. Они основаны только на ритме. Вы помните, что такое ритм? - Это такт, - высказался один из мальчиков. - Ну что ж, можно сказать и так, - согласился с ним учитель. – У Ивана Сергеевича Тургенева, кроме «Русского языка» есть ещё много стихотворений в прозе. Он был большим мастером в создании их. А как чудесны его повести: «Ася», «Дворянское гнездо»!.. Гриша любил уроки словесности. Мнение учителя было для него очень весомым. Мальчику хотелось самому прочитать сочинения г. Тургенева, но, к сожалению, в семинарской библиотеке почти не было произведений современных писателей. Однажды, в начале осени 1883 года, преподаватель словесности пришёл на урок мрачный и какой-то поникший. - Господа, - обратился он к ученикам. Пятнадцатилетние «господа» притихли и стали переглядываться. Учитель словесности обычно называл их «дети» или «мальчики». Обращение «господа» по отношению к ним значило, что он ими очень недоволен. - Господа! – повторил наставник. – Случилось большое несчастье в жизни российского государства: скончался талантливейший писатель, носитель добра и светлых идеалов жизни – Иван Тургенев. Вся империя наша скорбит об усопшем даровании и желает почтить его память. Семинария тоже вносит свой вклад в это благородное деяние. Я вас всех, господа, приглашаю на литературные чтения, посвящённые писателю Ивану Сергеевичу Тургеневу, истинному другу человечества. Через несколько дней в семинарии была отслужена панихида по усопшему автору. Ректор, Пётр Дмитриевич Головин, произнёс речь, «в которой И. С. Тургеневу как писателю и человеку воздана была должная дань уважения».15 Гриша и его товарищи с большим интересом собирались по воскресным дням, после литургии, в одной из классных комнат, где наставник словесности вёл литературные чтения. Он представлял семинаристам рассказы из цикла «Записки охотника» и любимые им стихотворения в прозе. Читал мастерски, входя в образ каждого персонажа, и его голос придавал ещё большую выразительность картинам, созданным талантом Тургенева. Часто на литературных чтениях присутствовал сам ректор. Вглядываясь в увлечённые повествованием лица учеников, он одобрительно кивал головой преподавателю словесности. К середине 80-х годов XIX века семинарская библиотека разрослась, частично за счёт пожертвований, которых делалось немало и деньгами, и книгами. Так, например, в 1882 году « были пожертвованы именитым лицом, известным в городе Перми по своей деятельности на пользу земства и учёным трудом Д. Д. Смышляевым, следующие полезные для воспитанников духовной школы книги: «Еврейские древности» в 4-х экземплярах, сочинение Мунка… и 4 брошюры автора-пожертвователя под заглавием «Мёртвое море и нечестивый Пентаполь».16 При библиотеке появился читальный зал; теперь семинаристам не надо было портить глаза, сидя при сальных свечах: в читальном зале было хорошее освещение. Григорий особенно любил читать книги по географии. Ему хотелось больше узнать о разных странах: их климат, народонаселение, флора и фауна, устройство общества в прошлом и настоящем. Интересовали его не только далёкие государства, но и близкая, родная Сибирь: как много тайн она ещё хранит! Её недра, крайние земли у Северного Ледовитого океана, народы, населяющие тундру, - всё это «терра инкогнито»-земля неизведанная. Как прав одописец Михайло Ломоносов, сказавший, что земля Российская Сибирью прирастать будет! Велик подвиг казака Ермака Тимофеевича, завоевавшего Сибирь для России! Гриша знал, что в семинарской библиотеке хранится редкость – Сибирская летопись. Сам великий писатель Дмитрий Карамзин пользовался реликвией и называл её новой Сибирской летописью. Авторство этого произведения покрыто тайной. Некоторые учёные считают, что её создателем был тобольский мещанин, ямщик Илья Черепанов, и на этом основании называют её «Черепановской». Другие, в том числе и лица духовного звания, утверждают, что она составлена при Тобольском архиерейском дворе, поскольку писал её человек учёный. Столько там собрано сведений о Сибири – статистических, географических, естественноисторических, этнографических, так искусно она написана: ясно – это мог сделать только человек начитанный и образованный. Однако Грише больше по душе была первая версия. « Ну и пусть Черепанов – только мещанин. Может быть, он много читал, раз он ямщик – значит, часто ездил по Сибири и знакомился с разными сторонами её жизни, беседовал со стариками, они могли ему рассказать то, что сказывали им их деды», - рассуждал молодой человек. Ему очень хотелось познакомиться с реликвией. И отец библиотекарь, видя серьёзность семинариста-старшеклассника, позволил ему не только взять в руки это чудо, но и познакомиться с его содержанием. Летопись начиналась со времени Ермака, она подробно рассказывала о его подвигах, завоеваниях, о его преждевременной кончине. Грише посчастливилось подержать в руках и даже полистать другую редкостную библиотечную ценность – раритетное издание Евангелия первопечатником Иваном Фёдоровым в 1581 году. Оно появилось в семинарской библиотеке из архиерейского дома, где значительное время скапливались и хранились богослужебные книги, в своё время отобранные у раскольников. Это была небольшая книжка в потёртом кожаном переплёте с двумя полуоборванными застёжками. От времени она сильно обветшала, листы стали отделяться от переплёта. Отец библиотекарь предварительно долго и довольно занудно твердил о том, что с ней надо обращаться предельно осторожно, что он рискует головой, если с ней что-нибудь случится, что, может быть, её лучше оставить в покое. И только после горячих заверений юноши в предельно трепетном отношении к раритету разрешил Григорию посмотреть книгу. Однако сам на всякий случай не отходил от неё и зорко следил за тем, чтобы ей не был нанесён малейший урон. Гриша осторожно перевёртывал листы. Их края почернели, а середины сделались жёлтыми. По краям листов имелись небольшие шёлковые закладочки. Печать книги была мелкая, но довольно чёткая. Один листок вырван и заменён вставочным – рукописным. К Евангелию имелось послесловие: «Бога благаго благостию и человеколюбиемъ въ благодати Господа нашего Иисуса Христа, по действу Святаго Духа, начатаи совершена бысть сiя книга новаго завета повеленiемъ благочестиваго князя Константина Константиновича…мною грешнымъ Iоанномъ Фёдоровым, сыномъ з Москвы…».17 На обороте этого листа чётко отпечатался вензель И. Фёдорова. - Ну, достаточно, насмотрелся – и хватит, - нетерпеливо сказал отец библиотекарь. Он ловко подсунул под переплёт застёжки и быстро унёс книгу обратно в хранилище Привлекало Григория и естествознание. Он зачитывался книгами по химии, физике, биологии. Со временем юношу перестали удовлетворять знания, получаемые на уроках, не находил он ответа на многие вопросы и в ученической библиотеке. Ему хотелось более глубоко проникнуть в мир наук. Молодой человек твёрдо решил после окончания семинарии учиться дальше. Учёба в семинарии Григория Яковлевича пришлась на время после больших перемен. Они были связаны с преобразованиями в духовном обучении, предпринятыми Императором Александром II: он значительно увеличил финансирование духовных учебных заведений, что сказалось и на жаловании наставников, и на содержании их воспитанников. Произошли качественные изменения и в программе обучения. Реформа завершилась в 1867-м году, однако до Тобольской семинарии она дошла позже, в 1875-м году. «Но мы уже достаточно испытали благодеятельные последствия преобразования», - пишет Н. Сырцов.18 С 1877-го по 1904-й год Тобольской духовной семинарией руководил протоиерей Пётр Дмитриевич Головин. Целых 27 лет он «нёс послушание ректором». Это был прирождённый педагог-гуманист. И. А. Бирюков, бывший воспитанник и преподаватель семинарии, пишет о нём в своих воспоминаниях: «Всем воспитанникам Тобольской семинарии хорошо известно, что это была олицетворённая доброта, снисходительность и любовь по отношению к её питомцам».19 Действительно, П. Д. Головин мало напоминал обычный тип начальника, в большинстве случаев сухого, холодного, стоящего на букве закона, не считаясь с чувствами подчинённых. Он был человеком незаурядным во многом и, прежде всего, в отношении к семинаристам. Ярко выраженный холерик по темпераменту, он часто выходил из себя, вспыхивал, как порох, когда перед ним представал вызванный на беседу провинившийся семинарист. Пётр Дмитриевич устраивал нарушителю настоящую головомойку с криками, размахиванием руками, гневными словами и угрозой исключения. Однако когда на педагогическом собрании семинарского правления решался вопрос об увольнении этого воспитанника из семинарии, Головин был первым заступником и ходатаем за него. Ректор выступал с проникновенной речью, в которой старался убедить преподавателей в том, что провинившийся не конченый человек, а эксцессы в его поведении объясняются переходным возрастом, влиянием наследственности и вредным воздействием товарищей. Поэтому юноше надо дать шанс к исправлению, оставив его в учебном заведении, хотя бы до первого замечания. Пётр Дмитриевич всегда был так искренен в этой защите, так старался привести аргументы, извиняющие и смягчающие проступок ученика, что большинство членов правления, даже те, кто считал подобное отношение педагогически вредным, соглашались с ним. И вторично вызванный к ректору виновник после вторичного шумного разноса распалённого ректора получал «отпущение грехов» с предупреждением об увольнении при малейшем нарушении в поведении. Но проходило некоторое время, и педагогическое правление снова должно было решать участь этого же ученика, совершившего новый проступок. Всё повторялось заново. Некоторые педагоги относились к такому заступничеству ректора резко неодобрительно, считая, что это роняет авторитет правления и самого начальника. В какой-то степени с ними можно было согласиться. Семинаристы знали, что за вспышками гнева отца ректора скрываются доброе сердце и снисходительность. Некоторые этим злоупотребляли. Тем не менее, большинство педагогов понимали, что Головин руководствуется принципом: «не навреди». Он опасался скороспелых решений, которые могут навсегда поломать жизнь молодого человека, и поэтому старался дать виновному шанс исправиться, окончить курс обучения и, таким образом, определить своё место в жизни. И почти всегда его надежды оправдывались. «Многие из воспитанников, только благодаря заступничеству и ходатайству Головина, могли окончить семинарский курс и сделаться полезными членами общества и деятелями на церковном и государственном поприще», - писал после смерти ректора в своей большой статье, ему посвящённой, И. Бирюков, закончивший Тобольскую духовную семинарию при Головине и проработавший с ним, после окончания Казанской духовной академии, 17 лет.20 Ректор строго следил за тем, чтобы семинаристов хорошо кормили, сам проверял чистоту постельного белья в спальнях, учил педагогов и воспитателей сочетать требовательность с добротой, уважать в семинаристах человеческое достоинство. Он понимал, что ученики семинарии, особенно младшие, - это дети, практически живущие без родительской ласки и внимания, и старался создать в семинарии, насколько это было возможно по строгому уставу, психологически приемлемую атмосферу. «Он был для нас отцом… И как дети к отцу, шли мы к нему со всеми своими нуждами и заботами, обращались к нему в критические минуты, которые иногда бывают в нашей жизни. Шли смело, не боясь встретить холодное равнодушие. И мы никогда не ошибались,.. его готовность помочь нам и делом и советом... оставила неизгладимый след в нашей душе».21 Пётр Дмитриевич Головин отличался энциклопедическими знаниями, широтой интересов, неиссякаемой энергией и редкой трудоспособностью. Он был прекрасным администратором и реформатором: именно при нём произошло прогрессивное преобразование семинарии, он ввёл в учебно-воспитательный процесс очень много нового. Относясь с душой ко всем семинаристам, Пётр Дмитриевич особенно выделял из их среды тех, кто любил учиться, занимался самообразованием и добивался хороших успехов. Он всячески поощрял таких учеников добрым словом, награждал книгами из своей личной библиотеки и даже делал некоторые поблажки: разрешал сидеть за книгами после общего отхода ко сну. Гриша Маляревский входил в их число. Григорий любил участвовать в диспутах-беседах, которые ректор изредка устраивал для воспитанников, наиболее отличившихся в учении, у себя в квартире при семинарии. Это был свободный обмен мнениями между ректором и семинаристами по сложным богословским вопросам. Разрешалось не только высказывать свою точку зрения, но и возразить самому ректору. Единственное условие – веская и логичная аргументация. Таким образом, семинаристы учились обосновывать свою позицию, говорить ясно, чётко, убедительно. После диспута воспитанникам предлагалось угощение: скромная закуска, чай со сливками и свежеиспечённые булочки (естественно, в скоромные дни). Часто чай разливала сама жена Петра Дмитриевича, Екатерина Сергеевна, рано поседевшая женщина с простым приветливым лицом. За чаем шли уже совсем другие разговоры. Ректор вспоминал своё детство и юность, расспрашивал учеников об их родных, о том, как они проводят время на летних вакациях, рассказывал интересные случаи из своей жизни, постепенно вовлекая в беседу всех присутствующих. Такая непринуждённая обстановка помогала семинаристам, постоянно зажатым в тиски строгих установлений, психологически раскрепоститься и почувствовать себя свободно. Гришу особенно поразило то, что многое в детстве ректора было похоже на его собственное детство: раннее сиротство по отцу, угнетающая бедность, учёба в духовной семинарии на казённый счёт… - Вот почему отец ректор всегда добр и даже снисходителен к нам, - понял юноша и ещё больше стал уважать руководителя семинарии. А ещё он подумал: «Значит, и я смогу выучиться и добиться многого в жизни, так же, как Пётр Дмитриевич». По большим церковным праздникам – Рождество Христово, Пасха – старшие семинаристы должны были посещать торжественное богослужение в кафедральном соборе Софии. После окончания службы ученикам разрешалось погулять по городу. Гриша давно заметил в ограде забора Софийского двора - маленькую незаметную калитку. Откроешь её – и попадаешь на ветреный простор Троицкого мыса. Там, с высоты птичьего полёта, раскрывается удивительно величественная панорама нижнего города, так называемая «подгора», с ярко вычерченными линиями улиц, видными издалека белыми купеческими особняками, причудливым переплетением мелких речушек, впадающих в Иртыш. И, конечно, Знаменский монастырь с «альма матер» – духовной семинарией. Он – жемчужина среди простых галек: каменный красавец, окружённый одноэтажными деревянными домами; не помпезен, но величав. А за городом, свободно раскинувшимся внизу, - ты, как богатырь на распутье, – выбирай своему взору дорогу: смотри в любую сторону. Если посмотришь прямо – необъятная вольница лугов, полей, проток, и, наконец, на самом-самом горизонте блестит узкой лентой голубоватый Тобол. Повернёшь голову влево – там, заслоняя своей грудью город от невидимых врагов, круто поднимается тридцатиметровый Панин бугор, безлесые склоны которого выходят прямо на подворья горожан. Взгляд, обращённый направо, восхищают текущие плавно и лениво серые воды широкого Иртыша – главной водной дороги Западной Сибири. А за могучей рекой – снова необъятный простор низкого прибрежья. И над всем этим Божьим великолепием раскинулось небо, которое кажется одновременно и близким, и далёким, холодным, и ласковым. Григорий любил сидеть на Троицком мысу, у самой кромки чуть осыпающегося земляного края и повторять про себя слова стихотворца Гавриила Державина: «Я - Бог, я – червь, я – царь, я – раб!» Здесь родилась его любовь к Тобольску, который он станет считать своей второй, после Кургана, родиной. Так шло время… Детские грустные сны сменились юношескими, полными предчувствия чего-то нового, светлого, интересного… Семинария часто устраивала чтения религиозно-просветительского характера для жителей города. Чтения проходили в церквах Знаменского монастыря и в Михайло-Архангельской церкви. На них собиралось много народу. Семинаристы рассказывали прихожанам об известных религиозных и культурных деятелях прошлого: о Патриархе Гермогене, великом учёном и литераторе Ломоносове, зачинателе литературы Сибирской архиепископе Киприане Старорусенове. В основном, конечно, тематика религиозно-нравственных чтений была богословской: «О религиозно-нравственном воспитании под руководством слова Божия», «Богатство не препятствует входу в Царство Небесное», «О силе веры», «О родословии Иисуса Христа». В самой семинарии регулярно проводились торжественные вечера, посвящённые памяти людей, выдающихся своими заслугами перед православной церковью, Отечеством, наукой и культурой. Когда Григорий учился уже в VI классе, для старших воспитанников были введены внеклассные уроки медицины, чтобы будущие священнослужители познакомились с её основами. «Потребность в этом тем ощутимее, что в Тобольской губернии врачей мало, и народ (особенно дети), лишённый врачебной помощи, умирает во множестве, или – среди него распространяются болезни, окончательно разрушающие здоровье целых масс. Быть может, приходской священник, запасшись в семинарии некоторыми сведениями по медицине, спасёт потом в своём приходе от преждевременной смерти не один десяток людей», - утверждалось в заметке об открытии уроков медицины при Тобольской духовной семинарии в газете «Тобольские епархиальные ведомости».22 Гриша понимал важность этих уроков, всегда посещал их, тщательно записывая за учителем сведения по анатомии, признаки тех или иных заболеваний. Однако в душе он отдавал предпочтение практическим ремёслам, которым обучали семинаристов: токарному, столярному и переплётному делу. Особенно интересовало его переплётное мастерство. Ему нравился сам процесс превращения старой, растрёпанной, казалось, отжившей свой век книги, в новенький томик, приятно пахнувший коленкором. Даже запах столярного клея, от которого многие его одноклассники морщились и отворачивались, не мешал ему получать удовольствие от работы над новой «одеждой» книги. Ещё на первых этапах функционирования Тобольской духовной семинарии предполагалось, что её выпускники будут не только церковнослужителями, но и преподавателями в духовных школах, особенно в сельских, церковно-приходских. Прежде всего, по требованиям того времени, они обязательно должны были вести уроки Закона Божьего. Но чаще всего их роль в преподавании этим не ограничивалась. Подчас практически они становились единственными учителями на селе. Поэтому руководство семинарии было озабочено тем, чтобы её воспитанники имели не только прочные знания, но и определённую подготовку в области педагогики и методики преподавания. В сентябре 1885-го года состоялось открытие при Тобольской семинарии Образцовой школы. Её назвали Кирилло-Мефодиевской в честь великих славянских просветителей. Она была предназначена для безвозмездного обучения детей «из самых бедных, самых близких к крестьянству слоёв городского населения»23 «Закону Божию, церковно-славянскому языку по часослову и псалтири, начальным правилам арифметики, письму и церковному нотному пению».24 В первый год существования в школе обучалось 34 мальчика в возрасте от 8 до 12 лет, во второй год их было уже в 2 раза больше. Дети получали бесплатные учебники и учебные принадлежности: бумагу, карандаши, перья, аспидные доски и др. Многим сиротам оказывалась материальная помощь в виде выдачи одежды: валяных сапог, шарфов, рукавичек, рубашек, пальто. В «Записке об Образцовой школе» указывалось, что важной задачей её является подготовка воспитанников старших классов семинарии к педагогической работе. Для этого в первый год её существования из числа семинаристов 6-ого класса каждый день поочерёдно назначались по 2-3 человека, которые проводили весь учебный день в школе, присутствовали на уроках и таким образом знакомились с приёмами преподавания. С 1886-87 учебного года такую практику стали проходить и семинаристы 5-го класса. С этого времени практиканты назначались по одному: пятиклассники – в младшее отделение, шестиклассники – в старшее. Они были не только слушателями преподавателей школы, но часто и сами под контролем постоянного учителя проводили занятия в своём отделении. Три дня в неделю: в понедельник, среду и пятницу – школьники на четвёртый урок приходили в семинарию. Здесь занятия с ними вели семинаристы, присутствовавшие накануне в школе в качестве наблюдателей; они повторяли с мальчиками то, чему учил их преподаватель. Все остальные семинаристы и 5-го, и 6-го классов должны были при этом присутствовать и внимательно следить за товарищем, отмечая достоинства и недостатки его урока. Здесь же находились преподаватель дидактики и учитель Образцовой школы. После данного урока на предмете «Дидактика» происходило его обсуждение. Таким путём осуществлялось соединение педагогической теории, изучаемой на уроках дидактики, с практическими навыками, приобретаемыми при занятиях в Образцовой школе. Часто учитель школы или сам преподаватель дидактики давали образцовые уроки, на которых обязательно присутствовали воспитанники 5-го и 6-го классов семинарии. Для них в классах школы позади ученических парт стояли скамьи, вмещающие более 40 человек. Несомненно, функционирование Образцовой школы при семинарии приносило двойную пользу. С одной стороны, она давала единственную возможность воспитанникам семинарии практически подготовиться к педагогической деятельности в церковно-приходских училищах, которая предстояла, в связи с активным развитием народного просвещения в конце 19-го века, большинству выпускников. «Нет сомнения, что внимательные и наблюдательные из них ознакомились с детскими склонностями и привычками, а чрез то с практически применимыми приёмами преподавания детям различных отраслей знания. Для таких учителей их будущая церковно-приходская школа не будет новою и неизвестною почвою, и они, без особенного затруднения, могут вести в ней обучение».25 С другой стороны, новые методики, опробованные практикантами, старательность и интерес к процессу обучения, любовь к детям и искреннее желание освоить как можно лучше педагогическое дело большинства семинаристов вызывали в школьниках ответное желание лучше, прилежнее учиться. Гриша Маляревский был одним из лучших практикантов Образцовой школы. Ему нравилось следить за тем, как умело, логично и последовательно строят свои уроки опытные преподаватели семинарии, дающие примерные уроки в Образцовой школе. Учителем школы Епархиальный училищный Совет назначил недавнего выпускника семинарии Владимира Румянцева. Во время обучения он был одним из первых учеников, особенно отличался своими умением и способностями вести занятия в воскресной школе. Несколько старше своих одноклассников, Румянцев успел до семинарии побывать руководителем школы девиц, открытой его отцом священником в Юргинском районе. Григорию нравился этот серьёзный, целеустремлённый человек, и, хотя разница в их летах была не так велика, он относился к нему с большим уважением и даже почтением. В глубине души Гриша даже немного завидовал Владимиру, тому, что он - уже состоявшийся в жизни человек, который занимается любимым делом. Наблюдая за тем, как Румянцев ведёт урок, как просто он объясняет детям новый материал, как непринуждённо общается с ними, как тянутся к нему ученики, Гриша очень хотел быть похожим на него. Он внимательно следил за ходом урока, стараясь запомнить на будущее самые действенные способы обучения школьников. Юноша даже завёл себе большую толстую тетрадь, в которую заносил все свои впечатления от посещённого урока. Листы этой тетради он разделил на две части. В первой – главной – записывал ход ведения урока, а во второй – свои замечания и соображения. Иногда ему казалось, что урок мог бы быть построен иначе, тогда в тетрадке он подробно записывал свой вариант его проведения. Вспоминая однообразные занятия в сельской школе своего детства, Григорий задумывался над тем, как можно было бы заинтересовать учеников, придумывал способы более доходчивого объяснения сложного материала. Занятия семинаристов в Образцовой школе были построены так, чтобы каждый из них обязательно пробовал себя в ведении всех предметов, изучаемых в ней. Причём по каждой дисциплине чётко определялись цели и задачи преподавания, умения и навыки, которые должны приобрести школьники. Например, по предмету «Закон Божий», одному из главных, - ученики должны были знать молитвы на славянском языке и их перевод на русский язык, понимать их содержание и смысл. Для этого законоучитель и практиканты объясняли детям значение отдельных славянских слов и выражений, находя соответственные и понятные им слова в разговорном языке. Чтобы дети лучше поняли молитвы, их иллюстрировали небольшими историческими рассказами. При изучении Священной истории использовались репродукции картин, наглядно рисующие образы и события Ветхого и Нового заветов. На уроках русского языка школьников младшего отделения учили, чётко соблюдая правило постепенного перехода от простого к сложному, читать и писать. В старшем отделении в основном занимались чтением и пересказом прозаических текстов, заучиванием басен и стихов с целью приучить детей к неторопливому, внятному, выразительному чтению с усвоением основных мыслей читаемого. При этом текст обязательно разбирался по вопросам, цель которых «навести детей на правильное суждение о действующих лицах, их взаимных отношениях, личных качествах и вытекающих из этого поступках, о цели, причинах, последствиях того или иного поступка».26 Уроки в начальных церковно-приходских школах дореволюционного периода имели свою специфику: один учитель одновременно вёл занятия в трёх отделениях - младшем, среднем и старшем. Для осуществления этого была разработана специальная методика, суть которой заключалась в том, что двум отделениям учитель давал самостоятельное задание, а с одним вёл активное занятие. Однако в семинарской образцовой школе было только 2 отделения: старшее и младшее. Неопытным семинаристам было бы очень затруднительно вести занятия сразу с тремя группами учеников. Григорий навсегда запомнил свой первый самостоятельный урок по обучению русской грамматике. Предварительно урок был продуман и обсуждён с учителем Румянцевым; чётко определена цель - познакомить учеников старшего отделения с понятиями: предмет, предложение, главные члены предложения; повторить с младшим отделением написание и употребление в словах буквы «у». В начале урока Григорий раздал всем ученикам аспидные доски и грифеля. Старшим он дал задание письменно перечислить то, что они видят в классе. А потом обратился к младшему отделению: - Ну-ка, дети, скажите мне, письму какой буквы вы учились на прошлом уроке? Хор голосов ответил: «Букве «у»! - Правильно! А кто помнит, из каких частей она состоит и как пишется? Все дети подняли руки. Гриша вызвал одного ученика к доске, велел написать букву «у» и объяснить её написание. - А теперь, дети, возьмите в руки грифеля и напишите на своих досках эту букву, столько раз, сколько хватит места. Пишите, не торопясь, аккуратно. В конце урока я проверю, как вы справились с этой работой. Кроме того, устно придумайте по 5 слов с буквой «у». Затем он перешёл к старшему отделению. - Прочитайте, что вы написали на своих досках. Дети стали в разнобой выкрикивать слова. - Нет, так дело не пойдёт! Читай свои слова только тот, кого я спрошу. Ученики быстро назвали, что находится в классной комнате. Дополнив их ответы, Гриша задал следующий вопрос: «А что находится у вас дома? Школьники с азартом перечисляли знакомые им вещи. - Дети, запомните хорошенько: всё, находящееся на свете, называется ПРЕДМЕТОМ. А теперь повторим это хором и потом запишем в тетрадь. - Вспомните, какие предметы находятся в лесу? На улице? В церкви? Когда учащиеся усвоили, что такое предмет, Гриша рассказал им о делении предметов на живые – одушевлённые и неживые – неодушевлённые. И велел записать это в тетрадь. - Давайте поиграем: я буду называть вам предмет; если он одушевлённый, вы поднимаете правую руку, если неодушевлённый – левую. Кто ошибётся – выходит из игры. Побеждает последний оставшийся в игре. Дети с удовольствием приняли игру. Они хотели играть ещё и ещё. Гриша сам увлёкся. Время летело быстро. Хорошо, что он всё-таки вспомнил: надо дать школьникам представление о предложении, о подлежащем и сказуемом. Он так это хорошо продумал накануне! Но из-за нехватки времени получилось очень быстро и скомкано; даже не успел проверить устное задание в младшем отделении. Его выручил учитель: «Дети младшего отделения, - сказал он, обращаясь к ним, - Григорий Яковлевич специально не спрашивает у вас сегодня примеры на букву «у», чтобы вы дома ещё над ними подумали. Следующий урок начнём с опроса этого задания». Новоиспечённый Григорий Яковлевич сконфуженно покаялся Румянцеву: «Сам не знаю, как быстро прошло время! - Ничего, Гриша! – утешил его наставник, - с опытом к тебе придёт чувство времени. Конечно, плохо, что ты не весь новый материал проработал с учениками как следует; я на следующем уроке постараюсь этот пробел восполнить. На будущее имей в виду: никогда не объясняй материал впопыхах. Надо, чтобы ученики всё поняли, чётко и крепко усвоили, тогда им захочется учиться дальше - непонятое отбивает охоту к учению. А вообще, ты для первого урока – молодец! Держался уверенно, вопросы задавал правильные, ребят ободрял – вон они у тебя как шустро отвечали. И игру интересную придумал! Поверь мне, всё у тебя получится: в тебе есть учительская искорка! Григорий хорошо усвоил этот первый урок, и пробные уроки, которые он давал, всегда оценивались на «отлично». Иногда вечерами Гриша долго не мог заснуть. Он представлял себе, как войдёт в класс и начнёт урок, как заворожено будут слушать его ученики, когда он станет рассказывать им о новом и интересном. В эти минуты сердце юноши начинало стучать сильнее: так хотелось ему стать учителем! Именно семинарская Образцовая школа пробудила в молодом человеке желание заняться педагогической деятельностью. |
Похожие:
 |
Книга Т. И. Солодовой (Матиканской) «Отзыв мыслей благородных» Книга предназначена для тех, кто интересуется историей, культурой Сибири и в целом России. Сборник может быть использован как учебное... |
|
Жизнь способ употребления Книга-игра, книга-головоломка, книга-лабиринт, книга-прогулка, которая может оказаться незабываемым путешествием вокруг света и глубоким... |
|
Книга замечательная. Именно поэтому она не просто сборник интереснейших историй, а нечто большее Почему 60 людей одновременно убеждены в том, что животное имеет право на жизнь, и в том, что человек имеет право это животное съесть?... |
 |
Методика № дифференциально диагностический опросник (ддо; Е. А. Климов) Шкалы Шкалы: типы профессий человек-человек, человек-техника, человек-знаковая система, человек-художественный образ, человек-природа Назначение... |
|
Книга учёта жизни Жизнь она всегда проще, циничнее и жёстче, чем кисельные берега мягких виртуальных форумов. Читайте жизнь отсюда, с матом, с желчью,... |
|
Книга читается легко, с живым интересом, предназначена для широкого круга читателей Текущая жизнь определила содержание повести "Неотправленные письма". Одинокий человек стремился выразить смысл наблюдаемых событий,... |
|
Документация к открытому запросу цен на право заключения договора... Тобольского регионального отделения «Тепло Тюмени» филиала ОАО «суэнко» в 2014 г |
|
Методические материалы по результатам поэтапного внедрения стандарта... Методические материалы по результатам поэтапного внедрения стандарта профессиональной деятельности педагога (педагогическая деятельность... |
|
Млодик И. Ю. М 727 Книга для неидеальных родителей, или Жизнь на... М 727 Книга для неидеальных родителей, или Жизнь на свободную тему. (Родительская библиотека). — М.: Генезис, 2009. 3-е изд. — 232... |
|
Руководство для начинающего профессиональную деятельность педагога-психолога. Челябинск, 2010г Руководство для начинающего профессиональную деятельность педагога-психолога. – Челябинск, 2010г |
|
Положение о кабинете педагога-психолога муниципального бюджетного... Настоящее Положение, регламентирующее деятельность работы кабинета педагога-психолога муниципального бюджетного дошкольного образовательного... |
|
Врач – одна из самых благородных, гуманных и необходимых профессий! В руках врача находится человеческая жизнь. Легче стать врачом, чем быть им. Врач – это не просто профессионал, это творец. Врач... |
|
Нежность к ревущему зверю книга вторая зона испытаний Все алое, подлое и низкое, глупое в конце концов не оставляет следа; его нет, не видно. А что есть? Лучшие страницы лучших книг,... |
|
"Человек тыла": его трудовая жизнь, культура и быт в тылу в годы... Человек тыла : его трудовая жизнь, культура и быт в тылу в годы Великой Отечественной войны ( 1941- 1945 гг.) |
|
Руководство для начинающего профессиональную деятельность педагога-психолога Давыдова В. И., начальник управления образования Калининского района администрации города Челябинска |
|
Владимир Николаевич Мегре энергия жизни книга 7 Владимир Николаевич... ... |