Письмо 11[87]
[Около 19 июня 1875 г.]
Mon cher general!
«Le petit bon homme n'est pas mort encored»[88]. Ox, и устала же я умирать. Как хочется умереть раз и навсегда («бесповоротно», как говорит Джон), ибо все это и вправду уже становится смешно).
Как только мне полегчает, сообщу вам в письме множество интересных подробностей. Пока что я слишком слаба. Написала в Петербург и еще в кучу разных мест.
Бетанелли пишет: «Ну не душка ли мой Джон!» Комитет пригласил его в Санкт-Петербург. Расспросите г-на Сарджента, он вам все расскажет. С дружескими пожеланиями и благодарностью
Е. П. Блаватская
Письмо 12
30 июня 1875 г.
Филадельфия
Мой дорогой генерал!
Только что получила ваше письмо из Кембриджа и спешу на него ответить. Все на первый взгляд ничего не значащие письма, которые вам диктовали духи во время вашего пребывания там, — это не что иное, как многочисленные наставления вашим американским спиритуалистам, записанные особым шифром (каббалистическим, используемым розенкрейцерами и другими Братствами оккультных наук. Я не вольна расшифровывать их вам до особого распоряжения. Не принимайте мои слова за отговорку.
Дело обстоит именно так, как я вам говорю, даю вам честное слово. Джон, конечно же, разбирается в этих шифрах, ибо он, как вы понимаете, сам принадлежал к одному из таких орденов. Бережно храните все, что получаете подобным способом. Кто знает, что еще там у них припасено для слепой Америки?)
Впрочем, кое-что могу вам открыть: те последние слова, о значении которых вы меня спрашиваете, означают, что до тех пор, пока в Америке не сумеют разобраться в спиритуализме, а точнее, в философии и мистериях,[89] не станут их понимать должным образом, до тех пор высшие духи не смогут нам оказывать никакой помощи, ибо духи низшие и неразвитые рискуют быть понятыми превратно, что привело бы к величайшим искажениям Науки Наук, а подобное ложное понимание Божественных Истин не принесло бы человечеству ничего кроме вреда. Вот в чем причина.
Джон сделал все, что мог, чтобы помочь вам, но у него, бедняги, нет разрешения на дальнейшие шаги. В результате ему теперь даже не позволяют проявляться через меня (разве что время от времени писать письма или сообщать по буквам отдельные слова), если только мы с ним не остаемся наедине, совершенно одни.
Близится время, мой дорогой генерал, когда спиритуализм придется очистить от его ошибочных толкований, предрассудков и невежественных представлений, из-за которых над нами лишь потешаются скептики и неверующие, отрицая спиритуализм и тормозя прогресс нашего дела. Спиритуализм необходимо показать тем, чем он является на самом деле, — Наукой, одним из законов Природы, одним из тех реальных фактов, без существования которых весь Макрокосм давно покатился бы кувырком и испарился, как нечто эфемерное, не имеющее под собой надежной основы, ведь он был бы тогда лишь следствием без всякой разумной причины, слепым разгулом Силы и материи, воплощением бюхнеровских безумных материалистических идей о Kraft und Stoff[90] и т. д.
Я рада, что вы будете проездом в Филадельфии. Буду счастлива увидеться с вами и вашей милой дочуркой. Но вам придется поспешить, ибо я, при всей своей хромоте, должна буду вскоре уехать по делу, не терпящему отлагательств. Я направляюсь в Бостон и его окрестности в радиусе около пятидесяти миль. В то прелестное местечко, о котором вы мне говорили, заехать не смогу. Оно мне не по пути, к тому же здоровье, нога и все такое прочее — сейчас просто чепуха и ввиду поездки отходит на второй план. Я обязана поехать, дорогой мой друг, и неважно жива буду или помру: в этом деле не может быть никаких «нет». Долг есть долг.
Олькотт уже уехал в Бостон на несколько дней, его послали туда по делу. Не знаю, успели ли вы с ним встретиться.
Иду на поправку очень медленно, но на это мне наплевать.
Только что получила письмо от профессора Бьюкенена[91], с которым мы регулярно переписываемся. В своем прошлом письме он прислал два образца автографа, чтобы я приложила их ко лбу и попыталась изобразить из себя психометриста[92]. Как только я взяла в руки его письмо, еще не зная, что же в нем такое, перед моим внутренним взором прошла череда всевозможных видений. И хотя я сочла все это лишь пустыми капризами своего воображения, я все-таки записала увиденное мною, посмеиваясь про себя, как водится.
И что вы думаете? Бьюкенен пишет мне, что никогда еще не было более точного описания предметов и действующих лиц! Похоже, я попала в яблочко, поскольку эти психометрические упражнения для меня нечто совершенно новое, никогда в жизни не пробовала ничем таким заниматься. Я попрошу нашего друга Э.Джерри Брауна дать у себя в журнале рекламное объявление о том, что я провожу психометрические сеансы и беру по 25 центов в час. Что скажете? Не слишком большую цену я заломила? Честное слово, я сама со смехом восприняла свое новое психическое открытие. Ну, чем я не кладезь сокрытых сокровищ? Сущий кладезь, как сказал бы Джон.
Приезжайте скорее, поторопитесь, и, быть может, я составлю вам компанию до Нью-Хейвена или Спрингфилда.
А сейчас заканчиваю свое послание, дабы вы его поскорее получили. Благослови вас Бог, генерал, мой дорогой друг. Похоже, в Америке у меня теперь есть несколько хороших друзей, и это тоже новое для меня дело, поскольку я не избалована такой роскошью, как искренняя дружба. Передайте вашей милой доченьке, что я ее очень люблю. Надеюсь, она не будет слишком уж сильно ругать моего бедного Джона или смеяться над этим беднягой, ведь она ему, судя по всему, действительно нравится; он часто рассуждает о ее мелодичной игре «на клавесинах».
Как он все-таки забавен, этот дух! И как ему удается все время употреблять самые смешные словечки, какие только можно услышать? Откуда он их только берет? На днях он возьми да и попроси меня надеть мою белую размахайку и быть с ним не слишком суровой, потому что, говорит, я с ним обращаюсь дряннее, чем с каким-нибудь бесштанным сопляком. Вам приходилось слышать что-либо подобное? Ну, вам-то, наверное, приходилось, но про себя я этого сказать не могу. Мне пришлось перерыть все словари, пока я, наконец, не сообразила, что размахайка — это нечто вроде капота, или robe de chambre[93]
Искренне ваша
Е. П. Блаватская
Письмо 13[94]
[Июль 1875]
К-стрит, 1200
Вашингтон, округ Колумбия
Мой генерал!
К сожалению, «человек предполагает, а Бог располагает». Лишена удовольствия личной встречи с Вами в Филадельфии. Уезжаю завтра, в среду, вечером или ночью. Отправляюсь в командировку с целью добиться возмещения ущерба, который нанес этот негодяй д-р Чайлд, доведя до безумия беднягу Оуэна. Весело же придется этим мерзавцам Холмсам с их «Барнум-шоу», когда надо будет держать ответ там, «наверху». Увидимся с вами в Бостоне, где сейчас находится Олькотт. Передайте вашей милой дочурке, что я ее люблю.
Искренне ваша
Е. П. Блаватская
Письмо 14[95]
16 февраля 1881г.
Редакция журнала «The Theosophist»
Брич-Кэнди, Бомбей, Индия
Мой дорогой генерал!
Только что прочла несколько страниц отборной площадной брани, которую пытался обрушить на мою голову этот патриарх воплощенных ослов — Робертс. Этот человек — просто водопад грязи! Сочувствую ему, но только ни капли этой грязи на меня не попало: поток, извергаемый филадельфийским грязевым вулканом, растекается у моих ног и тотчас же стекает в литературную канализацию, поглощая без остатка все номера «Mind and Matter».[96]
Но о чем я действительно сожалею, так это о том, что вам пришлось взвалить на себя все хлопоты по моей защите. Вам достаточно было бы просто задать старому забияке вопрос: взяла ли я хотя бы раз (как медиум или не как медиум) в качестве оплаты за демонстрацию подобных феноменов хоть один цент или хоть какой-то подарок от кого-либо в Азии, Европе, Америке, Австралии — в любом краю кроме разве что Африки, где я некоторое время читала лекции по теософии? И если не брала, то зачем же мне в таком случае (если я только не помешалась на оккультизме, как Робертс помешан на медиумизме), не имея никакой благой цели, тратить время и деньги и посвящать этой работе всю свою жизнь, зная, что я обречена на подобные постоянные нападки, оскорбления и наветы?
Любое дело, за которое человек берется в своей жизни, всегда к чему-либо ведет; может ли у меня быть иная цель кроме той, о которой я заявляю открыто? Я взялась за сложнейшее дело — основание Теософского Общества, и это не принесло мне, да и не может принести ни цента, но за все эти годы стоило многих тысяч тяжким трудом заработанных долларов мне и Олькотту, ибо мы с ним оказались чуть ли не единственными энтузиастами, для которых существование общества дороже не только денег, но и собственной жизни.
Так скажите на милость: к какой же еще цели я могу стремиться? К славе? Печальна же эта слава, которая дает всяким негодяям право связывать мое имя с грязными инсинуациями и платить мне за известность открытыми оскорблениями и насмешками; слава, из-за которой я теряю многих лучших друзей. Если это скептики, то они не симпатизируют нашим взглядам на духовную жизнь, если спиритуалисты — они смотрят на меня как на иконоборца, тянущегося нечестивыми руками к их родным кумирам, дабы низвергнуть оных. Такая слава отравляет мне покой моей старости, переполняет меня желчью! Вот уж действительно достойная цель!
Мой дорогой друг, могу лишь повторить вам то, что говорила с самого начала, невзирая на то, верит ли мне весь окружающий мир или нет. За исключением уже упомянутых деталей, та картина на атласе написана не мною, а той силой, которую я назвала Джоном Кингом, — силой, присвоившей себе внешность и родовое имя Джона Кинга, ибо это — родовое имя, чем и объясняется множество противоречивых утверждений, касающихся Джона Кинга, сделанных как окружающими, так и им самим в разных уголках земли. С этой силой я знакома еще с детства, но увидела его лицо, как вы говорите, много лет назад, во время одной поездки (когда г-н Блаватский был губернатором в городе Эривань, столице Армении, а не в Тифлисе). На той картине я даже цветы на венке не смогла бы так хорошо изобразить без помощи Джона.
Кстати, почему бы вам не предложить этому бедному сумасброду из Филадельфии: пусть попробует, если сможет, отыскать во всей Америке хоть один подобный отрез белого атласа (такого же размера, с таким же изображенным на нем венком, с такими же красками). Ведь если я смогла купить такой отрез, то тогда в магазинах наверняка должны быть и другие такие же? Пойдите и спросите у любого толкового продавца, имеющего дело с подобными изысканными товарами, можно ли отыскать точно такую же вещицу? О жалкий, слепой, лживый дуралей!
Что касается бумажных трафаретов, я могу целыми бушелями[97] посылать ему вырезки из-под этих самых цветочков. Я никогда не скрывала, что они у меня имеются. Более того, я неоднократно пыталась воспроизвести и фигуры, и самого Джона, и облака на других кусках атласа при помощи тех же самых обрезков из «промасленной бумаги», как он их называет. Я пыталась это сделать на дереве, на полотне, на бархате и на точно таком же атласе, но, за исключением таких цветочков, у меня никогда ничего не получалось. Полковник Олькотт всякий раз посмеивался, наблюдая за моими усилиями, ибо они постоянно приводили к самым плачевным результатам, если я не прибегала к посторонней помощи, как в том случае.
Господин Уильямс, художник из Хартфорда, иллюстрировавший книгу полковника Олькотта, может вам поведать, сколь жалкими были мои потуги, когда я изо всех сил пыталась набросать рисунок, чтобы дать художнику некоторое представление о костюме, который он хотел изобразить. Тот самый ваш портрет я тщилась воспроизвести (когда он весь был заляпан чернилами; это происходило в присутствии г-на Эванса из Филадельфии; мне пришлось устранять пятна, положив на картину свои ладони, а меня в это время держал за руки «Джон Кинг»), однако это кончилось очередным провалом. И если бы тогда чернильные пятна на летящей фигуре Кэти Кинг и на самых изящных местах картины мгновенно не исчезли, я не смогла бы послать вам сие творение, ибо на тот момент оно было безнадежно испорчено.
Напишите письмо г-ну М.Эвансу в Филадельфию и расспросите его о подробностях. Кроме него и полковника Олькотта при этой катастрофе присутствовало еще несколько человек. Я вырезала несколько десятков подобных трафаретов и с их помощью пыталась рисовать, но потерпела полное фиаско. И тем не менее, как свидетельствуют в лондонском журнале «Spiritualist» художник-портретист Ле Клир и скульптор О'Донован, я создала по крайней мере одну картину такого уровня, который, как они заявляют, не под силу ни одному из ныне живущих художников (см. «Spiritualist», April 12, 1878), то есть тот портрет. Неужели и это я нарисовала при помощи масляной бумаги и трафаретов?
Дадим высказаться по этому поводу художникам — господам Ле Клиру и О'Доновану. Первый заявляет: «В целом можно сказать, что это яркая индивидуальность. Складывается впечатление, что картина создавалась на одном дыхании, а это всегда отличает великие творения живописи. Я не могу разгадать, в какой технике выполнена работа. Сперва я подумал, что это мел, затем — карандаш, затем — тушь, но даже в результате тщательного анализа я так и не пришел ни к какому решению». Может ли М.Ле Клир, не являющийся спиритуалистом, также участвовать в заговоре? Может ли художник рисковать своей репутацией великого портретиста ради поддержания обмана?
А вот что говорит О'Доновэн: «Ле Клир, один из наиболее выдающихся портретистов, художник с более чем пятидесятилетним творческим опытом, утверждает: это картина такого уровня, что не может принадлежать кисти ни одного из известных нам современных художников. Она обладает всеми основными качествами, которые отличают портреты, написанные Тицианом, Масолино и Рафаэлем, то есть глубочайшей индивидуальностью, а следовательно, размахом и цельностью, достигшими той степени совершенства, какую только можно себе представить. Могу добавить, что картина... на первый взгляд кажется выполненной тушью, однако при более пристальном изучении мы с Ле Клиром не смогли отнести эту технику ни к одной из нам известных; чернила выглядят как составной компонент бумаги...»
Если ко всему этому добавить свидетельство нью-йоркских художников, которое вы получили в Бостоне в Кембриджском университете, свидетельство, опубликованное вами в «Spiritualist» и показывающее, что лучшие художники оказались не в состоянии определить, «в какой технике выполнена картина на атласе», то можете смело просить Робертса заткнуться! Он, наверное, тогда предположит, что портрет создавался не мною? Но у меня имеется данное под присягой письменное свидетельство очевидцев, оформленное к тому же на гербовой бумаге клуба «Лотос»!
До нашего с вами знакомства я нарисовала тем же способом еще три картины на атласе. Одну из них, с двумя изображенными на ней фигурами, я подарила нашему уважаемому другу Э.Дж. Дэвису[98]; вторую, с цветами, продала за сорок долларов доктору г-же Лозье, а вырученные деньги отдала одной голодающей женщине, вдове, дочь которой хотела изучать медицину, и я стремилась ей помочь, но на это у меня тогда не было своих личных средств. Даже не помню, сообщила ли я г-ну Дэвису, каким образом создавалась картина для него. Но г-же Лозье я про это ни словом не обмолвилась, так как она известна своим скептическим отношением к подобным феноменам.
Об этом я вам рассказываю, чтобы вы знали: я так мало пекусь о славе и так презираю деньги, что, хотя мне предлагали крупные суммы за создание подобных картин на атласе (даже без всякой связи со спиритическими манифестациями[99]), я здесь, в Америке, не нарисовала ничего кроме этих трех картин; последняя из них — выполненный красками портрет М.Стейнтона Моузеса, которого я никогда раньше не видела, но внешность которого я сразу же воспроизвела на картине. Так зачем же мне стремиться к подобной славе, не приносящей ни денег, ни вообще какой-либо выгоды?
Робертс говорит, что я «хитра, как лиса»? Ну, это скверный комплимент, совершенно неуместный в устах правдивого и проницательного редактора «Mind and Matter»; этот человек мог бы заметить, что хитрости моей не хватило даже на то, чтобы избавиться от таких роковых доказательств, как эти несчастные трафареты, — как раз наоборот, я их повсюду разбрасывала, и в итоге их как мусор убирала моя служанка! Уже одно это абсурдное противоречие демонстрирует уровень умственных способностей сего правдолюбца и степень моей «хитрости». Кстати, вы, быть может, не знаете, но филадельфийским спиритуалистам совестно, что это моя служанка сама является медиумом; нередко с лестничной клетки доносился визг этой особы, повстречавшей на лестнице или в коридоре «Джона Кинга» — могучего детину одетого в белое, который, как она выразилась, сверлил её горящими черными глазищами. И ведь она не раз видела его рядом со мною, и сама же признавалась в этом моим гостям, причем то же самое рассказала и г-жа Холмс (правда, свидетельствам последней все равно никогда не поверят). А сейчас служанка, видимо, набралась храбрости и решила покончить с привидением. Неужели теперь она носится с этими вырезками из промасленной бумаги и приписывает себе славу моего разоблачения? Надо же, какие ценные улики – просто клад, если учесть, что я экспериментировала с трафаретами в присутствии гостей (кстати, я нарисовала панно для г-жи Эймс из Филадельфии — и это происходило на глазах у г-на Эванса и многих других, пользуясь такими же шаблонами и не прибегая к посторонней помощи, поскольку изображала всего лишь цветы и фрукты) и что подобные вырезки, как я уже говорила, были разбросаны по всему дому. Много ли толку принесла генералу Робертсу пущенная им утка?
Эту картину (я имею в виду ваш портрет) я закончила за один присест, после того как управилась с цветочками и листочками (их автором, конечно же, являюсь я, горемычная). Причем многие части картины были созданы мгновенно; краски, сперва тускнели, понемногу сгущались, становились всё насыщеннее, постепенно приобретая нужный оттенок, — все было именно так, как вам описал полковник Олькотт. А те противоречия которые мудрый Робертс находит в письмах других людей, меня совершенно не касаются, ибо я за них не отвечаю. Каждый описывает все эти феномены в соответствии со своими впечатлениями, а при спиритических феноменах наблюдатели, как правило, склонны преувеличивать. И я не отступлю от того, о чем писала ранее.
Не могу понять, зачем понадобилось некоторым спиритуалистам подвергать меня такого рода нападкам! Я с самого начала стала верным другом всем истинным медиумам — иначе и быть не могло. Я верю в их медимумистические способности; я всегда выручала этих людей деньгами, даже если в результате самой приходилось оставаться без гроша в кармане. Быть может эта ненависть вызвана тем, что я решительно не считаю себя медиумом? Но если я знаю, что, кем бы я не была в девичестве, сейчас я не обладаю ни одним из общеизвестных свойств медиума, то с какой стати мне таковым себя называть? Пойди я на это, мне запросто удавалось бы самым откровенным образом околпачивать сотни людей, причем выкачивая из них деньги, и Робертс тогда первым бросился бы сражаться за меня не на жизнь, а на смерть.
Но я — не медиум. Я лишена их специфических недостатков и никогда не была под таким жестким контролем, под какой попадают эти люди. При этом я знала (если вообще на этом свете можно что-либо знать и если я, сама того не подозревая, не сошла с ума), что помимо духов, которые были людьми (и которые не в состоянии выйти за пределы земной атмосферы – царства элементариев[100]), есть тысячи других незримых сил, и сил полуразумных, и прочих невидимых сущностей, которые производят большую часть оккультных феноменов.
Я действительно верю, что некоторые, а может быть, и многие человеческие индивидуальности (разумеется не все) после физической смерти продолжают жить, и я твердо убеждена, что после смерти тела воля подобной «индивидуальности», движимая сильнейшим чувством любви или ненависти, способна на короткий срок облачиться в свой призрак, то есть в духовного двойника физического тела, и этот «двойник» некоторое время слоняется по родным местам до тех пор, пока не наступает окончательная дезинтеграция его объективных, вещественных частиц (которые иногда доступны восприятию наших органов чувств), когда сохраняются только духовные, точнее, субъективные частицы; они-то и остаются навеки запечатленными в эфире — этакой своеобразной картинной галерее, из которой ничего из того, что находится в нашей солнечной системе, никогда не исчезает!
Против чего я борюсь вместе с другими теософами, так это против откровенно абсурдных, однако возведенных в догму теорий, которые излагают и в которые сами же верят бешеные ослы вроде Робертса. Например, против теории, гласящей, что оккультные феномены производят духи умерших людей, и только людей, и что все люди: и материалисты, категорически настроенные против идеи жизни после смерти, и те, кто только и помышляет о загробной жизни, и даже малые дети, которые умерли, не успев узнать, что такое жизнь и смерть, даже мертворожденные — все становятся обитателями «Страны вечного лета» и все возвращаются!
Мой дорогой генерал, я никогда не выступала против спиритуализма, как такового, я была против отвратительного материализма отдельных его доктрин. Теперь, когда мне, как я считаю, открылась истина, моя цель — попытаться, в свою очередь, открыть ее моим собратьям, но лишь тем, кто пожелает, ибо я никогда и никому не навязываю своих взглядов.
Так почему же все эти люди поднялись против меня? За последние два года я не написала ни строчки ни за, ни против спиритуализма, разве что в нашем журнале «Theosophist», да и не собираюсь писать. Но неужели мы живем во времена Кальвина и инквизиции и человек подлежит уничтожению, если думает не так, как наш чудотворец Робертс? Неужели спиритуализм в Америке превратился в унылое пресвитерианство[101], наделенный полномочиями подвергать нас пыткам?
Я уже достаточно высказалась и теперь замолкаю. Все это мне отвратительно. Пожалуйста, не присылайте мне больше ни одного номера «Mind and Matter», ибо, хотя мой разум не то чтобы очень возмущен невразумительной болтовней этих писак, а дух — не слишком отягощен тем, что полоумный редактор рассуждает явно не о высоких материях, но все же этот журнал — непристойный, хулиганский и совершенно непечатный орган. Сердечно благодарю вас за ваше свидетельство и за отвагу в деле защиты столь опасного субъекта, в роли которого я случайно оказалась. Но — rira bien qui rira le dernier[102].
Ну а теперь давайте прощаться. Я знаю, что вы, по крайней мере, прежде чем повернуться спиной к старому другу, будете упорно бороться, чтобы докопаться до истины и узнать побольше фактов. В конце концов, считают ли спиритуалисты, что я обманываю весь мир, или не считают, обычную публику этот вопрос мало волнует. И еще меньше ее волновало бы это, узнай она, что я никогда не беру никакого вознаграждения. И если бы я вправду хотела всего лишь посмеяться над друзьями, это было бы сочтено отличной шуткой, а не бесчестьем, хотя в моих глазах это все равно выглядело бы самым подлым обманом.
А теперь насчет полковника Олькотта, которого Робертс выставляет моим сообщником. Разве Олькотт также безумен? Какой американец, занимающий такое же положение, попытался бы из самых искренних побуждений отказаться от всех мирских интересов, чтобы посвятить всю свою жизнь делу, за которое он должен был бы испытывать материальные лишения и трудиться без отдыха, как каторжник на галере? Вам придется, дорогой генерал, всего лишь порыться в архивах военного и флотского департаментов и порасспросить его оставшихся в живых коллег, чтобы узнать, на какие жертвы способен бедняк. О истина! Неужели ты покинула Америку? Адью, и думайте порою о той, которая всегда будет думать о вас с уважением и дружбой.
Искренне ваша
Е. П. Блаватская
|
