Профессору Х.Корсону
Милостивый государь!
Воистину духи порою вызывают чудесные вещи! Едва я успела отправить вам письмо, в три раза длиннее, чем в состоянии вытерпеть нормальный человек, как пришло ваше послание, явившееся истинной находкой: во-первых, для одного бедняги, достойного малого, и во-вторых, если духи мне помогут, оно может обернуться первой маленькой причиной великих результатов. Я уверена, что, когда вы пишете так, как в последнем письме, давая выход своему праведному гневу, который должен ощущать и разделять каждый спиритуалист по поводу отвратительной публикации «Обмани г-на Обманщика» в «Нерелигиозно-нефилософском журнале», как его следует называть[159], вы не задумывались, что ваш гнев, захватив и меня, заставит пролежать без сна всю ночь; а когда я лежу и не сплю, я размышляю, а после размышлений обычно действую.
В то же утро ко мне вернулась от Колби моя статья, которую тот без дальнейших комментариев с уважением отверг на грязно отпечатанной полоске бумаги. Прекрасно; тогда я стала раздумывать, вынашивая планы, заговоры и интриги, и взяла «Spiritual Scientist» — маленькую газетку, на которую никогда прежде не обращала особого внимания, и, найдя там еще одно упоминание моего имени из «Revue Spirite», послала этот номер вам. Вы его получили? (Не «Revue», a «Scientist»). Я взяла несколько предыдущих выпусков и прочитала их внимательно, и чем больше читала, тем меньше находила там такой ерунды, какую обнаруживала в «Religio-Philosophical Journal» и даже в огромном надменном «Banner of Light».
Напротив, я заметила в нем, как я вам писала, решительную тенденцию помогать нашему делу и искреннее стремление идти по стопам «The London Spiritualist» и других подобных респектабельных зарубежных изданий. Вы разделяете мое мнение? Разумеется, вам сложно судить по двум отдельным номерам, но мне самой газета так понравилась, что я на нее немедленно подписалась.
Затем ко мне в гости заглянул один джентльмен из Бостона, и от него я узнала, что редактор «Spiritual Scientist» — прекрасно образованный молодой человек, с большими связями в высшем свете, однако бедный, как сама бедность. Для того чтобы стать спиритуалистом и редактором спиритуалистической газеты, ему пришлось перессориться со всей своей семьей, и в результате он абсолютно разорился.
Противодействие со стороны «Banner of Light» — чья политика заключается в том, чтобы восхвалять и превозносить все спиритуалистические манифестации, даже мошеннические, поддельные, и никогда никого и ничего не разоблачать, было неустанным. Их преследование бедняги Джерри Брауна, с самого начала занявшего совершенно противоположную позицию, было беспощадным. Вот что я узнала от г-на Джайлза из Бостона.
Конечно, я сразу же почувствовала, что загораюсь, как сухая спичка, в тот же день нашла г-ну Брауну несколько подписчиков и послала ему свою статью, добавив в своем письме, что прошу его не рассматривать деньги подписчиков в качестве взятки от меня, ибо если он вообще не захочет публиковать мою статью или сочтет ее чересчур длинной для «Spiritual Scientist», я все равно буду пытаться найти ему подписчиков.
Потом я получила письмо от Олькотта, который подробно рассказывал мне о срочной необходимости иметь в этой стране респектабельное спиритуалистическое издание и о том, что я должна постараться и потрудиться ради этого дела, если оно мне по душе. Поэтому я пошла и поговорила с друзьями и знакомыми, и мне пришло в голову, что если бы мы смогли закрепить «Spiritual Scientist» за той категорией спиритуалистов, которых я сразу могу назвать оппозиционной партией, то мы могли бы принести много блага нашему делу.
У нас пока еще нет противоядия. Отравленный материал подается в виде всевозможных фиктивных сообщений. Спиритуалисты все больше и больше заходят в тупик, впадают в оцепенение и паралич и тем не менее верят sur parole[160] только потому, что «Banner of Light» или старый добрый «Religio-Philosophical Journal» сказали так и подтверждают это. Подобное состояние ума более чем опасно и требует противоядия.
Моя идея состоит в том, чтобы организовать подписку среди спиритуалистов побогаче и выпустить стодолларовые акции.
Подобрать редактора, по крайней мере толкового, будет очень сложно, ибо если он подходит в каком-то одном аспекте, то может никуда не годиться в другом. Для этой должности достаточно хорош Олькотт, так ведь он запросил сразу семьсот долларов в месяц, а я считаю, что это слишком жирно для пламенного спиритуалиста.
Не думаете ли вы, что если бы мы постарались помочь бедняге Джерри Брауну, то из этого могло бы выйти что-то хорошее? Если бы мы только помогли ему, убедив выдающихся спиритуалистов и широкоизвестных людей время от времени писать для его газеты, помогли бы ему, найдя для него подписчиков (поскольку «Banner of Light» ведет себя так низко по отношению к нему), не кажется ли вам, что этим мы способствовали бы и нашему делу и в то же время оказали бы помощь бедному борющемуся дружественному созданию, собрату-спиритуалисту?
Я вообще-то не очень отзывчива, но за этого человека у меня сердце болит после полученного от него сегодня утром письма, которое пересылаю вам для ознакомления. Не кажется ли вам, что он всю душу вложил в это бесхитростное правдивое повествование о своих злоключениях и страданиях? Я знаю, он не изложил и половины своих неприятностей, его положение еще хуже, чем он позволяет себе рассказать. Он мог бы зарабатывать себе на жизнь в качестве печатника, наборщика или линотиписта за тридцать пять долларов в неделю, а он по-прежнему верен истине и сражается за нее и работает, как раб, чтобы заработать хотя бы половину этой суммы с регулярным еженедельным дефицитом, который медленно, но верно тащит его в пропасть! Разве г-н Браун этого заслуживает?
Я его уважаю и сделаю все, что в моих силах, чтобы его выручить. Вот если бы вы могли всего лишь писать что-нибудь серьезное для его газеты, нечто такое, что привлекало бы внимание, то одного лишь вашего имени было бы достаточно, чтобы поднять популярность этого издания. И потом, вероятно, вы могли бы найти ему несколько подписчиков в Итаке. Если вы не сможете, а боюсь, что Дело обстоит именно так, ибо я знаю про вас больше, чем вы думаете, тогда просто напишите что-нибудь для его газеты.
Посмотрите, как вольно и бесцеремонно я действую: это обычное следствие излишней любезности. Но я знаю, что вы добры, сердечны, великодушны и не сочтете меня дерзкой или нескромной, чтобы требовать от вас подобной услуги. Вы — спиритуалист, причем настоящий. Когда прочитаете письмо Джерри Брауна, присланное мне в ответ на мое второе письмо, в котором я просила сообщить мне, что я смогу для него сделать и будет ли ему какая-либо польза от подписки, тогда перешлите это письмо госпоже Луизе Эндрюс. Знаю, что и она сама будет над ним причитать, и ее Бафф будет сочувственно подвывать, ибо собаки в наши дни честнее и благороднее людей и правдивее спиритуалистов типа Колби.
Представьте себе богача-владельца «Banner of Light» в партнерстве с вульгарным театром варьете. Спиритуализм — и варьете-шоу! О девятнадцатый век! Какой же ты славный малый!
Напишу Фламмариону, парижскому астроному, и попрошу его тоже что-нибудь написать, а затем займусь г-жой Эндрюс. Как вы думаете, если бы Лонгфелло[161]написал стихотворение для г-на Брауна, была бы последнему от этого какая-то польза? Со всем этим совершенно забыла про свою статью. Она появится в следующем номере «[Spiritual] Scientist», и я собираюсь взять несколько сотен экземпляров и разослать их по всей стране. Думаю, это на несколько дней затмит чайлдовский «Sunshine».
Простите мне мой «style echevele»[162] и бесчисленные ошибки, но никто не может всерьез ожидать от женщины, у которой нервы напряжены, как струны старой скрипки, готовые лопнуть, что она будет писать на правильном английском. Я настолько взволнована, что удивляюсь, как я вообще не написала это письмо по-русски. Прилагаю к нему весьма забавное письмо от одного заключенного, опубликованное в «Hartford Times» и присланное мне Олькоттом. Возможно, оно вызовет у вас улыбку. Пожалуйста, передайте мой сердечный привет г-же Корсон и по-прежнему считайте меня преданной вам.
С уважением
Е. П. Блаватская
Не могли бы Вы опубликовать наши заявления против Чайлда в «[Spiritual] Scientist» и привести в смущение Колби?
P.S. [Без даты]
Будьте так любезны, милостивый государь, позвольте мне еще один вопрос. Если моя любознательность неуместна или нежелательна, не отвечайте мне, и я пойму, почувствую красноречивый намек. Хотела задать этот вопрос с самого начала, однако не ощущала себя вправе это сделать.
Почему вместо подлинного знака «лабарум», который выглядит как х  Р и, говорят, является тем самым знаком, который предстал в небесах перед императором Константином в одно прекрасное утро, вы принимаете изменение в каждой части «лабарума», А и Ω? Последние буквы, насколько мне известно (а сужу я с позиции собственного розенкрейцерства второй каменной скрижали Двойного Камня), означают: А, данная или представленная / — мужским принципом, и Ω, показывающая, что он прошел или проник внутрь: женский принцип справа и слева. Кроме того, на вашей печати для обоих знаков А и Ω не хватает обводящих символов
О
Это должно выглядеть, если я правильно поняла, следующим образом:
A
Ω
Вы можете мне сказать почему?
Ладно, возможно, в конце концов, я глупа и назойлива, а вы правы и знаете лучше.
Благослови вас Бог, и простите мою назойливость, если таковая имеет место.
Снова преданная вам
Е. П. Блаватская
Письмо 9
Понедельник
Филадельфия
Профессору Хираму Корсону
Милостивый государь!
Получив ваше письмо в пятницу вечером, я медлила с ответом, желая сперва выяснить, напечатают ли мою статью в последнем номере «Banner [of Light]». Я была уверена, что ее не напечатают, и мое предвидение оправдалось. Впредь, если я не буду действовать быстро, то последую примеру жены Синей Бороды с ее «Soeur Anne, пе vois tu rien venir?»[163] Это бесполезно, Колби не станет ее публиковать по причинам столь же непостижимым, как и спиритуализм в некоторых умах.
Если бы вам это не составило большого труда, я бы вас попросила дать знать Колби, что вы прочитали экземпляр моей статьи, так как я сообщила ему, что разослала ее по всей стране, всем своим знакомым и корреспондентам. Я полна решимости увидеть ее опубликованной во что бы то ни стало. Напишу сегодня г-же Эндрюс и попрошу ее попытаться, если сможет, пристроить статью в «Springfield Republican». Если ей это удастся — что ж, тем лучше для истины и тем хуже для пристрастности Колби.
Вы читали в бостонском «Spiritual Scientist» выдержку из «London Spiritualist»? Даже в Лондоне знают, что из одиннадцати спиритуалистов, которые, как утверждается, существуют в этой стране, я, иностранка, женщина, являюсь единственной, кто борется за правду. Их отзывы для меня очень лестны, но Колби позаботится о том, чтобы цитаты из «The London Spiritualist» не появились в его журнале.
Г-жа Эндрюс прислала мне ваш прекрасный портрет, и я ей весьма признательна. Я просто не осмелилась беспокоить вас по такому поводу, будучи для вас человеком совершенно посторонним. Эту женщину я считаю одной из самых светлых и чистых людей, когда-либо рождавшихся в этом грязном болоте под названием Земля. Г-жа Эндрюс представляется мне воплощением доброты и мягкости, такой искренней и правдивой, всегда готовой прощать и не расположенной верить во зло; неудивительно, что здесь она никогда не может чувствовать себя счастливой. Я побаиваюсь слишком часто с нею переписываться, чтобы нечаянно не обнаружить «рога и раздвоенные копыта» моей истинной натуры, ибо сама я не могу и не буду прощать, пока в состоянии удержаться от этого.
Я поставила перед собою задачу бичевать порок везде, где только найду, а в себе — еще сильнее, чем в других. Вы наверняка осудите меня за это, как осудили многие другие, но я ничего не могу с собою поделать. Я скорее прощу убийство или, того хуже, воровство, нежели ложь, а д-р Чайлд — это ходячая ложь, как вы сами знаете. Я пообещала себе и объявила всем о своей непреклонной решимости схватить эту филадельфийскую гидру с ее семью лживыми головами за зубы и когтистые лапы и буду держать ее мертвой хваткой и не выпущу до тех пор, пока не задушу эту тварь на месте, даже если она меня саму при этом искусает и изранит.
Ложь, обман и мошенничество следует считать величайшими преступлениями в нашем священном деле, ибо они наиболее опасны в вере, оставляющей столь широкий простор для жульничества и самообмана, и должны преследоваться сильнее всего. Спиритуализму грядущих веков следует избежать всего того, что принесли бедному, введенному в заблуждение человечеству (по крайней мере некоторой его части) «благочестивые обманы» «отцов» церкви на заре христианства и преднамеренное жульничество католического духовенства.
Человечество в целом сейчас хуже, чем когда-либо раньше, когда оно грешило вследствие невежества и моральной неустойчивости нашей несовершенной натуры. Теперь люди грешат, так сказать, цивилизованно, прекрасно понимая, что они делают. Широко распространенную в нашем столетии жалкую склонность к материализму, связанную с бесконечными научными разоблачениями всевозможных религиозных обманов, можно излечить одною лишь Истиной, и только ею, ибо человечество в целом слишком продвинулось, чтобы вместо одной лжи принимать другую.
В общем, признаваясь самим себе в том, как обстоят дела в настоящий момент, мы, спиритуалисты, разумеется, не можем удивляться нежеланию большинства людей менять ту ложную веру, которая, несмотря на ее многочисленные выдуманные догмы, на протяжении долгих веков завоевала право на гражданство и респектабельность, на другую, явно выдуманную на глазах у подрастающего поколения. Так какую же осторожность должны мы проявлять, принимая феномены и откровения, претендующие на то, что они исходят от духов! К каким ужасным последствиям может привести одна разоблаченная и явно преднамеренная ложь, вышедшая из уст спиритуалиста! Подобно единственной капельке желчи в ведре чистой воды, она способна отравить всю истину.
Я знаю: то, что я предпринимаю, вероятно, превосходит мои силы, но отнюдь не превосходит моей воли, ибо, как sentinelle perdue[164], я погибну на своем посту, решительная и непреклонная, стремясь представить все факты в истинном свете. Те, кто стремятся подорвать истинный спиритуализм, кем бы они ни были, столкнутся в моем лице с диковинным драконом и беспощадным разоблачителем.
Я вижу всю трудность и бесплодность предстоящего мне путешествия, непроходимые тернии, которыми усыпан мой путь, но это меня вовсе не страшит и не обескураживает. Я уже получала анонимные письма, записки с угрозами и оскорбительные предупреждения, но все это, право, смешно. Мое вознаграждение не здесь, и я на него тут не рассчитываю — оно в доме вышнем, и я прекрасно знаю, что, проиграй я или преуспей, в любом случае меня будут поносить, порочить и шантажировать. И даже если события впоследствии полностью оправдают мои действия и объяснят, почему и для чего я поступала именно таким образом, я чувствую, что не один тип из тех, кто очерняет наше дело и насмехается надо мною, будет трепать языком, признавая, что по крайней мере один из фанатиков, безумных защитников спиритуализма, оказался правдивым во всех отношениях.
Но что я порою действительно остро переживаю, так это то, что я всего лишь женщина, в конце концов, и что вся моя моральная, да и физическая отвага меня не выручит, если кто-нибудь не поможет мне, не поддержит меня, представительницу бедного слабого пола. Будете ли вы как представитель сильного пола помогать мне в деле истины? Когда я гляжу на ваш портрет, то, хотя вижу вас лишь в профиль, мне кажется, что вы из тех, кто выполняет больше, чем обещает, и делает больше, чем говорит. Скорее всего вы меня никогда не увидите, и это к лучшему, так как мои шокирующие русские манеры вас повергнут в ужас, но, быть может, вы позволите мне вам писать и просить помощи в предстоящей схватке между истиной и слепым фанатизмом в спиритуализме?
Я заручилась поддержкой полковника Олькотта, генерала Липпитта, доктора Тэйлора на Западе, Аксакова в Петербурге и еще дюжины других. Спиритуализм в своем нынешнем виде необходимо остановить в развитии и задать ему иное направление. Заблуждения и безумные теории некоторых спиритуалистов нашего столетия постыдны. У меня здесь, в Филадельфии, есть богатые друзья, и женская их половина всегда готова помочь нашему делу деньгами и своим влиянием. Поэтому нужнее всего нам мозги, бесстрашные, упорные умы в мыслительном отделе нашей команды; у нас очень, очень мало ученых.
Не бойтесь, милостивый государь, я не стану пользоваться вашим любезным разрешением, если вы мне таковое дадите, и надоедать вам. Я вас прошу просто несколько раз в год писать для журнала по статье вроде той, что вы представили в «Banner of Light» (я имею в виду ваше последнее письмо), и дать понять Колби и ему подобным, что существует за кулисами небольшая группа спиритуалистов, которые ратуют только за правду и никогда не позволят распространять ложь или преувеличенные факты, не попытавшись это исправить. Они никогда не позволят этому правдолюбцу Колби утаивать истину и содействовать неправде.
Что ж, думаю, что, несмотря на мои радужные обещания относительно будущего, я по-настоящему надоела вам в своем нынешнем письме, которое, несомненно, слишком пространно, чтобы его мог вытерпеть смертный, так что примите, пожалуйста, мою искреннюю благодарность и извинения, и ...!"[165]
Письмо 10
Среда
Филадельфия
|
