3. Фракция выносит приговор
До 22 декабря работа съезда шла по намеченному утвержденному регламенту. Съезд предполагалось закончить не позднее 23 декабря. Так было решено еще на первом заседании комфракции в день открытия съезда. Тогда же постановили: фракцию съезда созывать лишь в том случае, если по каким-либо вопросам будут в среде делегатов серьезные политические разногласия. В дальнейшем регулярно собиралась парткомиссия съезда и иногда бюро фракции. Примечательно, что на заседании парткомиссии 13 декабря, где, как обычно, председательствовал Томский, было принято постановление: "поручить тов.Томскому договориться с тов.Сталиным и Бухариным о дне их выступления на съезде". Однако таких выступлений не последовало, очевидно, ввиду отказа.
Первый сюрприз профсоюзному лидеру был преподнесен на заседании парткомиссии 22 декабря. После того, как комиссия утвердила компромиссную резолюцию по отчету ВЦСПС, внеся в проект поправки, отклонив жесткие сталинские формулировки или смягчив их (все проекты по многу раз редактировались в ЦК ВКП(б), прозвучало предложение: "Считать целесообразным выступление т.Томского на фракции съезда с коротким сообщением о работе прошедшего последнего пленума ЦК ВКП(б)". Предложение исходило от цекистов. На этом же заседании обсуждался количественный и персональный состав будущего президиума. В списке кандидатур фамилии Кагановича тогда еще не было. Но 23 декабря состоялось заседание Политбюро с приглашением представителей комиссии ЦК по руководству съездом. Было принято решение (при 5 голосах "за", 3-х "против", 1 "воздержавшемся") ввести для усиления связи ЦК ВКП(б) с ВЦСПС секретаря партии Л.М. Кагановича в состав ВЦСПС и его президиум. Томский и ряд коммунистов-профсоюзников высказались против этого. Томский заявил, что таким образом создается двоецентрие и что профсоюзам навязывается "политкомиссар". Томский проголосовал против решения Политбюро.- На парткомиссии его поддержал и кандидат в члены ЦК Ф. Угаров. Это было воспринято как нарушение партийной дисциплины.
Мнения коммунистов-профсоюзников по этому поводу разделились. Пробный шар опытных партаппаратчиков показал трещину в позиции профсоюзников. Мастера закулисных интриг постарались использовать это для раскола в руководящем звене профсоюзов. Политбюро, выдавая мнение парткомиссии за решение ЦК, стало настаивать на кооптации Кагановича. Томский правильно оценил этот шаг, как начало смены профсоюзного руководства, и вторично подал заявление об отставке. Он отказался участвовать в дальнейшей работе съезда. Вопрос был вынесен на заседание комфракции съезда. Оно состоялось в полдень 24 декабря. Но перед этим утром заседало бюро фракции съезда, где произошло бурное обсуждение возникшей ситуации. В.М. Молотов, отвечавший перед Сталиным за проведение этой акции, ловко смягчил раздражение делегатов, подчеркнув, что в ЦК партии "в лице руководящей комиссии, назначенной ЦК", ...единогласно приняли решение о правильности политической линии ВЦСПС и о том, чтобы одобрить его "практическую работу и политическую линию", а также о том, что Томский остается председателем, а Догадов - секретарем ВЦСПС. Фактически это был циничный, беспринципный торг: мы вам оставляем Томского, а вы должны принять нашего представителя- Кагановича. В словах Молотова звучала и скрытая угроза: оценка деятельности ВЦСПС может быть иной... Недвусмысленно было сделано напоминание о партийной дисциплине и подчинении решения вышестоящему партийному органу. Тем не менее коммунист Карташев предложил просить "Политбюро ЦК ВКП(б) пересмотреть решение о вводе т.Кагановича в состав ВЦСПС и его президиум". Однако большинством в 4 голоса (28 -"за", 24 - "против") бюро фракции одобрило решение Политбюро и сочло его правильным. Постановили, что с докладом о пленуме ЦК выступит А.И.Догадов. По тому же сценарию через несколько часов проводилось заседание фракции съезда. Председательствовал секретарь ВЦСПС А.И.Догадов. Он сообщил, что Томский болен и не может руководить фракцией и участвовать в ее работе. Фракция заслушала доклад о ноябрьском пленуме ЦК, о правом уклоне как главной опасности. Прений по докладу решили не открывать, постановление пленума одобрили, а в резолюции записали то, что требовало сталинское Политбюро. Фракция резко осудила всякие попытки активизации правой открыто-оппортунистической идеологии, выражающейся в стремлении снизить темп индустриализации и развития тяжелой промышленности, в пренебрежительном или отрицательном отношении к колхозам и совхозам, в недооценке борьбы с бюрократизмом, в боязни самокритики - встретит со стороны коммунистов, работников профессионального движения - решительный отпор".
Фракция, - говорилось далее в резолюции, - считает необходимым направить усилия профсоюзов на особо активное развитие и углубление борьбы против правого уклона и примиренчества к нему". Фамилия Томского ни в докладе, ни в резолюции не называлась, и участники заседания фракции приняли резолюцию единогласно. Хотя за этим единодушием не было общности взглядов. За ним стояла боязнь пойти против решений ЦК, его идеологических установок. Иной характер приняло обсуждение вопроса о кооптации Кагановича. Делегаты прямо задали вопрос Молотову: какова цель этого ввода - укрепление связи или усиление руководства ВЦСПС, но в таком, случае, в чем его слабость и каковы ошибки? Делегат Чернышева говорила, что от обсуждения у нее осадок на душе: "Нам чего-то не договаривают. По-видимому, есть коренные разногласия, о которых мы не знаем". Она усомнилась в искренности заявления Молотова о том, что Каганович вводится исключительно с целью укрепить организационную связь между президиумом ВЦСПС и секретариатом ЦК партии, чтобы избежать практических ошибок и недоразумений. Коммунистка прямо спрашивала: если руководство ВЦСПС слабое, зачем такое руководство оставлять. Если, оно допустило политические ошибки, почему это скрывают от коммунистов? "Если правильно то, что думают многие делегаты и не договаривают представители и секретарь нашей партии, то это ...нехорошо и не по-коммунистически". Однако на призыв коммунистов честно и откровенно сказать о подлинных мотивах решения Политбюро Молотов продолжая настаивать, что речь идет об улучшении практики работы, о том, чтобы профсоюзы и их руководство были ближе к партии, к ЦК, "чтобы эта работа была ...плотной, обеспечивающей то, чтобы на будущее не углублялись, не ухудшались ...отдельные недомолвки, была улучшена, упрощена эта связь в повседневной работе". Молотов отверг предположение, что "кто-то будет контролировать из президиума ВЦСПС, будет больше наблюдать, больше проверять". Никаких разногласий в Политбюро Молотов не признал.
Таким образом, борьба на фракции как бы пошла по организационно-практическому вопросу. Однако на самом деле она носила политический характер. За недомолвками скрывалась озабоченное делегатов-партийцев о формах и метода партийного руководства профсоюзами, о линии ЦК ВКП(б) в профдвижении и направленности этого движения. Та линия, которую представлял Молотов, означала полное подчинение профсоюзов руководящим органам партии: "Никак нельзя, чтобы кто бы то ни было мог игнорировать и противодействовать решению ЦК". В этом смысле поступок Томского расценивался как "глубочайшая политическая ошибка". Его пример непослушания мог стать заразительным. Этого серьезно опасалось партийное руководство. "Мы хотим предупредить перенесение недомолвок, недоразумений сверху вниз", - бросил многозначительную фразу Молотов. Он подчеркнул, что "партийные интересы должны быть поставлены выше всего". Таким образом, ЦК ВКП(б) и его Политбюро хотели видеть в профсоюзниках-коммунистах, прежде всего, защитника интересов партии, а не рабочего класса в целом, не интересы трудящихся масс. Именно поэтому и был задуман крутой поворот в профдвижении, и железный "комиссар" Каганович мог обеспечить успех операции. Неслучайно, выступая в прениях на съезде, Б.Козелев, представлявший союз металлистов, выразил озабоченность по поводу линии профдвижения и указал на недопустимость администрирования по отношению к профсоюзам, их руководству. Он сослался на грубый тон публикации в газетах "Правда" и "Комсомольская правда", на развязанную травлю профработников. Козелев заявил, что он защищает линию профессионального движения. Для некоторых делегатов, готовых покорно идти за "генеральной линией" ЦК, какой бы она ни была, такая смелость показалась кощунственной. "Откуда такие настроения у профессионалиста, который... якобы защищает профсоюзы от нападок центрального органа партии? - возмущался на заседании комфракции член президиума ВЦСПС Н.Н. Евреинов. Он считал, что неправы те, кто противопоставляет линию ЦК партии линии ВЦСПС. Он утверждал, что линия фракции ВЦСПС есть линия ЦК, но это не означает, что не нужно усиления партийного руководства. Он демагогически заявил, что введение Кагановича - не противопоставление Томскому, а помощь ему и укрепление профдвижения.
Расточая комплименты Томскому ("это есть капитал партии", "лучший руководитель профдвижения, Томского надо сохранить во что бы то ни стало"), он в то же время намекнул на его ошибки и призвал фракцию: "чем дружнее, сплоченнее проголосуем за решение ЦК партии, тем вернее сохраним т.Томского на посту председателя ВЦСПС и тем вернее обеспечим сплоченность нашего профдвижения и линию партии в профдвижении". Что же это была за линия? Что ждало профсоюзы на крутом переломе? Об этом эмиссар Политбюро Молотов сказал кратко: "Профсоюзам предстоят большие трудности в работе во всех отраслях - и в деле снабжения и в деле заготовок, и в деле решения задач рационализации, в деле разрешения задач не только в городе, но и в деревне, во всей промышленности".
Обслуживанию нужд трудящихся масс в этой программе не находилось места. От профсоюзов ЦК партии требовал послушания и исполнительности, в том числе и в вопросе о кооптации Кагановича. ЦК счел это мероприятие полезным и целесообразным, доказывал Молотов, "почему на этот вопрос давать ЦК бой? Почему не ответить так, как должны ответить на это большевики?". Молотов заявил о недопустимости борьбы против решения ЦК: "Почему вы делаете политический бой против ЦК партии", - спрашивал Молотов коммунистов-профсоюзников. Он предупреждал: "Мы должны ясно поставить вопрос о том, кто голосует против того, чтобы провести это решение в жизнь, и кто голосует за то, чтобы быть ближе к ЦК, и признает целесообразность линии, чтобы быть ближе к ЦК".
Желая одернуть строптивую московскую делегацию, он дал понять, что партия зорко следит за положением в московской партийной организации. Это была уже прямая угроза, потому что все делегаты-коммунисты знали о замене партийного руководства в Москве, о снятии с должности первого секретаря МК ВКП(б) Угланова, единомышленника и близкого друга Томского.
Несмотря на эти угрозы, ряд делегатов настаивал на том, чтобы просить Политбюро пересмотреть принятое решение о вводе Кагановича. Так, Ф. Угаров считал, что "из всего, что предлагает ЦК, получится не укрепление, а расщепление профдвижения". Он выразил сомнение "в той линии, которую предлагал Молотов". Иное понимание форм и методов партийного руководства стояло за словами Угарова. "ЦК не должен ставить вопрос, что мы нарушаем дисциплину, он должен посоветоваться с фракцией съезда по важнейшему вопросу о конструировании президиума ВЦСПС, должен учесть мнение фракции, но не делать вывода о недисциплинированности и попытках противопоставить ЦК. Мы болеем за работу профсоюзов, за положение в партии".
Глубоким пониманием происходящего была проникнута речь редактора газеты "Труд" Яглома. Он подчеркнул, что на фракции обсуждается не технический вопрос, а политический, и отставка Томского связана с политическими разногласиями, с той обстановкой, которая была создана перед съездом и на самом съезде. Аплодисментами встретили делегаты съезда слова Яглома о Томском, как лучшем профессионалисте и преданнейшем, лучшем члене коммунистической партии, который дисциплинированно и твердо проводил решения ЦК". Яглом отверг обвинение Вейнберга в том, что Томский берет на себя монополию профдвижения и противопоставляет себя ЦК.
Фактически делегаты отстаивали те формы партийного руководства, которые были заложены в решениях съездов партии в годы НЭПа, и предусматривали - хотя больше теоретически - проведение директив руководящих парторганов через коммунистов, работавших в профдвижении. Мелочная опека профсоюзов осуждалась, и им представлялась определенная самостоятельность в решении внутрисоюзных вопросов. На новом этапе началась атака на этот маленький островок профсоюзной демократии. Одним из первых в наступление ринулся сталинец Ярославский, потребовавший неукоснительного выполнения решения Политбюро. Ему вторил профессионалист Вейнберг. "Нам нужна полная и безоговорочная поддержка не только со стороны профсоюзов, но и со стороны руководства ВЦСПС всех решений, всей линии партии, - заявил он. - Как нас поймут, если фракция отвергает решение ЦК?" -спрашивал он делегатов и делал вывод: "Если мы хотим доказать, что у нас полное единство, ...нет и тени расхождения между нами и ЦК партии, ...мы должны единогласно принять решение ЦК". Сторонники генеральной линии приводили не очень убедительные аргументы. Чаще всего они носили формальный характер Так, Лозовский счел нелогичным отказ ряда делегатов включить в состав ВЦСПС кандидатуру Кагановича в то время, когда в список включены не менее 20 членов и кандидатов ЦК и ЦКК, в том числе Куйбышев, Орджоникидзе, Андреев и другие. Делегат Богданов выразил опасение, как бы не создалось трений между партийным и профсоюзным руководством и предложил оказать давление на тех руководителей, которые могут повести по ошибочной дороге. Более опытные и осторожные профсоюзники считали нужным поддержать решение Политбюро, опасаясь возможной кары, учитывая опыт прошлого. Поэтому член президиума ВЦСПС Амосов предостерегал. "У нас произойдут большие недоразумения, ибо будут обвинять в замкнутости, в цеховщине, в том, что профсоюзы боятся пустить партийных работников в составе своих руководящих ядер". Эти слова оказались пророческими. Но они указывают и на тот механизм, который обеспечивал соглашательскую линию в профдвижении - через дисциплинированную послушную фракцию. Характерно, что Амосов предлагал – из страха перед партийным наказанием -обеспечить единство действий профсоюзов с партией, принятие однородных решений и твердое проведение их в жизнь. Позиция Амосова, Евреинова и ряда других руководящих профработников была вынужденно компромиссной. Но существовали и воинствующие, убежденные сторонники сталинской политической линии, как, например, Анцелович. В его выступлении содержался намек на ошибки руководства ВЦСПС - на некоторую узость, отрыв от больших задач, неправильную оценку ряда вопросов, - например, о том, что происходит в деревне, о кулацкой опасности. Анцелович отметил пассивность ВЦСПС при разъяснении генеральной линии партии, заявил, что некоторые тенденции в этом отношении имеются в профсоюзном руководстве. Выступления Анцеловича, Вейнберга, Евреинова вызвали возмущение ряда делегатов своей беспринципностью - ведь все они являлись членами пленума ВЦСПС, а некоторые - кандидатами или членами его президиума, и никогда раньше не поднимали там вопрос об ошибках. Об этом горячо говорили председатель ЦК профсоюза просвещения Коростелев, делегаты Глуховцев и Нефедов. Представитель московской делегации Нефедов затронул корень проблемы: коммунисты бесправны в отношении решения руководящих парторганов, и всякие сомнения в правильности таких решений "рассматриваются как недоверие к партийному руководству". Нефедов упрекнул ЦК партии за нежелание прислушиваться к мнению профработников.
Таким образом, на заседании фракции четко проявились две линии в профдвижении: одна предусматривала развитие профсоюзов как защитников интересов трудящихся, сохранение принципов НЭПа и углубление внутрисоюзной демократии; другая - фактически вела к "огосударствлению" профсоюзов, их "перетряхиванию", к отказу от НЭПа. Восторжествовала вторая линия, так как она декретировалась партией, сталинским ЦК и Политбюро. За предложение Молотова согласиться с решением ЦК и его одобрить проголосовали 474 делегата, воздержались 2, а 92 человека поддержали предложение делегата Пронина (Центральная Черноземная область) о том, чтобы ЦК партии пересмотрел решение. Однако такое голосование не отражало подлинное соотношение взглядов сторонников и противников сталинской "генеральной линии" в профдвижении. Многие голосовали так из страха перед карающим мечом партии: шахтинское дело сыграло свою роль в моральном терроре и получило отражение в резолюции съезда.
Обращает внимание тот факт, что общее количество голосовавших делегатов-коммунистов составило 568 человек, в то время как на первом заседании фракции, которое состоялось в день открытия съезда, было зарегистрировано 1000 партийцев. Следовательно, почти половина делегатов-коммунистов не участвовала в голосовании. Скорее всего, они отсутствовали: съезд затянулся, а многих ждали текущие дела. Сказался и тонкий расчет партаппаратчиков из оргбюро: вопрос о Кагановиче был поставлен только на 13-й день работы съезда, перед его закрытием. Был допущен и прямой обман коммунистов (как свидетельствует стенограмма - в отличие от протокола), они голосовали за решение ЦК, хотя на самом деле было решение Политбюро, то есть очень узкого круга партийной верхушки. Съезд профсоюзов практически проштамповал все решения фракции. Было избрано 234 члена пленума ВЦСПС, в том числе Томский и Каганович, и 108 кандидатов. На первом заседании пленума ВЦСПС 8-го созыва (ему предшествовало заседание пленума фракции) был утвержден президиум в количестве 21 человека. В него вошел и Л.М.Каганович. Председателем ВЦСПС единогласно выбрали М.П. Томского (в его отсутствие), а секретарем - А.И.Догадова. Наркомом труда СССР был утвержден Н.А.Угланов.
В результате происшедшего на съезде, на собрании комфракции и на первом пленуме ВЦСПС Томский направляет 14 января 1929 года всем членам ЦК партии заявление, в котором писал, что, несмотря на энергичное сопротивление лично меня и других влиятельных членов президиума ВЦСПС, Кагановича все-таки ввели в президиум. Это "грозит создать в ВЦСПС атмосферу глухой групповой борьбы, роль т.Кагановича в ВЦСПС не может при этих условиях не рассматриваться... как роль руководителя в руководстве". В итоге получится "борьба двух групп с различными методами руководства: вместо объединения, укрепления и сплочения профдвижения и всех профсоюзных работников - оргвыводы, подбор "своих", отсечение "противных"..., а вместе взятое - развал работы".
Далее Томский писал: "Мне кажется бесспорным, что при данных условиях моя работа в ВЦСПС вообще невозможна... Мне кажутся глубоко несправедливыми всякие обвинения в недисциплинированности - а такие обвинения уже раздаются со стороны отдельных товарищей - уже потому, что во имя дисциплины, во имя мира в профсоюзах (и в партии) я не пошел защищать свое мнение на фракцию . съезда, я предлагал на заседании Политбюро осуществить мое освобождение от поста председателя ВЦСПС в любой, наиболее удобной для Политбюро форме".
Но Политбюро ЦК отклонило отставку. Однако в печати и на различных собраниях продолжалась настойчивая критика "правой оппозиции" и дискредитация Томского как председателя ВЦСПС.
Таким образом, Томский и его сторонники оказались в меньшинстве, потерпев поражение не только по организационному вопросу. Съезд одобрил также доклад Куйбышева о контрольных цифрах пятилетнего плана и поддержал курс на форсированные темпы развития тяжелой индустрии и коллективизации сельского хозяйства. Правда, в резолюции съезд обратил "внимание на напряженность пятилетнего плана, на огромные трудности, которые встают при его осуществлении, и призывает союзы и хозорганы к дружной и совместной работе над выполнением этого плана. Съезд указывает, что только при активной помощи и поддержке со стороны рабочих масс и их профессиональных организаций в процессе практического проведения хозяйственного плана могут быть разрешены намеченные планом колоссальные задачи".
Поражение Томского и его сторонников решило судьбу профсоюзного движения. Оставаясь номинально председателем ВЦСПС, Томский к работе не приступил. Объяснение его поступка он дал в своем полуторачасовом выступлении на апрельском (16 - 23 апреля 1929 года) объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б).
Создавшаяся обстановка на VIII съезде профсоюзов, введение в состав президиума ВЦСПС секретаря ЦК партии Кагановича приведет, - отмечал Томский, - к неизбежной скрытой борьбе, спорам, созданию в президиуме большинства, меньшинства, а в конечном счете к развалу работы. Но вопреки здравому смыслу, - подчеркнул Томский, - «начинается дикая, невиданная в истории партии травля. Что происходит от VIII съезда профсоюзов до настоящего момента? Про Томского распространяют: Томский рассматривает ВЦСПС как «свое феодальное княжество», Томский хочет противопоставить партии профсоюзы, у Томского никогда не было достаточной связи с ЦК ВКП(б), - для укрепления связи и руководства туда надо ввести Кагановича. Теперь делают уже намеки на то, что Томский «забюрократившийся» человек, наконец, у Томского «правый уклон», Томский «дезорганизатор», «саботажник», «дезертир» и пр.». Известный партийный деятель Е. Ярославский обвинил Томского, что он на VIII съезде профсоюзов «в отчетном докладе и других выступлениях не сказал о классовой борьбе, о необходимости борьбы с буржуазными элементами и борьбы с правым уклоном». На что Томский ответил: «Если хочешь, я тебе приведу цитаты из моего доклада: о классовой борьбе, о необходимости борьбы с буржуазными элементами и борьбы с правым уклоном». На что Томский ответил: "Если хочешь, я тебе приведу цитаты из моего доклада: о классовой борьбе и ее обострении, о необходимости борьбы с кулаком и т.д. Прочти... А вопрос о правом уклоне - это вопрос внутрипартийный, и поэтому я не говорил об этом перед непартийцами. Это не вопрос профессионального движения".
О предвзятом отношении многих участников пленума к выступлению Томского свидетельствуют бесконечные реплики и прерывания его речи. Более пятидесяти раз прерывали речь Томского. Особенно усердствовали «верные сталинцы» Ворошилов и Ярославский: первый - 13 раз, а второй - 12 раз выкрикивали различные реплики. Но вопреки всему творившемуся на пленуме Томский закончил свою речь, сказав, что решению пленума, «будь это какое угодно решение, мы (Бухарин и Рыков) подчинимся, но признать несправедливым справедливое и наоборот - этого мне не позволяет моя большевистская совесть».
В принятой 23 апреля 1929 года пленумам ЦК ВКП(б) резолюции говорилось о снятии Томского с занимаемой должности председателя ВЦСПС, но с оставлением его членом ЦК партии и Политбюро. В резолюции также отмечалось: "Профессиональные союзы, которые призваны сыграть решающую роль в деле строительства социалистической промышленности, подъеме производительности труда и трудовой дисциплины, организации производственной инициативы рабочего класса и социалистического соревнования, а также классового воспитания новых слоев пролетариата, должны решительно изжить всякие остатки как цеховой замкнутости и тред-юнионизма, так и бюрократического невнимания к массам, пренебрежения к задачам защиты повседневных нужд и интересов рабочего класса".
Таким образом, в центре внимания профсоюзов ставился не сам человек, а производство, что означало крутой перелом в деятельности профсоюзов.
|
