1.3. Публицистический стиль / дискурс vs массмедийный стиль / медиадискурс: об адекватном языке описания медиа
Думаем, что в изложенной в предыдущем параграфе концепции соотношения понятий стиля и дискурса мы ответили на вопрос, заключающийся в названии статьи А.А. Кибрика «Обосновано ли понятие «дискурс СМИ»?» [Кибрик, 2008]. Да, оно обосновано и правомерно вследствие объективного существования конгломерации текстов, объединенных таким коммуникативным параметром, как функционирование в СМИ.
Однако, по мнению А.А. Кибрика, для доказательства научной обоснованности понятия необходимы не только позитивные утверждения-доказательства, но и негативные: «…понятие может считаться научно обоснованным, если будет показано, что все медийные дискурсы обладают некоторыми универсальными или хотя бы прототипическими свойствами, которые не характерны для других дискурсов» [Кибрик, 2008].
Далее по ходу рассуждений ученый доказывает, что таковых свойств у медийных дискурсов нет (почему один дискурс вдруг стал представлять собой множество дискурсов, в статье не объясняется). Первым аргументом служит неоднородность медийных дискурсов с точки зрения модуса («радиодискурс – устный, газетный дискурс – письменный»), а также с жанровой точки зрения («здесь используется множество жанров, и при этом они не принадлежат эксклюзивно к контексту СМИ»).
Очевидно, что форма речи (устная / письменная), которую ученый называет в данном случае модусом, вообще не является релевантным параметром для делимитации дискурсов, превалирующее большинство которых могут реализовываться в обеих материальных ипостасях. Что же касается жанров, то и этот критерий вследствие тенденции жанров к междискурсивной экспансии в принципе не подразумевает примитивной эксклюзивности, наоборот, эндемичные монодискурсивные жанры – явление весьма нерегулярное (с ходу в качестве примера «всплывают» жанры виртуального дискурса: флуд, флейм, спам; однако и эти жанры постепенно «осваиваются» в сфере невиртуального общения).
Дальнейшие рассуждения А.А. Кибрика, постулирующего, как уже указывалось выше, изоморфизм стиля и дискурса, касаются правомерности выделения публицистического функционального стиля (ф-стиля): «…проблема в том, что наличие такого особого ф-стиля вызывает сомнение». Ученый настаивает на облигаторности контрастивного характера «исследования, подтверждающего существование медийного ф-стиля», которое должно демонстрировать, «что публицистический, или медийный, ф-стиль существует, отождествим и отличим по каким-либо объективным параметрам от других ф-стилей».
Характеристики публицистического стиля, которые указывает Г.Я. Солганик (эмоциональность, оценочность и сила воздействия) [Солганик, 2003], также, по мнению А.А. Кибрика, не являются эксклюзивными его, стиля, маркерами. Ученый, анализируя в качестве примера шесть объединенных одним информационным поводом микроконтекстов из разных изданий, делает вывод о том, что «первый же произвольно взятый пример показывает, что медийный дискурс обнаруживает значительный разброс с точки зрения данных характеристик».
Действительно, стимулируемые кардинальными изменениями языка отечественных СМИ последних десятилетий размышления ученых о «размывании» публицистического стиля, на наш взгляд, имеют два отчетливых фокуса. Один из них связан с поисками обновленных конструктивных параметров, обеспечивающих дискурсивно-стилистическое единство медиасферы, другой – со сравнительно-сопоставительным описанием стилистического облика советских и постсоветских СМИ Остановимся на первом.
По мысли М.Н. Кожиной, «на основе базовых экстралингвистических факторов формируется конструктивный принцип функционального стиля как стилеобразующий фактор, определяющий принципы отбора и сочетания языковых средств, организующий их в систему» [Кожина, 2003, с. 625]. В ставшей классической концепции В.Г. Костомарова [Костомаров, 1971] примат информационной и воздействующей функций в публицистическом произведении обусловливает его общий конструктивный принцип – принцип чередования / сочетания / соединения стандарта и экспрессии.
Однако в некоторых современных исследованиях этот принцип либо игнорируется (как в рассматриваемой выше статье А.А. Кибрика), либо отменяется. Из таких, «отменяющих», работ, наиболее, на наш взгляд, целостная и непротиворечивая концепция предложена в монографии Н.В. Муравьевой «Язык конфликта» [Муравьева, 2002]. Считая, что «необходимо отказаться» от признания принципа сочетания стандарта и экспрессии единым конструктивным принципом текстообразования в современных массмедиа, и задаваясь вопросом, «какому стилевому принципу (или стилевым принципам?) подчиняется современная газетная речь», автор выделяет четыре стилевых принципа: принцип ударной оценочности, принцип называния, или принцип референтности, принцип диалогичности и принцип речевой всеядности / принцип эгоцентричности.
Мы убеждены, что и в современном своем бытовании медиатексты закономерно реализуют в собственном языково-стилистическом устройстве принцип чередования стандарта и экспрессии. Однако эта реализация, безусловно, обнаруживает ряд кардинальных отличий от описанных в 1970 х гг. В.Г. Костомаровым особенностей стилистически монолитной советской публицистики. Ввиду социально-исторически детерминированных глобальных изменений в языке СМИ «удельный вес» стандартных и экспрессивных средств в медиатекстах разного типа оказывается весьма различным. И именно с точки зрения вариативной представленности в речевой ткани средств стандарта и экспрессии можно, по нашему мнению, дифференцировать тексты, построенные по принципу ударной оценочности, по принципу референтности, по принципу диалогичности и т.д. Различные разновидности текстов по классификации Н.В. Муравьевой мы описывали на примере рекламных и газетных текстов [Орлова, 2007, 2011], доказывая, что «в текстах, построенных по принципу ударной оценочности, наблюдаются обязательные вкрапления стандартных номинативных элементов, формирующих информационный контент, а в текстах, построенных по принципу референтности, при явном преобладании средств речевого стандарта все-таки присутствуют те или иные актуализаторы экспрессивности и оценочности, «отвечающие» за создание прагматического эффекта» [Орлова, 2007, с. 324].
Данные наши наблюдения вполне согласуются с выводом А.А. Кибрика о «значительном разбросе» с точки зрения эмоциональности и оценочности различных приведенных им качестве примеров медиатекстов, но, полемизируя с исследователем, мы не считаем «значительный разброс» медиатекстов по признаку экспрессивности свидетельством отсутствия, непроявленности медийного стиля и дискурса. Выскажем предположение, что эти тексты построены по различным моделям сочетания стандарта и эксперессии, например, модели ударной оценочности, референтности и др. (список открыт и неограничен), в то время как обеспечивающий дискурсивно-стилистическое единство текстовой медиасферы в целом принцип чередования стандарта и экспрессии, при условии вариативности его реализации, является единым конструктивным стилистическим принципом текстообразования в современных массмедиа.
Второй фокус исследований трансформаций современной медиаречи основывается на компаративном анализе стилистического облика советских и постсоветских СМИ, имеющем на выходе документально подтвержденные свидетельства по преимуществу лексических и стилистических новаций в речевой организации медиатекстов. Его рефлексы мы также можем обнаружить в ставшей для нас отправной точкой статье А.А. Кибрика: «Понятие публицистического ф-стиля появилось в советской стилистике, и в то время оно, вероятно, было оправдано. Жестко структурированное устройство советского общества вообще способствовало установлению довольно определенных границ между ф-стилями. Представляется, что многие явления, характерные для публицистики того времени (пафосность, однозначность оценок, устранение личности автора и т.д.) сейчас не слишком актуальны».
Думаем, что современное состояние научного осмысления феномена массово-информационной коммуникации свидетельствует, скорее, не об устаревании понятия публицистического стиля как такового, а о терминологических колебаниях, столь свойственных науке в период глобальных изменений качественных характристик ее объекта.
Поскольку статус текста данного стиля в настоящий момент приобрели многие неизвестные советской публицистике текстовые разновидности: рекламные, PR-тексты, материалы таблоидной и желтой прессы, пестрящее разнообразие форм интернет-коммуникации и др. – все чаще стиль текстов СМИ именуется в литературе как массмедийный, стиль СМИ, массово-информационный и т.п.
Прилагательное публицистический – отсубстантивный атрибутив, образованный от существительного публицистика, непротиворечиво определяющегося в современных словарях как «вид литературы, посвященный актуальным общественно-политическим вопросам и текущей жизни общества, а также произведения этого вида (статьи, очерки, памфлеты, фельетоны и др.)» [Музрукова, Нечаева, 2000].
Интересны замечания В.В. Виноградова, касающиеся истории слова, которое «укоренилось в русском языке в 50 – 60-х годах XIX в. Оно пущено в широкий общественный оборот революционно-демократической интеллигенцией, возглавлявшейся Добролюбовым и Чернышевским». Виноградов подчеркивает «ироническое отношение к этому слову со стороны Тургенева и кружка либералов 40-х годов», приводя следующую цитату из «Русского вестника» 1890 г.: «Оставаться на одном поле с «их публицистикой»? – пусть обходятся своим собственным ядом» [Виноградов, 1994]. Гениальное языковое чутье филолога-энциклопедиста объясняет поистине пророческий подбор цитат, ярко подчеркивающих выдвижение в семантике слова на первый план радикального – либо протестного, обличительного (см. в предыдущей цитате – «ядовитого»), либо идеализирующего, воспевающего – пафоса. Ср. из Ап. Григорьева: «…этот чуткий публицист смело восстает на «Руку всевышнего» [псевдопатриотическая пьеса Н.В. Кукольника] во имя того же своего идеала» [Там же].
Видимо, именно присущие советской прессе «пафосность» и «однозначность оценок» [Кибрик, 2008], а также революционно-демократическая «родословная» обеспечили прилагательному публицистический место в номенклатуре функциональных стилей.
Наименование «по традиции», а не «по смыслу» оговаривают и авторы современного учебника по стилистике русского языка: «Выделение публицистического стиля в ряду других функциональных стилей русского языка обусловлено существованием политики как формы общественного сознания и соответствующей ей сферой деятельности и общения. Исходя из этого, логичнее было бы именовать «публицистический» стиль «политическим» или «политико-идеологическим». Однако в традиции употребления утвердился термин «публицистический», который мы и используем» [Кожина, Дускаева, Салимовский, 2008, с. 342].
Постепенно в научной литературе начинают появляться достаточно многочисленные синонимы публицистическому. Г.Я. Солганик в Стилистическом энциклопедическом словаре русского языка приводит в скобках через запятую четыре лексических субститута: газетно-публицистический, газетный, политический, газетно-журнальный [Солганик, 2003, с. 312]. Очевидно, что все четыре атрибутива еще менее соответствуют сегодняшней медиареальности: печатные СМИ уступают ведущую роль СМИ электронным, а контент СМИ далеко не исчерпывается политической топикой.
В то же время явный тренд современной науки о СМИ – дифференциация традиционно мыслящихся связанными родо-видовыми отношениями журналистики и публицистики, которые уже не только не отождествляются, но в некоторых случаях даже противопоставляются (см. подробный обзор подходов к исследованию публицистики на современном этапе [Каминский, 2007]). Опираясь на работы видного специалиста по теории журналистики Е.П. Прохорова [Прохоров, 1965, 1984], исследователи [Туленков, 2004; Козлович 2010] говорят о том, что информационную журналистику, т.н. журналистику факта, нельзя считать публицистикой, призванной «оказывать постоянное, глубокое, всестороннее влияние на общественное мнение» [Прохоров, 1965, с. 12].
Вот как определяют специфику публицистики основатели сайта гражданской журналистики Birdfish: «Обращаясь к публицистике, мы совершенно свободны в выборе формы, жанра и стиля. Мы ничем не ограничены в выборе темы. Единственная очень важная особенность публицистики – прямое обращение к обществу. Публицистом движет необходимость оценить событие, вещь, явление, слово, звук и т.д. – как значимое для современников. То есть публицист не говорит: посмотрите, вот это, вот то. Он говорит, что это, по его мнению, значит» (URL: http://birdfish.ru). Белорусский автор А. Козлович в цикле лекций «Восход и заход публициста» декларативно заявляет: «Публицистика, не ставящая перед собой миссионерских целей, таковой не является по сути… Факты и судьбы – аргументы публициста, который через них проводит свою идею. Он – принципиальный судья действительности, ему дано право произнести приговор» [Козлович, 2010].
Следовательно, термин «публицистика» на сегодняшний день применим только к т.н. качественной аналитической журналистике, журналистике мнения, журналистике, поднимающей и обсуждающей актуальные вопросы социальной действительности. Очевидно, что огромное количество материалов СМИ, как и самих изданий, теле- и радиоканалов, интернет-площадок (от собственно информационных, новостных СМИ до многочисленных таблоидов и таблоидоподобных медиа), по определению не попадает в разряд публицистики. Далеко не случайно М.Н. Кожина замечает: «Особого рассмотрения требует вопрос о стилевом статусе желтой прессы. Бесспорно, что эта явно периферийная, точнее, пограничная область публицистики (если считать ее таковой), скорее всего, представляет собой ее суррогат или стилевой гибрид» [Кожина, Салимовский, Дускаева, 2008, с. 167].
Н.А. Кузьмина, участвуя в круглом столе «Активные процессы в речевой практике СМИ», отмечает: «Современное медиапространство дифференцируется не по качественному критерию, а по сфере интересов читателей и по той политике, которую осуществляет руководство СМИ… В современном медиапространстве, на мой взгляд, зеркально отразилась ситуация советских времен. Идеологический диктат сменился диктатом развлекательности, который подчиняет себе даже информацию (скажем, новый феномен инфотейнмент – подача новостей в развлекательной форме)» [Медиадискурс и проблемы медиаобразования, 2011, с. 353].
Таким образом, номинация публицистический в современном терминоупотреблении абсолютно адекватна как наименование разновидности массмедиа (ср. членение стиля массовой коммуникации на информационный и публицистический в концепции Н.И. Клушиной и Т.С. Дроняевой [Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования, 2003]) и дискурса. Причем публицистический дискурс, в нашем понимании, а также понимании целого ряда исследователей [Каминский 2007; Кожемякин, 2010; Немец, 2010], состоит в отношениях пересечения с медиадискурсом, фокусируя исключительно публицистику как «открытую авторскую речь, обращенную к читателю и до предела насыщенную социальной информацией» [Кайда, 2008, с. 58]. Данные отношения описаны в диссертационном исследовании А.И. Белоусовой: «Масс-медийный дискурс объединяет тексты только средств массовой информации, в то время как публицистический дискурс включает не только тексты СМИ, но и публичные политические выступления, деятельность партий и общественных объединений… Разновидностью публицистического дискурса выступает газетно-публицистический дискурс, который является частью и масс-медийного дискурса» [Белоусова, 2011, с. 13].
При этом необходимо признать, что наша позиция по данному вопросу весьма дискуссионна. Многие исследователи по традиции ставят знак равенства между понятиями публицистического дискурса и дискурса СМИ или не разграничивают их [Чернышова, 2003, 2005; Бриченкова, 2007]. В некоторых штудиях звучит противоположное мнение о необходимости расширительного понимания публицистического.
Например, в работе К.В. Тулуповой «Современные тенденции функционирования публицистического текста: дискурсивный аспект»: «Если под журналистикой подразумевается особый вид профессиональной деятельности лиц, связанных с получением, обработкой и передачей информации, то публицистику следует рассматривать как вид творческой деятельности, связанной с активным воздействием на аудиторию по каналам СМИ. Именно поэтому следует говорить о существовании публицистических текстов, а не журналистских… Можно сказать определенно: представление о публицистическом тексте как о тексте, отличающемся специфическими приемами реализации авторской позиции, особым слогом, развернутой аргументацией, устарело» [Тулупова, 2008, с. 11].
Однако далее автор естественным образом выходит на понятие медиатекста: «Диалог автора и аудитории с помощью публицистического текста протекает в рамках массовой коммуникации, то есть через СМИ или медиа... Для обозначения такого рода текстов используется термин «медиатекст». Определяющим признаком отнесения какого-либо текста к медиатекстам является его трансляция по каналам массовой информации с целью воздействия на массовое сознание» [Там же, с. 13]. Кроме того, активно используется также термин медиадискурс [Тулупова, 2007], который, по нашему мнению, более, нежели термин публицистический, соответствует объекту номинации.
В то же время некоторые исследователи, признавая «несовременность» «давней традиции приравнивать язык СМИ к языку публицистики, рассматривая его в качестве одного из пяти функциональных стилей», парадоксально запутывают ситуацию идеями полистилистического статуса медиатекстов: «По своему функционально-стилевому происхождению этот речевой массив чрезвычайно разнообразен» [Лисицкая, 2010, с. 33].
Итак, обобщим наши взгляды по поводу соответствующего современному состоянию медиасферы языка ее научного лингвистического описания.
Понятие публицистический по отношению к определению функционального стиля в языке описания текстов СМИ существует в настоящее время в равноправном синонимическом ряду с понятиями стиля СМИ (СМК) или медийного (массмедийного) стиля. При этом как значительно изменившийся в последнее время объект исследования массмедийный стиль (именно так его называет в новых работах В.Г. Костомаров [Костомаров, 2005]) настоятельно требует комплексного научного описания с опорой на достижения отечественной функциональной стилистики, в частности – Пермской стилистической школы.
В дискурсивной матрице современной коммуникации существуют и публицистический, и медиадискус, при этом понятие публицистический дискурс целесообразно коррелировать с обозначением формации собственно публицистических текстов как медийной, так и немедийной / синкретичной природы (литература нонфикшн, политическая риторика и т.п.).
Публицистический и медийный дискурсы находятся между собой в отношениях пересечения, причем весьма значительная гипотетическая область взаимоналожения этих дискурсов может интерпретироваться в открытой системе дискурсообразования как публицистический медиадискурс (наряду с рекламным, таблоидным и т.д. медиадискурсами).
|