УДК 94 (571.1)(=512.37)«1940»:314.7.045 + 94 (571.1)(=112.2)«1940» :314.7.045
Иванов А.С.
Ivanov A.S.
ПРИНУДИТЕЛЬНЫЕ МИГРАЦИИ НА СЕВЕР ЗАПАДНОЙ СИБИРИ (1940-е гг.)
FORCED MIGRATIONS TO THE NORTH OF WESTERN SIBERIA (IN 1940s)
В статье исследуются особенности депортаций военных лет на территорию Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого округов. Автор приходит к выводу о том, что типологически первичная и вторичная репрессии в отношении калмыцкого народа 1944 г. сходны с депортацией немецкого населения 1941–1942 гг.
The article examines the features of deportations of the war years to the territory of the Khanty-Mansi and Yamalo-Nenets Okrug. The author comes to the conclusion that typologically primary and secondary repressions of Kalmyk people in 1944 were similar to the deportation of the German population in 1941–1942.
Ключевые слова: депортация, спецпереселенцы, репрессии, немцы, калмыки.
Key words: deportation, spetspereselentsy (special immigrants), repression, Germans, Kalmyks.
Депортации (принудительные миграции) на Север Западной Сибири принимали форму вторичных компенсаторных репрессий. В данной статье на примере двух принудительных миграций военных лет предпринята попытка выявить особенности подобного рода акций.
Компенсаторные репрессии – это принудительные миграции, имеющие целью форсированное замещение трудоспособного населения на тех территориях, где в силу действия экстраординарных факторов (в данном случае войны) возникал острейший дефицит трудовых ресурсов. Исследуемые нами репрессии являются вторичными, так как подвергнутые им народы (немцы, калмыки и др.) в момент их проведения уже были подвергнуты базовой (первичной) форме репрессии (депортация, режим спецпоселения) [13, с. 134–135].
При первичных репрессиях (в 1941 и январе 1944 г.) сопровождением депотрантов занималось НКВД, а расселение и хозяйственное устройство возлагалось на советские и партийные органы [1, с. 54–55; 14, с. 97–98]. В районах вселения создавались областные и районные тройки по приему и расселению спецпереселенцев. В состав этих «троек» вошли представители исполкомов, НКВД и ВКП(б) [11, л. 30]. На станциях спецпереселенцев должны были встречать представители организаций (колхозов, совхозов и др.), которым они предназначались. По завершении этой работы районная «тройка» распределяла весь контингент в соответствии с полученным планом расселения [14, с. 100].
В 1942 г. в ходе проведения вторичной репрессии на территорию Северо-Западной Сибири было завезено 13 513 человек (в Ханты-Мансийский округ – 6 924; Ямало-Ненецкий – 6 589 спецпереселенцев) [9, л. 116]. Национальный состав депортированных был пестрым, на Север в навигацию 1942 г. прибыли: немцы, финны, русские, украинцы, молдаване, румыны и др. [10, л. 45–54 об.].
30 апреля 1944 г. было санкционировано вторичное переселение калмыков. Расселение вторично переселенных было произведено в трех северных округах, в системе трех рыбопромышленных трестов: Тобольского – 1 879 [5, л. 4]; Ханты-Мансийского – 5 999 [8, л. 1]; Ямало-Ненецкого – 1 467 человек [6, л. 161].
При вторичном переселении, которое проводилось в 1942 и 1944 гг. на территорию северных округов, сопровождением спецпереселенцев до мест поселений занимался по прежнему НКВД, но советские и партийные организации в местах нового поселения были фактически оттеснены на второй план от процесса хозяйственно-трудового устройства депортированных.
На наш взгляд, произошло это потому, что в соответствии с совместным постановлением СНК и ЦК ВКП(б) от 06.01.1942 г. № 19 «О развитии рыбных промыслов в бассейнах рек Сибири и на Дальнем востоке» [15, с. 110–112] спецпереселенцы были переданы предприятиям рыбной промышленности.
Механизм вторичной компенсаторной репрессии особенно ясно виден на примере переселения калмыков на территорию северных округов Омской области. Главной особенностью, которая отличала переселение на территорию Северо-Западной Сибири от принудительной миграции на юг Омской области, было то, что ответственность в соответствии с постановлением 30 апреля 1944 г. лежала в первую очередь на представителях рыбопромышленных трестов (Ханты-Мансийского, Ямало-Ненецкого и Тобольского) [12, л. 142]. Представители трестов осуществляли предварительный отбор спецпереселенцев, под их контролем производились все мероприятия по приему, расселению и распределению по объектам работы. Поэтому не было необходимости в создании окружных и районных троек по приему и расселению спецпереселенцев.
Директора предприятий в отношении прибывших в результате осуществления вторичной компенсаторной репрессии спецпереселенцев руководствовались «указаниями» управляющего Омгосрыбтрестом (в 1943 г. был разделен на Тобольский, Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий рыбопромышленные тресты) Богданова. Эти «указания» гласили: «…весь контингент, завезенный Вам в порядке переселения, поступает в полное распоряжение завода (комбината) и должен быть использован в первую очередь на лове и, во вторую очередь, на всех остальных работах, связанных с рыбной промышленностью, в основном на обработке рыбы. Учтите, что вся ответственность за завезенных Вам людей ложится полностью на Вас персонально, как директора завода… без Вашего разрешения ни один из работников, прибывших в порядке переселения, не должен переводиться и использоваться в другом месте. Переводы и перемещения указанных работников должны производиться только с Вашего разрешения с одновременной отметкой в личном деле. Перевод из района в район допускается только с моего (управляющего треста – А.И.) разрешения или разрешения моего заместителя… В тех случаях, когда потребности завода в рабсиле полностью обеспечены, допускается временная передача переселенцев в рыболовецкие колхозы и сельхозартели (рыболовецкие бригады), причем если контингент переселяемых по каким бы то ни было причинам не может быть использован в колхозах на лову, следует произвести замену, снимая работников, занятых на подсобных работах и в сельхозяйстве из основных жителей данного колхоза, переводя их на добычу, и используя переселяемых на вспомогательных и c/х работах» [9, л. 110].
Обращает на себя внимание отсутствие в документе упоминаний о правах отдела спецпоселений УНКВД в пунктах, которые касаются перемещения «спецконтингента» и обязательств перед спецпереселенцами со стороны руководства предприятий треста.
«Указания» руководства треста о передаче в «полное распоряжение» спецпереселенцев породили многочисленные «недоразумения». Например: директор рыбозавода в Кондинском районе по своему усмотрению уволил спецпереселенцев [16, с. 157]; на предприятиях Тобольского треста директора отказывались использовать калмыков на производстве из-за их низкой квалификации [4, л. 22]; на Сургутской консервной фабрике калмыки в коллективной жалобе обвиняли директора фабрики в насилии по отношению к ним [7, л. 16–16 об.].
Неопределенность статуса порождала неравенство. Не случайно Ю.С. Болдырев, трудившийся в годы войны на консервном комбинате в г. Салехарде, вспоминал, что «все вольнонаемные работники, кроме двухсотпроцентной оплаты по ставке или за выполненную работу, получали еще и различные надбавки, которые предусматривались соответствующим положением и оговаривались договором. Что же касается нас, калмыков, то мы не были завезенными по договору. И никаких процентов и надбавок нам не платили… Вот и получалось, что за одинаковый труд калмыки получали гораздо меньшую плату» [2, с. 183].
Вопрос трудовой дискриминации требует дополнительного изучения, однако необходимо отметить, что на юге области, куда калмыки попали в результате проведения первичной репрессии, они вступали в колхозы и совхозы на общих основаниях [3, л. 82].
Главной особенностью, которая отличала переселение в северные округа от принудительной миграции на юг Омской области, стало возложение ответственности в первую очередь на представителей рыбопромышленных трестов (Ханты-Мансийского, Ямало-Ненецкого и Тобольского). Тройки по приему и расселению спецпереселенцев не создавались, а на областное управление НКВД возлагались «подъем спецпереселенцев в установленные сроки к местам концентрации и их сопровождение к местам вселения» [12, л. 142].
Таким образом, дисперсное расселение в иноэтничной среде с установлением административного режима спецпоселения было достигнуто уже в ходе первичной (базовой) репрессии. При этом в политике государства по отношению к депортированным на Север мы видим сочетание двух видов репрессий, которые различаются целями переселения. При первичном переселении целью было наказание за пособничество врагу, и местные власти (в формате «троек») решали вопросы, связанные с приемом и расселением депортированных, а трудоустройство спецпереселенцев отходило на второй план, хотя заинтересованность местных хозяйственных организаций в рабочей силе была велика.
При переселении же в северные районы области имеем дело с классической вторичной компенсаторной репрессией. В этом случае репрессивная составляющая находится в подчиненном положении по отношению к экономической целесообразности и на первый план выступает хозяйственное освоение территории, поэтому ведущую роль в планировании, организации приема и расселения спецпереселенцев играют производственные организации (госрыбтресты). Механизм проведения этой акции показывает, что важнейшей составляющей политики по отношению к калмыцкому населению являлось приложение труда в определенных государством отраслях хозяйства.
Типологически первичная и вторичная репрессии в отношении калмыцкого народа (1944 г.) сходны с депортацией немецкого населения на территорию Омской области в 1941 г. и его вторичным переселением на север Омской области в 1942 г. Однако при типологической сходности репрессий 1941–1942 гг. и 1944 г. депортация калмыков являлась более «совершенной» акцией в плане функционирования репрессивного механизма, что выразилось в следующем:
1) статусная неопределенность касалась в основном «внутринациональных» групп (коммунистов, комсомольцев, сотрудников НКВД – НКГБ), а не всего калмыцкого населения;
2) в ходе вторичного переселения на Север в 1944 г. рыбопромышленные организации не проводили завоза домов для спецпереселенцев с территории юга области или из-за ее пределов, и строительство домов быловозложено на стройконторы рыбтрестов по месту поселения;
3) местная администрация не предпринимала попыток строительства отдельных поселков для спецпереселенцев, калмыки по плану расселялись среди «правового» населения.
Литература
Белковец Л. П. Административно-правовое положение российских немцев на спецпоселении 1941–1955 гг.: историко-правовое исследование. Новосибирск : Изд-во СО РАН, 2003. 324 с.
Болдырев Ю. С. Добрые люди не забываются // Годаев П.О. Боль памяти. Элиста : АПП Джангар, 1999. С. 183–188.
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 9479. Оп. 1. Д. 177.
Государственный архив социально-политической истории Тюменской области (ГАСПИТО). Ф. 124. Оп. 4. Д. 233.
Государственный архив Тюменской области (ГАТО). Ф. 1821. Оп. 1. Д. 31.
ГАТО. Ф. 1787. Оп. 1. Д. 4а.
Государственный архив Ханты-Мансийского автономного округа (ГАХМАО). Ф. 118. Оп. 1. Д. 259.
ГАХМАО. Ф. 118. Оп. 1. Д. 262.
ГАХМАО. Ф. 118. Оп. 2. Д. 10.
ГАХМАО. Ф. 118. Оп. 2. Д. 11.
Исторический архив Омской области (ИсАОО). Ф. 437. Оп 21. Д. 131.
ИсАОО. Ф. 437. Оп. 21. Д. 144.
Красильников С. А. Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. М. : РОССПЭН, 2003. 288 с.
Сарнова В. В. Принудительные миграции населения СССР в Западную Сибирь в период Второй мировой войны :дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. Новосибирск, 2005. 288 c.
Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1939–1945 гг. Новосибирск : ЭКОР, 1996. 311 с.
Ссылка калмыков: как это было : сб. док-в и мат-лов. Т. I. Кн. 1. Элиста : Калм. кн. изд-во, 1993. 264 с.
УДК 371(571.12)«1945-1966»
Кирилюк Д.В.
Kirilyuk D.V.
СИСТЕМНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ШКОЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
НА ТЮМЕНСКОМ СЕВЕРЕ В 1945–1966 гг.
SYSTEMIC PROBLEMS OF SECONDARY EDUCATION
IN THE TYUMEN NORTH IN 1945–1966
В данной статье предпринята попытка проанализировать общие закономерности и тенденции в развитии школ на Тюменском Севере в сложные послевоенные десятилетия. Автор пытается разобраться, почему в те годы школы региона испытывали хронические трудности с обеспечением их современными зданиями, мебелью, оборудованием и т.д. Не менее серьезным вопросом было то, почему в местных школах не хватало квалифицированных учителей, вследствие чего тяжело решалась проблема неграмотности жителей национальных округов. По версии исследователя, причины этих трудностей крылись в особенностях хозяйственного развития советской провинции.
This article attempts to analyze the general regularities and tendencies in the development of secondary education in the Tyumen North during the difficult post-war decades. The author tries to reveal why regional schools had chronic problems with providing modern buildings, furniture and equipment, etc. The question of why there were no qualified teachers in local schools is none the less severe, thus the problem of the national districts residents illiteracy was solved with difficulty. According to the researcher, the reasons for these problems were due to the economic development of the Soviet province.
Ключевые слова: общеобразовательная школа, шефская помощь, школьные помещения, жилищно-бытовые условия учителей, неграмотность и малограмотность населения.
Key words: secondary school, patronage, classrooms, domestic conditions of teachers, illiteracy and semi-illiteracy of the population.
Первые послевоенные десятилетия во многих отношениях были сложнейшим периодом в истории советского государства. Территория Тюменского Севера в рассматриваемое время находилась на периферии основных политических и социально-экономических процессов, происходивших в государстве. Однако Великая Отечественная война 1941–1945 гг. в меньшей степени затронула регион, что позволяло предположить, что послевоенное развитие этих территорий будет лишено многих трудностей восстановительного периода в европейской части страны.
На практике все оказалось сложнее. Во-первых, целый пласт трудностей развития школ Обского Севера в рассматриваемое время был связан с недостаточностью государственного финансирования. Централизованный характер распределения государственных средств, отсутствие у регионов финансовой самостоятельности привели к тому, что школы края в значительной степени были зависимы от скудных государственных поступлений центра. Высшее же руководство Советского Союза, увлеченное решением гораздо более значимых хозяйственных задач, не могло и не имело оснований, по большому счету, желать вкладывать большие деньги в систему образования столь удаленной территории.
Нельзя не сказать и о том, что сам Обской Север также не имел в 1945–1966 гг. внутренних резервов для социально-экономического прогресса. Первоначальные источники богатства Сибири в виде пушнины и рыбы уже не приносили прежних доходов. Сельское хозяйство Югры и Ямала, в силу природно-климатического фактора было обречено на бедственное, дотационное существование. Местная промышленность была представлена в основном лесообработкой, рыбопереработкой и имела недостаточно собственных финансовых средств для того, чтобы стать «локомотивом роста» экономики региона.
Это проявлялось в их слабой шефской помощи общеобразовательным учреждениям. В начале 1960-х гг., среди таковых назывались Саранпаульский и Ванзеватский совхозы Березовского района, Сургутский рыбокомбинат и другие [4, л. 14]. Не случайно заместитель председателя Нижневартовского райисполкома Владимир Салмин в своих воспоминаниях отмечает, что такие организации, как Нижневартовский коопзверопромхоз, Охтеурский госпромхоз и Нижневартовский рыбозавод «по своей сущности, структуре и бесперспективности … изначально не могли существенно влиять на текущее и перспективное развитие поселков. Бюджетных денег еле хватало на зарплату и текущее содержание объектов соцкультбыта» [15, с. 10]. Большие претензии к работе шефов были отмечены даже в конце рассматриваемого периода и на Ямале [10, л. 30].
Главным следствием этого была повсеместная материально-техническая бедность общеобразовательных учреждений края на протяжении большей части рассматриваемого периода. Подавляющее большинство школьных зданий были построены из дерева. Их планируемый срок эксплуатации не превышал десяти лет. Из-за сложных природных условий эти здания достаточно быстро изнашивались и впоследствии требовали капитального ремонта. Ситуация не менялась многие десятилетия, вплоть до конца рассматриваемого периода. Так, в 1958 г. на Ямале из 87 школьных помещений Ямала 11 находились в аварийном состоянии [9, л. 5]. Даже в окружной столице – г. Салехарде – из восьми школьных зданий лишь три, по мнению проверяющих, находились в удовлетворительном состоянии [9, л. 2]. О необходимости предпринять решительные меры по укреплению материальной базы школ говорилось на Ямале и в 1964 г. [11, л. 2].
Не менее тревожным выглядело положение дел в общеобразовательных учреждениях Ханты-Мансийского национального округа. Целый ряд школ региона в 1945–1966 гг. имел проблемы, связанные с несовершенством, несоответствием времени своей материально-технической базы. Особенно это касалось сельских и национальных школ края. Подобные трудности во второй половине 1940-х – 1950-е гг. можно было объяснить последствиями военного времени, но бедность школ региона была заметна и в последующие годы. Так, в 1961 г. во время проверки Варьеганской начальной школы было установлено, что «Школа временно расположена в здании интерната, где находятся три спальных комнаты (две комнаты девочек и одна комната мальчиков), три классных, кухня, столовая и две кладовые» [1, л. 89]. Проведенная в следующем году проверка Юганской начальной школы показала следующее: «Материальная база школы крайне бедна: здание школы требует капитального ремонта» [2, л. 1]. Новые преобразования центральных властей еще больше усугубляли материально-техническое положение местных школ. Ярким подтверждением данного тезиса были слова бывшего директора Сургутской средней школы В.П. Бирюкова: «В те годы проходила очередная реформа школьного дела. И наша школа была преобразована в одиннадцатилетнюю среднюю с производственным обучением. А базы – никакой» [13, с. 85].
Кроме того, в конце 1950-х – первой половине 1960-х гг. значительная часть общеобразовательных учреждений региона не имела в достаточном количестве не только технических средств производственного обучения, но даже мягкого и жесткого инвентаря. Акты проверок школ инспекторами отделов народного образования Ханты-Мансийского округа свидетельствуют о бедственном положении отдельных школ в этом вопросе. Дело состояло и в том, что, например, многие заявки школ Югры и Ямала на новый мягкий и жесткий инвентарь удовлетворялись не полностью и с большим опозданием [3, л. 3].
Более того, из-за слабого развития экономики региона, отсутствия постоянного транспортного сообщения даже с югом Тюменской области, в край было достаточно трудно добраться квалифицированным специалистам. Однако даже в тех случаях, когда учитель все же добирался до Ханты-Мансийского или Ямало-Ненецкого округов, он чаще всего был обречен на постоянный дискомфорт в быту. Почти неразрешимой проблемой было обеспечение многих педагогов сколько-нибудь приемлемым жильем. И это неудивительно, ведь даже многие первооткрыватели сибирской нефти в начале 1960-х гг. жили в «холодных, тесных, темных балках», которых тоже не хватало [14, с. 297].
Общий жилфонд региона был представлен, естественно, деревянными, малоэтажными строениями с низким уровнем комфортности. Эти дома из-за суровых климатических условий требовали постоянного ремонта. Огромной проблемой было также их регулярное освещение и отопление. Впоследствии размеры жилфонда возросли за счет жилья, организованного первыми геологами, нефтяниками и газовиками. Проблема в том, что оно носило в рассматриваемый период, ярко выраженный временный характер. В начале 1960-х гг. появились и так называемые вагон-дома, где жилое пространство было также небольшим, что не позволяло жителям Тюменского Севера иметь достаточное личное пространство. В каждом таком доме ютилось одновременно 4 холостяка или семья [12].
На Ямале в первые послевоенные годы окружной отдел народного образования тоже признавал, что квартиры учителей находились в очень плохом состоянии и имели слишком малую жилую площадь [7, л. 5]. Порой в данном вопросе в крае «всплывали» совершенно нетерпимые факты. Например, в Тазовском районе в 1946 г. учительница-орденоноска, тов. Волохова с пятью детьми была поселена в небольшую и сырую комнату нежилого барака [8, л. 34].
Документы свидетельствуют, что эта проблема так и не была решена в рассматриваемый период. Например, в 1950 г. на уровне руководства Тюменского областного отдела народного образования отмечалось, что учителя Тазовского, Красноселькупского, Приуральского районов и даже г. Салехарда квартирами обеспечены плохо [6, л. 3]. В 1958 г. руководство школьным образованием края отмечало, что в Шурышкарском районе 48 семей учителей жили на частных квартирах, причем чаще всего, вместе с хозяевами [9, л. 7], что создавало серьезные бытовые неудобства. Более того, на оплату за эти квартиры местный районный отдел народного образования ежегодно расходовал 100 тыс. рублей [9, л. 7], что было финансово невыгодно. В 1964 г. в качестве первопричины плохой работы педагогов края Ямало-Ненецким окроно вновь назывались их неудовлетворительные жилищно-бытовые условия [10, л. 6].
В дополнение к сказанному необходимо отметить, что имеющееся жилье часто не соответствовало элементарным тепловым и световым нормам. Поскольку это были дома из дерева, не имевшие центрального отопления, актуальным был вопрос их отопления. Но и здесь во второй половине 1940-х гг. решить проблему не удалось. Например, в 1945 г. школьный инспектор отметил, что «дровами учителя обеспечиваются с перебоями. Кроме того, в крае не соблюдались нормы выдачи учителям керосина, в результате чего его получали редко и в малом количестве [7, л. 5].
В то же время одними жилищными трудностями проблема привлечения квалифицированных учителей для школ национальных округов не ограничивалась. Приезжавшие на Обской Север педагоги были вынуждены значительную часть времени тратить на поиск порой самых простых товаров. Подчас они находились в бедственном положении, не имея даже самых необходимых предметов одежды [7; л. 5]. Повсеместными были жалобы отдельных учителей и даже союзов учителей Ямала промышленными и продовольственными товарами. Например, в 1946 г. такая жалоба поступила от Союза учителей Шурышкарского района. Но эти жалобы разбирались часто формально и решения по ним если и принимались, то проверка их исполнения не проводилась [8, л. 47]. Все это позволяет нам говорить о серьезных проблемах социально-экономического развития национальных округов.
В подобных условиях вряд ли можно было всерьез рассчитывать на то, что местные власти будут решать жилищные условия учителей региона в первоочередном порядке. Данные проблемы фактически могли быть решены только после общего изменения хозяйственной ситуации на Обском Севере. Не случайно именно открытие западносибирских нефтегазовых месторождений в 1960-е гг. привело к большому прогрессу в развитии школ региона и в первую очередь непосредственно в районах нефтегазодобычи. У местных властей появилось гораздо больше финансово-материальных возможностей для решения жилищно-бытовых проблем учителей края.
Второй большой проблемой было общее состояние грамотности на Тюменском Севере. Несмотря на то, что всеобщее начальное образование в СССР было введено еще в 1930-е гг., в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком округах в послевоенные годы продолжали проживать сотни людей, не имевших элементарного образования. Даже в 1963 г. (только по официальным данных), в Ханты-Мансийском национальном округе числилось 554 неграмотных, в том числе 321 чел. из числа коренных народностей и 823 малограмотных, из них коренных национальностей насчитывалось 446 чел. [5, л. 75].
Для их обучения создавались передвижные школы, комиссии по ликвидации неграмотности при сельских Советах и на предприятиях. Уже летом 1963 г. в районе функционировали 3 передвижных школы, в которых было обучено 89 чел. из числа неграмотного и малограмотного населения [3, л. 71]. Кроме того, с целью улучшения сложившегося положения в 1964 г. в округе было занято обучением неграмотных 202 так называемых «ликвидатора», среди которых было 144 учителя. В 1965 г. ввиду резкого уменьшения количества неграмотного и малограмотного населения деятельность ликвидаторов была прекращена, а их функции перешли к школьному учительству. Всего с 1963 по 1965 гг. было обучено 919 неграмотных, среди которых в 1963 г. насчитывалось 400 чел., в 1964 г. – 468, в 1965 г. – 51 чел., т.е. все, кто числился в 1965 г. в списках окружного отдела народного образования в графе «неграмотные» [3, л. 71].
Хуже обстояло дело в Ямало-Ненецком национальном округе. Здесь обучение неграмотных и малограмотных, судя по имеющимся у нас документам, проходило во многом бессистемно, вечерние школы обучали считанные десятки работающей молодежи. Это в 1964 г. позволило местным органам школьного управления утверждать, что состояние вечернего и заочного обучения молодежи не отвечало требованиям времени и в целом оставалось неудовлетворительным [10, л. 36].
Таким образом, следует отметить, что в 1945–1966 гг. общеобразовательные школы Тюменского Севера во многом оказались заложниками хозяйственной отсталости региона. Отсутствие регулярного автомобильного и железнодорожного сообщения юга области с национальными округами делали местную систему школьного образования во многом изолированной, не позволяя порой найти решение самых насущных проблем. Ко всему прочему, суровые климатические условия жизни в Югре и на Ямале не облегчали развитие школ края. В результате этого системными проблемами для общеобразовательных учреждений огромного региона стала материально-техническая бедность. Не хватало ни современных школьных зданий, где учителя и ученики могли бы заниматься без вреда для собственного здоровья, ни школьной мебели, ни самих учителей, которые могли бы квалифицированно вести занятия.
Ко всему вышесказанному добавлялись и общие трудности социально-экономического развития Советского Союза, которые принимали в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком национальных округах гипертрофированное выражение. Чрезвычайно сложно было приобрести в крае товары широкого народного потребления, получить элементарные услуги, например, по освещению и отоплению собственных домов, приобретению и пошиву одежды и т.д. В подобных условиях Тюменский Север не мог быть привлекательным местом для жизни и работы высококвалифицированных специалистов – учителей. Именно этим объясняется тот факт, что в регионе, вплоть до середины 1960-х гг. так и не был разрешен вопрос с обучением неграмотного и малограмотного населения. В Югре успехи в борьбе с неграмотностью были достигнуты лишь в середине 1960-х гг., тогда как на Ямале – еще позднее.
|
